Элизабет Джордж - Женщина в красном
— А на скалолазном снаряжении что?
— Единственные приличные следы на изоляционной ленте. Но они принадлежат Санто Керну.
— Чёрт! — выругалась Би.
— Есть хорошие чёткие отпечатки на багажнике машины. Свежие. Не знаю, правда, чем это вам поможет.
«Да где там», — подумала Би.
В городе кто угодно мог, проходя мимо, прикоснуться к багажнику. Она возьмёт отпечатки пальцев у всех, кто недавно контактировал с Санто Керном, но дело в том, что если эти люди и оставили следы на автомобиле юноши, то это ничего не доказывает. Би испытывала разочарование.
— Дайте знать, если ещё что-то обнаружите, — велела она Дюку Кларенсу Уошо. — Может, в машине найдётся что-то, что нам пригодится.
— Мы обнаружили несколько волосков в скалолазном снаряжении.
— Сохраните их, мистер Уошо.
— Можете называть меня Дюк Кларенс, — напомнил он.
— А, да, — сказала Би. — Я забыла.
Они закончили беседу. Инспектор уселась за стол и глянула на констебля Макналти. Тот пытался набрать в компьютере свои записи. Би поняла, что Макналти не умеет печатать. Вытянув указательный палец, он напряжённо разыскивал каждую букву. Би почувствовала, что если посмотрит на него ещё с полминуты, то завопит. Поэтому поднялась и направилась к дверям.
Сержант Коллинз чуть не столкнулся с ней на пороге.
— Внизу телефон, — сообщил он.
— Слава богу, — произнесла Би с чувством. — Где они?
— Кто?
— БТ.
— «Телеком»? Они ещё не приехали.
— Тогда что…
— Телефон. Вас просят к телефону, который стоит внизу. Там офицер из…
— Мидлмора, — закончила Би его фразу. — Мой бывший муж. Заместитель главного констебля, мистер Ханнафорд. Я не стану с ним общаться. Мне нужно поразмыслить.
Рэй, решила Би, сначала звонил ей на мобильник, а теперь пытается добраться до неё по стационарному телефону.
— Передай ему, что я уехала по неотложному делу. Пусть свяжется со мной завтра. Или вечером звонит домой.
«Хватит с него и этого», — подумала Би.
— Там не Ханнафорд, — возразил Коллинз. — Этот человек назвал себя сэром Дэвидом.
— Да что такое нынче с людьми? — возмутилась Би. — Я только что говорила по телефону с неким Дюком Кларенсом, а теперь ещё и сэр Дэвид?
— Хильер. Он назвал себя сэром Дэвидом Хильером, помощником комиссара Лондонской полиции.
— Скотленд-Ярд, — заключила Би. — Только этого мне недоставало.
Селеван Пенрул глянул на часы: пора ему и в «Солтхаус» — пропустить стаканчик виски «16 горцев из Тейна»[24]. Сегодня он это заслужил.
В течение одного дня иметь дело с упрямством внучки, а потом с истерикой её матери — да это любого выведет из себя. Неудивительно, что Дэвид отправил семейство в Родезию. Он-то решил, что жара, холера, туберкулёз, змеи и мухи цеце приведут их в чувство. Но не тут-то было, если судить по поведению Тэмми и голосу Салли Джой.
— Тэмми хорошо ест? — допытывалась она из африканских глубин.
Нормальная телефонная связь была там сродни внезапному превращению кошки в двухголового льва.
— Тэмми молится, отец Пенрул?
— Она…
— Вес набрала? Сколько времени стоит на коленях? А Библия? Тэмми читает Библию?
«Ах ты, едрен-батон!» — мысленно выругался Селеван. От Салли Джой у него голова шла кругом.
— Я же пообещал, что присмотрю за девчонкой. Этим и занимаюсь. Что ещё?
— Конечно, я надоедливая. Вы даже не представляете, что такое иметь дочь.
— Я вырастил дочь. И четырёх сыновей, если тебе интересно.
— Знаю. Я знаю. Но в случае с Тэмми…
— Смотри сама: либо ты оставляешь её мне, либо я отправляю её обратно.
Это подействовало. Вернуть дочь в Африку — последнее, чего бы хотели Салли Джой и Дэвид.
— Ну хорошо, я понимаю: вы делаете всё, что можете.
«И получше, чем ты», — подумал Селеван. Но это было прежде, чем он застал внучку на коленях. Она соорудила некий предмет, который Селеван именовал молитвенной скамьёй. Внучка назвала предмет как-то иначе, Селеван не запомнил. Сначала он подумал, что Тэмми будет вешать на спинку этой скамьи свою одежду, как делают джентльмены в отелях. Но когда после завтрака он отправился искать Тэмми, чтобы отвезти на работу, то обнаружил, что внучка стоит перед скамьёй на коленях, а перед ней — раскрытая книга, которую Тэмми внимательно читает. Книгу Селеван заметил не сразу, сначала он решил, что девчонка снова перебирает свои дурацкие чётки, несмотря на то что он уже отобрал у неё пару таких бус.
— Хватит заниматься всякой ерундой, — сказал Селеван, кладя руки внучке на плечи.
И только тогда увидел на скамье книгу. Это была даже не Библия, хотя какая разница! Тэмми увлечённо читала писание какой-то святой.
— Это житие святой Терезы Авильской[25], дедушка, — сообщила Тэмми. — Просто философия.
— Если написано какой-то святошей, то это религиозная муть, — заявил Селеван и схватил книгу. — Не забивай голову всякой ерундой.
— Это несправедливо! — воскликнула внучка со слезами на глазах.
В Кэсвелин они ехали молча. Тэмми сидела отвернувшись, Селеван видел лишь изгиб её упрямого маленького подбородка и тусклые волосы. Внучка шмыгала носом. Селеван догадался, что она плачет, и почувствовал… Он и сам не знал, что почувствовал. И про себя отругал её родителей за то, что прислали к нему внучку. Он ведь пытался помочь девчонке, вправить ей мозги, если они у неё ещё остались, хотел внушить ей, что нужно проживать свою жизнь, а не растрачивать её попусту, читая о деяниях святых и грешников.
И тут Селеван ощутил раздражение. С непослушанием он мог справиться. Мог накричать, проявить жёсткость. Но слёзы…
— Это всё лесбиянки, девочка. Понимаешь?
— Не будь дураком, — пропищала Тэмми тоненьким голосом и заплакала громче.
Селевану вспомнилась Нэн, его дочь. Они находились в машине, и Нэн сидела вот так же, глядя в сторону.
«Это же Эксетер, — убеждала она. — Это просто клуб, папа».
«Я не позволю тебе этой глупости, — ответил Селеван, — пока ты живёшь под моей крышей. Так что утри глаза, не то почувствуешь мою руку, а она не станет с тобой церемониться».
Нужно ли было проявлять такую строгость с дочкой, когда всё, чего она хотела, — это встречаться с друзьями? Но он вёл себя именно так. По его понятиям, что такое друзья и клубы? С этого всё обычно и начинается, а кончается позором.
Сейчас подобные развлечения казались Селевану невинными. О чём он думал, запрещая Нэн несколько часов удовольствия? Может, это потому, что в её возрасте у него самого никаких удовольствий не было?
