Григорий Ряжский - Дом образцового содержания
– Говорить будем?
– Конечно, товарищ генерал, – так же невозмутимо, как и прежде, ответил Стефан и, поморщившись, отмахнул от себя папиросный дым, – говорите.
– Хорошо работаешь, Гусар.
– Стараемся, товарищ генерал, жалко только вот просьбы ваших сотрудников не удается выполнить никак, не имею возможности знать чего-либо на предмет их интереса. А вообще, я все помню, ничего не забываю, так что, если что – рассчитывайте на меня, Глеб Иванович, я от своих обязательств не отказываюсь.
«Хоро-о-ош, – снова не смог не подумать Чапайкин о сидящем напротив него преступнике, – оч-чень хор-ро-о-ош…» – А вслух сказал: – Значит, снова у нас три вариантика, Гусар.
– Любопытно, товарищ генерал, – оживился Стефан, – я весь внимание.
– Ну, тогда внимайте, – спокойно ответил генерал-лейтенант и положил перед Томским листок с напечатанным текстом. – Ознакомьтесь с вариантом чистосердечного признания под номером первым, и лучше будет, если подпишете. Сумму только требуется уточнить. По моим сведениям, чуть меньше миллиона долларов. Это, если отсчитывать с библиотеки Тургенева, несколько первопечатных фолиантов. Ну и дальше, по годам и губерниям – список имеется отдельный. Не список даже, том небольшой. Потянет на том? Или я ошибаюсь?
Стефан не ответил. Он взял листок, быстро пробежал его глазами и положил обратно на стол. Так же спокойно и бесчувственно.
– Ошибаетесь, Глеб Иванович, нескольким поболе миллиона будет, а не меньше. – Он поднял в потолок глаза, задумчиво подвигал губами и окончательно не согласился: – Нет, все же не нескольким, а существенно больше одного миллиона долларов, товарищ генерал, много больше. – Тут же по-деловому поинтересовался: – Так, подписываю, допустим. Сумму уточняю. Дальше что? Кроме того, конечно, что вы дыру себе в мундире сверлите?
– А ничего. Валюту примем, дальше сам отберешь, кого будем брать, и поедешь себе вместе с липовой родней ихнюю кибуцу подымать, – он развел руками. – Все! Тебе – синагога, мне, как ты выразился, – дыра.
Стефан ненадолго задумался, снова без всякого выражения. Затем спросил:
– А мог бы я ознакомиться со вторым вариантом, прежде чем ответить на ваше предложение? Коль вы все так интересно излагаете?
– Ну конечно, голуба, – улыбнулся Чапайкин и снова запалил папиросу.
Томский вновь поморщился, почти не скрывая брезгливости, но на этот раз он даже не попытался рукой отогнать от себя дым, так как дым не успел пересечь еще линию стола и не достиг его ноздрей. Просто выразил неудовольствие.
«Ну и ну-у-у-у… – опять подумал Глеб Иваныч, в какой раз ловя себя на невольном восхищении собеседником. – Хоро-о-о-ош… Ну оч-чень хоро-о-ош…» И уточнил:
– Тут вообще-то ничего сложного по второму варианту. Причем опять выбирать тебе. – Он затянулся и на этот раз выдул в направлении Стефана не конус, а длинную дымную трубу. Глаза его при этом не улыбались, а приобрели, как и тогда, серо-стальной оттенок и налились прежней мутью. – Значит, дальше идем: чистуху не пишешь, денег не даешь. Что в остатке? – Он пожал плечами. – А то же самое, восемьдесят восьмая статья, доказанная, не сомневайся. По старым делам тоже наскребем кой-чего, по культурке, хоть и потеряли мы времени с тобой немало: там-сям натянем, люди помогут, – многозначительно кивнул за окно: – Сечешь, умник? – Стефан точно так же многозначительно и понятливо кивнул. – Плюс организация воровского сообщества, плюс в особых размерах. Ну и где-то там же измена Родине на подходе – рукой подать. Самая что ни на есть продуманная и циничная. Для этого у нас фильмы культурно снятые есть и неплохие фотографии. Интересуешься?
Стефан отрицательно мотнул головой:
– Я, Глеб Иваныч, больше считать люблю, чем смотреть, меньше память потом волнует. А что у нас на третье, кстати говоря?
– На третье? – Чапайкин разочарованно развел руками. – Не знаю, как и сказать даже, но все ж скажу, – он опять улыбнулся. – Но это на случай, если первое и второе тебя не заволнуют как надо, в том смысле, валютку ежели воротить не соберешься. Ну так вот. – Он почесал затылок. – Берем тогда Джокера, тебя выпускаем под пригляд, а в малину вашу эту вот маляву запускаем, подкрепленную показаниями Джокера, – он открыл ящик стола и выдернул из папки вербовочную расписку шестилетней давности. – Нормально?
– Нет, – жестко ответил Стефан и посмотрел генералу в глаза. – Не нормально!
– Вот и я так думаю, – усмехнулся Чапайкин, – что не нормально. Не нормально и не хорошо.
– А знаете, почему не хорошо? – поднял глаза Стефан.
– Догадываюсь, юноша, – серьезно ответил Глеб Иваныч. – Жизнь-то штука приятная, но если совета умного вовремя не послушаться, то и оборваться может, когда не ждешь. Так? – Томский и не думал разделять лирический настрой генерала. Он просто по-деловому закинул ногу за ногу и стал рассуждать вслух:
– Смотрите, товарищ генерал, допустим, вы меня берете. Или, как вы планируете, выпускаете. Ни то ни другое, как вы понимаете, меня не устраивает в силу известных причин. Что же делает человек в моем положении? А вот что. Он идет в то же самое ведомство, но только уже рангом повыше, с повинной, само собой, и излагает собственную версию того, как некогда небезызвестная органам гражданка замутила идею о том, как подобраться к культурным ценностям, имеющим государственное значение, из числа тех объектов и предметов искусства, которые имеют несчастье недостаточно этим самым государством охраняться. А перечень она знает, как никто, потому что это и есть ее интересная особенность, точнее, профессия – искусствовед, доцент Московского государственного университета, соавтор учебника по основным разделам искусствоведческой науки. Кстати, автор параграфа о древнем китайском фарфоре. Ну и прочее. – Чапайкин замер и неподвижно уставился в точку на столе, в которой старый чернильный прибор, сдвинутый с полированной столешницы, наезжал тяжелым бронзовым основанием на край зеленого сукна. А Стефан с присущим ему спокойствием продолжал развивать последнюю версию: – Далее, для исполнения задуманного Алевтина Чапайкина, – вежливый поклон в сторону генерал-лейтенанта, – находит и совращает молодого неразумного пацана, бывшего уголовника, пытаясь вовлечь его в свой преступный замысел. – Томский видел, как дрогнула рука напротив: дрогнула, но тут же вновь замерла. – При этом она мало чего опасается, зная, что прикрытие имеет на высочайшем уровне, – снова вежливый реверанс. – Они встречаются, регулярно посещают рестораны, почти в открытую занимаются любовью. Ну и так далее… – Чапайкин продолжал напряженно молчать. Пепел с папиросы упал на стол, но он этого не заметил, однако это отметил для себя Стефан. – Далее происходит серия загадочных исчезновений предметов искусства, известных и не очень, по странному совпадению подпадающих под область исследования искусствоведа А. Чапайкиной. И что вы думаете? Ни единого следа, ни пылинки, ни одного раскрытия преступления за столько лет безуспешных трудов! – Он снял ногу с ноги и принял скромный вид подозреваемого. Глянул на генерала. – Продолжать, Глеб Иваныч?
