Елена Катишонок - Когда уходит человек
Если останусь жив, я непременно узнаю, как тебя делают, простой карандаш.
Скоро полдень. Надо собираться. Бергман обещал появиться в половине третьего.
Самое трудное будет спуститься к нему на четвертый этаж — он не выходил уже… Сколько? Неважно; давно. В ящике достаточно места. Потом придут извозчики — или грузчики? Поднимут — там есть ручки по бокам — и понесут вниз. Четыре этажа. Что, если ручки отвалятся? Или хотя бы одна?.. Он с ужасом представил, как грузчики, отдуваясь, разворачивают сундук на лестничной площадке, и от неосторожного удара об стенку одна из бронзовых ручек вдруг легко выходит из деревянной сундуковой плоти и остается в руке несущего, а сундук с грохотом падает на ступеньки и — о ужас! — устремляется вниз. Сможет ли он сдержаться и не закричать?
Однако первый час. Он чуть-чуть отвернул краны в ванной, чтобы вода текла тонкой, едва слышной струйкой, и начал намыливать лицо. А стоит ли бриться? Конечно, стоит. Если выход найден, надо непременно привести себя в порядок. Сменить белье, сорочку… Подумать только, через несколько часов его здесь уже не будет!
Сбросил одежду, включил сильный напор и решительно встал под душ. Главное, помыться быстро, чтобы не услышали и не догадались, что он здесь.
К часу Натан Зильбер был готов. Сполоснул под краном стекла очков и тщательно вытер. Есть не хотелось совсем, а главное, не нужно было. Что еще? Да, простой карандаш, таинственный TICONDEROGA.
И пусть мальчик спасется.
Бергман шел по улице быстро и легко, ощущая какой-то азартный злой кураж. Никакой уверенности в успехе не было. Так уже случалось несколько раз в жизни, а если быть точным, то четыре раза: он брался оперировать заведомо безнадежных пациенток уже после консилиумов, результатом которых был не диагноз, а приговор, и три раза из четырех члены консилиума его поздравляли. Что его ждет сейчас, триумф авантюры или тот четвертый случай?..
Риск сумасшедший. Но разве в операционной было иначе? Была та же надежда на какой-то мизерный, заблудившийся шанс и на что-то еще, словами не определимое.
По дороге к префектуре он нарочно сделал круг: вдруг наткнется на Йосю, которого тоже звал «мальчиком», по примеру старого доктора.
Перед входом глубоко, всей грудью вдохнул мокрую паутину дождя и снова почувствовал, как накатывает знакомый кураж. На нижней ступеньке лестницы лежал блестящий кленовый лист, а рядом — английская булавка. Интересно, будет ли она лежать, когда пойду назад? Если пойду назад.
Тяжелая дубовая дверь разбухла от дождя. Бергман неторопливо закрыл зонт и поставил в бронзовую стойку, в которой уже скучали другие зонты. Не спешить. Не суетиться. Что плохого, в самом деле, может случиться с человеком, невозмутимо оставляющим зонт у входа? Разумеется, он намерен так же невозмутимо забрать его из стойки на обратном пути.
К нему подошел дежурный с зеленой повязкой на рукаве. Местная полиция.
— По вопросу удостоверения личности, — быстро и деловито заговорил Макс по-немецки, — к кому обратиться? — И мельком взглянул на часы в ожидании ответа.
Как он и предполагал, дежурный толком не понял вопроса, но манера посетителя оказала как раз то действие, на которое посетитель рассчитывал. Полицейский звякнул каким-то колокольцем на столе — в Рождество такими звенят на оживленных перекрестках добровольцы Армии Спасения, собирая пожертвования. На звон откуда-то из боковой двери выбежал другой, с такой же повязкой, и послушно сел за освободившийся стол, глянув на Бергмана безо всякого интереса. Первый с готовностью вызвался проводить; Макс еще раз глянул на часы. Помогло — провожатый, если уместно так называть человека, за которым идешь, пошел быстрее.
В коридоре горел свет. По обе стороны двери были закрыты. Все густо пропиталось табачным дымом и особым канцелярским запахом помещения, где не живут, а служат. Почему дома бумага пахнет иначе, подумал Бергман.
— Здесь, — полицейский остановился и кивнул на дверь, — обождать придется.
Многие стулья в коридоре пустовали, но нужно было выдерживать роль человека, которому некогда. Макс вынул портсигар, достал папиросу, а раскрытый портсигар протянул полицейскому, который тут же услужливо чиркнул спичкой.
На двери комнаты была набита овальная эмалевая табличка с номером: 399. Он сложил цифры: очко! Как наш дом. Посмотрел на часы, по-настоящему озабоченный, не упустить бы грузчиков. Усмехнулся: вряд ли придут вовремя.
Полицейский покосился удивленно: в префектуре улыбаются редко. Как раз открылась дверь, и он коротко кивнул: иди, мол.
Шляпу не снимать, твердил себе Бергман. Тороплюсь, какой уж там этикет. За столом что-то сосредоточенно дописывал человек лет сорока пяти, покусывая согнутый указательный палец — точь-в-точь, как это делал его одноклассник Краузе. Когда сидящий оторвался от бумаги и от пальца, Макс убедился, что это не кто иной, как Фриц Краузе, который уже вскочил из-за стола, задев угол животиком, и с криком: «Бергман!» поспешил навстречу. Шляпу пришлось снять. Схватились рукопожатием и долго не отпускали рук.
— Ох, ты же и верзила, — шутливо поморщился Фриц, — небось, в хирурги пошел? Я помню: ты на медицинском учился. А я как начал, так и осел на государственной службе, — добавил без сожаления.
Пришлось дать краткий отчет о работе и семейном статусе, затем выслушать ответное повествование. К концу третьей папиросы Краузе растроганно заговорил о скаутском отряде, и Бергман замер, подстерегая паузу, каковую и прихлопнул, словно зазевавшуюся муху:
— Кстати, помнишь, как мы вечером удрали пиво пить? — Не дав собеседнику дохохотать, тут же добавил: — Давай как-нибудь посидим в погребке: я угощаю. Нет-нет, не сегодня — сегодня я к тебе по делу.
Изложил дело, словно нарочно пришел к старому товарищу по гимназии посоветоваться о пропавшем паспорте. Тот слушал внимательно, нахмурив брови и снова прикусив палец, как делал в классе, когда задумывался над решением задачи.
— Я не стал бы, Краузе, тебя затруднять, если бы не работа, — он вынул старый пропуск и протянул через стол. — Клиника, где я работал, закрылась, а с этим билетиком меня даже в ветеринарную лечебницу не возьмут.
Тот прочитал, повертел бумажку и снова прикусил палец.
Не кури, запретил себе Бергман, и взял папиросу.
— Видишь ли, — озадаченно сказал Фриц, — новый паспорт, даже срочный, займет недели две. Снимешься на карточку, заполнишь анкету. В участок сходишь, по месту проживания, — там сведения о прописке дадут. Да ты, может, поищи хорошенько, куда ты мог его засунуть?..
Макс безнадежно махнул рукой:
