Сергей Минаев - Media Sapiens. Повесть о третьем сроке
– Но… ты вообще понимаешь, на что идёшь?
– На что?
– Это же… Антон, это же чистая подстава!
– Вы помните наш последний разговор о том, «есть ли у меня какая-то конкретика»? Вот это та самая конкретика и есть. Она вам не нравится?
– Нет, почему же. Просто… ну, ты понимаешь, просто это слишком нестандартно. Если точнее, это просто шельмовство.
– Аркадий Яковлевич, вы о чём сейчас говорите, а? О каких стандартах? Может быть, вы просто боитесь?
– А ты не боишься?
– Я? Нет.
– Ты думаешь о последствиях?
– Аркадий Яковлевич, мы медиасолдаты. Мы находимся на фронте Великой Отечественной Медийной Войны. У меня задача высоту взять и закрепиться. Остальное не интересно. Отдайте, пожалуйста, Вадиму команду начинать, или я выхожу из проекта, – мой кураж был столь высок, что я понимал, либо я прожму Вербицкого, либо он передаст свой страх мне и убедит не начинать проект. А после этого я просто перегорю. Уж лучше уйти сразу, – я прошу вас, отдайте Вадиму команду…
– Ты представляешь, что они ответят аналогично, только сильнее? – голос Вербицкого дрожал.
– Не ответят.
– Почему?
Я отнял телефон от уха, пытаясь успокоиться. Испуганный паузой, Вербицкий снова заговорил:
– Антон, ты меня слышишь? Почему не ответят?
– Аналогичного ответа не будет, – я медленно, практически по буквам произнёс, – потому что у нас нет российской армии. Мы, в отличие от них, не несём за неё ответственности, вот почему.
Повисла пауза. Не дожидаясь, пока Вербицкий переварит услышанное, я говорю:
– Мне кажется, что мы просто теряем время. Позвоните, пожалуйста, Вадиму.
– Хорошо, – сухо ответил он и отключился.
В «Гудман» я опаздываю минут на пятнадцать. На втором этаже уже сидит Костя, обложенный газетами, и делает пометки в своём блокноте. С тех пор, как мы виделись последний раз, прошло года четыре. За это время Костя стал обладателем обширной залысины, пивного живота, довольно строгого тёмно-синего костюма и часов «Tag Hauer». Лицо его тем не менее осталось таким же лицом отличника. Только оправа у очков сменилась с роговой на более дорогую.
– Ну, привет, Костян. Извини за опоздание, пробки. – Мы обнимаемся, хлопаем друг друга по плечам и садимся за стол.
– Рассказывай, – начинаю я, – какие новости, кого из наших видел?
– Да особо никого. Встречались прошлой весной в институте, ты, кстати, чего не пришёл?
– А мне кто позвонил? – деланно обижаюсь я.
– Тебе Катька Ильина звонила, подруга твоя бывшая, – ухмыляется Костя, – очень хотела тебя увидеть. Она сына родила два года назад.
– Да ну? От кого?
– Не спрашивал, ну уж точно не от тебя.
– Это святая правда. Ну, что много народа было?
– Человек двадцать. Степан Цуканов, Леха Краснов…
– Степан в группе своей играет ещё?
– Да нет, вроде, все уже.
– Ясно. Ахуенно он играл, помнишь? Кто ещё был?
– Ирка Афанасьева, Вадим Борисов, Анька с Виталиком, Костя Лукьянов, – дальше он начинает перечислять имена и фамилии людей, которые мне совершенно ничего не говорят. Чтобы не обидеть Костю, я улыбаюсь и киваю головой.
– А Кольку Кудрявцева помнишь? – Костя снимает очки, вытирает салфеткой лоб и проникновенно смотрит на меня. Я чуть было не переспросил его «а кто это?», но вовремя осёкся. – Погиб в автокатастрофе, представляешь…
– Кошмар. Такой талантливый парень был, – я картинно склоняю голову к столу, – Надо помянуть.
Я подзываю официанта и прошу Dewars. Костя продолжает рассказ о том, кто женился, кто развёлся, кто где работает. Я поражаюсь его осведомлённости о делах наших бывших сокурсников и отмечаю для себя то, что наши студенческие годы представляют для него большую ценность. Тогда как мне, напротив, и вспомнить почти нечего. Приносят виски.
– За Колю, – дрожащим голосом говорю я.
– Вечная ему память, – отвечает Костя.
Мы пьём, не чокаясь, и я ловлю себя на мысли, что уже не первый раз я поминаю человека, которого, в принципе, не могу вспомнить. После виски несут еду, и Костя продолжает свои байки. Я иногда вставляю восклицания типа «вот это да!», «не ожидал от него», «ты смотри!». После новостей из жизни какой-то его одногруппницы Ольги, я замечаю в ответ – «а какая баба была, никому не давала!».
Костя, готовый, было, проглотить порцию салата, застывает с вилкой и спрашивает:
– В смысле?
– Ну… в смысле, скромная была она, эта… Ольга, – я понимаю, что моя прошлая реплика была не в кассу.
– Конечно, скромная. Она же хромая была, ты чего, не помнишь её?
– Да? Я спутал её по ходу с кем-то, – видимо, лицо моё выражало в этот момент состояние «не попал», и Костя, дабы не ставить меня больше в неловкое положение, перевёл разговор на другую тему.
– Ты расскажи лучше о себе, чем занимаешься? Я слышал, ты в структурах Вербицкого? Готовишь среду для оппозиции перед выборами?
– Ой, я тебя умоляю. Так, помогаю им по некоторым проектам.
– Да ладно, не скромничай. В Интернете, по ящику и на «Эхо» только и слышно «Дроздиков то, Дроздиков сё». Ты уже стал звездой.
– Я простой технолог. Это СМИ масштабируют просто. Вот ты у нас звезда. Главный по экономике в таком издании. Давай выпьем? За нас?
Угольников смотрит на часы, что-то прикидывает, потом соглашается. Мы какое-то время обсуждаем происходящее в стране, экономическую ситуацию, и я плавно вывожу Костю на скандал вокруг банка «Зевс», начавшийся в Интернете.
– Ты думаешь, это серьёзно? – спрашивает Костя.
– Я не думаю, я знаю. У банка большие проблемы из-за «обналички», со дня на день у него отзовут лицензию, и тогда… – я замолкаю, – давай ещё по одной, я тебе сейчас такую тему расскажу. Погоди. Молодой человек, можно вас?
Подходит официант и вопросительным знаком наклоняется над нашим столом:
– Молодой человек, принесите Dewars ещё. Граммов двести, да, Кость?
– Давай уж триста тогда.
– Слушай, чего человека зря гонять. Знаете, что? Несите шестьсот сразу.
– Не, не, Антон, мне ещё в редакцию ехать, – Костя снова смотрит на часы.
– Костян, я тебя прошу. Чего не допьём, то выльем. Давайте, давайте, несите. Видите, человек торопится?
Я рассказал Косте о целом букете заболеваний, поразившем «Зевс», накрутил три десятка подробностей, и по мере того, как Костя хмелел, я подкидывал ему разнообразные жареные факты. К концу литра я договорился о том, что падение «Зевса» может повлечь за собой падение «Альфа-банка», а там уже и всему рынку пиздец. Не зная, как обосновать свою заинтересованность в падении «Зевса», закончил я тем, что в данный момент работаю по заказу чиновников из Минфина, которые исполняют государственную программу по переделу банковского сектора России. Услышав это, Угольников снял очки, глянул на меня уже довольно мутным глазом и поинтересовался:
