Маша Царева - Девушки, согласные на все
– «Мисс Вселенная» снимается в порнушке? – Похоже, эта информация произвела на Эмму сильнейшее впечатление.
– А что в этом такого? – делано удивился он. – На подиуме ведь много не заработаешь. В России платят максимум сто долларов за показ, а на Запад не так просто пробиться. А здесь и деньги, и связи, и перспектива. Многие модельки у меня подрабатывают, даже те, которые считаются вполне успешными, – вдохновенно врал Филипп. – Дарья вот, например, недавно вернулась из Голливуда. Ее пригласила на кастинг студия «Орфей», возможно, она сыграет очередную девушку Джеймса Бонда.
Это была беспроигрышная тактика. Филипп знал: главное – непринужденно жонглировать незнакомыми ей, но заманчиво звучащими терминами – кастинг, студия… И девочка готова!
Чтобы окончательно добить ее, Филипп ленивой походкой направился к телефонному аппарату.
– Знаешь, барышня моя, – сказал он, взглянув на часы. – Ты пока подумай, а я все-таки Дарье позвоню. Чтобы убедиться, что она в Москве. Да ты не волнуйся, это ничего не значит. Я просто хочу поговорить с ней, чтобы подстраховаться.
Эмма нервно заерзала на диване.
– Не надо, – наконец сказала она, – не надо ей звонить. Я уже подумала и решила. Чем я хуже какой-то «Мисс Вселенной»? – Она самодовольно вскинула подбородок.
– Ничем, – поспешил успокоить ее Филипп, – на мой взгляд, даже лучше.
– Я все решила. Я буду сниматься в этом фильме… За триста долларов, – быстро добавила она.
– Вот и умница, – облегченно вздохнул Филипп и мысленно перекрестился. – Значит, прямо сейчас подпишем контракт.
– Контракт? – удивилась Эмма, но возражать не стала. Видимо, боялась не выдержать конкуренции с побывавшей в Голливуде, опытной и на все согласной «Мисс Вселенной».
Размноженные на ксероксе контракты Филипп также хранил в прикроватной тумбочке. Контракты эти выглядели солидно, были напечатаны на хорошей дорогой бумаге и изобиловали юридическими терминами. Естественно, они были липовыми. Любой нотариус хохотал бы над ними до слез, как над свежим анекдотом. Да и Эмма – будь она чуточку умнее и рассудительнее – непременно почувствовала бы неладное. О каких вообще контрактах может идти речь, если порнография нелегальна? Но Эмма ничего не заподозрила. Прикусив кончик ручки, она сделала вид, что внимательно вчитывается в текст, хотя Филипп мог поклясться, что она не понимает ни слова.
– Ладно, – наконец сказала она. – Теперь можно и подписать.
У нее был круглый детский почерк, почерк отличницы с первой парты. Филипп заглянул через плечо и увидел простую русскую фамилию, выведенную ее рукой: Сидорова.
«Эмма Сидорова. Звучит как пошлый анекдот, – подумал он. – Все-таки врет она насчет имени. Наверное, на самом деле она обыкновенная Таня или Оля». Впрочем, это было неважно. Главное то, что мышеловка наконец захлопнулась.
Изнасилование снимали в полуразвалившемся особняке на самой окраине Москвы. У Филиппа на примете было несколько безлюдных точек – потенциальных съемочных площадок, но этот дом подошел идеально. Трехэтажный, из светлого розового кирпича, с глубокими морщинами трещин и унылыми черными окнами – на фоне серого сумрачного неба он выглядел декорацией к фильму ужасов. Несколько месяцев назад дом этот признали аварийным, и немногочисленных жильцов расселили по новостройкам.
Снимали, само собой, ночью. Загримированная Эмма была похожа на порочного ангела. Ее золотистые мягкие волосы Филипп уложил с помощью крупных электробигудей, и теперь они гладкими волнами спускались на плечи. На бледном лице цвел легкий персиковый румянец – такой бывает только у совсем юных девушек; длинные ресницы отбрасывали тени на щеки; на губах был только прозрачный блеск – казалось, что Эмма их только что облизала.
– Ангел, а не ребенок, – пошутил Филипп, закончив ее гримировать.
Эмма ничего не ответила – она явно нервничала, хотя и пыталась мужественно это скрыть. «Как бы она не распсиховалась по поводу трех мужиков», – волновался, в свою очередь, Филипп.
Актеры, вопреки его ожиданиям, прибыли вовремя. С одним из них, сорокалетним Ренатом – смуглым угрюмым мужчиной с импозантной сединой, он работал давно. Рената никак нельзя было назвать красивым – лицо, сплошь изрытое кратерами оспинок, чересчур тонкие губы. Но он был неутомим, как герой Камасутры, и ему, в отличие от многих других, не приходилось привязывать к талии резиновый фаллоимитатор. Он никогда не пользовался специальными возбудителями и стимуляторами, к тому же ему было абсолютно наплевать на внешность партнерши. Многие порноактеры (особенно те, кто был молод и хорош собою), как ни странно, чувствовали себя без пяти минут Томами Крузами и любили покапризничать. «Что за корову ты мне подсовываешь? – могли скривиться они. – Она же жирная. У нее складки на спине. У меня на такую никогда не встанет!» Ренат же делал свое дело молча и с большим энтузиазмом. Ему было все равно – извивается под ним длинноногая фотомодель или толстая тетка с перманентом на голове и пробивающимися усиками над верхней губой. Не человек, а какая-то секс-машина, думал о нем иногда Филипп.
Второй актер, самый молодой, – Валера – тоже неоднократно появлялся в картинах Филиппа. Он не был так неутомим и страстен, как Ренат, зато внешне напоминал молодого Сильвестра Сталлоне. Та же приятная смуглость лица, те же темные глаза с длинными «коровьими» ресницами, та же загадочная медленная улыбка. Одна беда – Валера не умел разговаривать, только мычал и улыбался. За его плечами было четыре класса школы для умственно отсталых детей и многолетнее лечение в разнообразных психиатрических заведениях – причем Валерин диагноз не помещался и на трех страницах. В подробности Филипп не вникал – самое главное, что актер не был буйным и прекрасно понимал, что от него требуется. К тому же, как и у многих умственно неполноценных людей, у него был повышенный интерес к сексу. Филиппа это вполне устраивало.
Третьего актера он видел впервые – его привел Ренат. Рассмотрев его, Филипп даже присвистнул восхищенно – такого даже гримировать не надо, он выглядел как самый настоящий насильник. Высокий, мускулистый (про таких обычно говорят – косая сажень в плечах), с бритым черепом, низким лбом и маленькими злобными глазками, настороженно глядящими из-под низко нависших косматых бровей. Его огромные ручищи-лопаты были сплошь синими от многочисленных татуировок, и даже жилистые крепкие пальцы унизаны вытатуированными перстнями; чуть выше, на кисти, Филипп разглядел кокетливо улыбающуюся полуголую русалку, ее хвост прятался где-то в рукаве.
– Здорово, братан, – сипло поздоровался он, пожимая протянутую ему руку. Филипп отметил, что рукопожатие было железным.
