Хелен Филдинг - Дневник Бриджит Джонс
– Давай, давай, давай, Ньюкасл! Бриджит, будь наготове в Левишеме. Мы к тебе вернемся через тридцать секунд.
Я хотела спрыгнуть вниз и быстро забраться обратно по лестнице, но, поскольку успела соскользнуть всего на несколько футов, начала снова подтягиваться. И вдруг в наушниках раздался крик:
– Бриджит! Ты в эфире! Что, черт возьми, ты делаешь? Тебе надо спускаться по шесту, а не залезать на него. Давай, давай, давай!
Я истерично оскалилась в камеру и рухнула вниз, как и планировали, к ногам пожарника, у которого я должна была брать интервью.
– Левишем, время вышло. Заканчивай, заканчивай, Бриджит! – орал мне в ухо Ричард.
– А теперь – обратно в студию, – пролепетала я, и на этом все закончилось.
* * *28 сентября, четверг
124 фунта, порций алкоголя – 2 (оч. хор.), сигарет – 11 (хор.), калорий – 1850, предложений о работе от пожарных станций или конкурирующих телекомпаний – 0 (в общем-то, неудивительно).
11:00. Я в опале и стала объектом насмешек. Ричард Финч высмеял меня перед всеми, прямо на собрании, швыряя в мой адрес слова вроде «неуклюжая корова», «позор» и «проклятая идиотка».
Фраза «А теперь – обратно в студию», кажется, стала теперь в офисе самой ходовой шуткой. Каждый раз, когда кому-нибудь задают вопрос, на который он не знает ответа, он цитирует: «Эм-м-м… а теперь – обратно в студию» – и хохочет. Хотя забавно, что противные юнцы ведут себя по отношению ко мне гораздо дружелюбнее. Пачули (даже!) подошла и сказала:
– Ты, это, не обращай внимания на Ричарда, ладно? Ему ведь, это, понимаешь, надо все контролировать, да. Понимаешь, о чем я говорю? Эта штука с пожарным шестом действительно была, это, потрясающа, да. Ладно, это… а теперь – обратно в студию, о'кей?
Ричард Финч сегодня либо просто игнорирует меня, либо пораженно мотает головой, когда я оказываюсь поблизости, так что мне совершенно нечего делать.
О, боже. Как я несчастна. Думала, что наконец нашла дело, которое у меня получается, а теперь все рухнуло, и в довершение всего ещё эта ужасная рубиновая свадьба в субботу, а мне нечего надеть. Ничего у меня не выходит. Ни с мужчинами. Ни с социальными навыками. Ни с работой. Ни с чем.
ОКТЯБРЬ
Свидание с Дарси
1 октября, воскресенье
123 фунта, сигарет – 17, порций алкоголя – 0 (оч. хор., особенно для праздника).
4:00. Потрясающе. Один из самых поразительных вечеров в моей жизни. В пятницу у меня была депрессия. Приехала Джуд и поговорила со мной о том, что надо позитивнее смотреть на вещи. Джуд привезла фантастическое черное платье и одолжила его мне на вечер. Я беспокоилась, что порву его или капну чем-нибудь, но Джуд уверила, что у неё куча денег и платьев благодаря хорошей работе, так что ничего страшного и не стоит волноваться. Обожаю Джуд. Женщины гораздо лучше мужчин (не считая Тома – но он гомосексуалист). Решила надеть к фантастическому платью черные колготки с лайкрой и легким блеском (6 фунтов 95 пенсов) и черные замшевые туфли из «Пье а тер» на маленьких каблучках (картофельное пюре я с них счистила).
Когда приехала на вечер, была шокирована: вопреки моим ожиданиям, дом Марка Дарси оказался не маленьким белым домиком с террасами, как на Портленд-роуд, а огромным раздельным, похожим на свадебный торт особняком на другой стороне Холланд-Парк-авеню (там, говорят, живет Харольд Пинтер), окруженным растительностью.
Он наверняка переехал в город из-за родителей. Деревья были украшены красными фонариками и гирляндами из сердечек, и это было очень мило. А вся главная дорожка была прикрыта красно-белым тентом. Когда мы подошли к двери, все стало выглядеть ещё более многообещающе. Гостей встречали слуги, раздавали шампанское и освобождали их от подарков. (Я купила Малькольму и Элейн книгу любовных песен Перри Комо издания того года, когда они поженились, плюс подсвечник с терракотовым эфирным маслом как дополнительный подарок для Элейн, поскольку она спрашивала меня об эфирных маслах на Фуршете с Карри из Индейки.) Затем нас провели вниз по эффектной резной деревянной лестнице, освещенной красными свечами в форме сердец, которые стояли на каждой ступеньке. Внизу оказалась одна просторная комната с темным паркетом и оранжереей, выходящей в сад. Вся комната была освещена свечами. Мы с папой стояли пораженные, потеряв дар речи. Вместо легких коктейльных угощений, которые обычно бывают на праздниках у наших родителей (блюда с несколькими отделениями, полные маринованных овощей; тарелки, усыпанные острыми закусками на салфеточках, и половинки грейпфрутов, утыканные зубочистками с насаженными на них кусочками ананаса или сыра), здесь были большие серебряные подносы с креветками, тарталетки с помидорами и моццареллой, а ещё куриное соте. По лицам гостей можно было подумать, что они не верят своему счастью; они откидывали головы и громко смеялись. Юна Олконбери выглядела так, словно съела лимон.
– Дорогая, – тихо сказал папа, проследив за моим взглядом, когда Юна устремилась по направлению к нам, – кажется, здесь устроили нечто не похожее на чашечку чая у мамы или Юны.
– Немного безвкусно, не правда ли? – раздраженно кутаясь в свою накидку, заявила Юна сражу же, как только подошла достаточно близко, чтобы мы могли её расслышать. – Думаю, если слишком уж увлечься такими вещами, можно оказаться слегка вульгарным.
– Не говори чепухи, Юна. Это восхитительный праздник, – возразил папа, угощаясь девятнадцатым канапе.
– Угу. Я согласна, – подхватила я с полным ртом тарталеток, пока мой бокал с шампанским наполнялся как будто ниоткуда. – Чертовски потрясающе.
После всех своих волнений и психозов я была в эйфории. Никто даже не спросил меня, почему я до сих пор не замужем.
– Хм-м-м, – нахмурилась Юна. Теперь на нас надвигалась мама.
– Бриджит! – воскликнула она. – Ты уже поздоровалась с Марком?
Я вдруг с ужасом поняла, что и Юна, и мама скоро тоже должны отмечать свою рубиновую свадьбу. Зная маму, можно было легко предположить, что такая маленькая деталь, как уход от мужа к туристическому агенту, не помешает ей отпраздновать годовщину, и она наверняка решит не отставать от Элейн Дарси, чего бы ей это ни стоило, даже ценой насильного замужества беззащитной дочери.
– Держись, боец, – шепнул папа, сжав мою руку.
– Какой чудесный дом. У тебя нет чего-нибудь накинуть на плечи, Бриджит? Перхоть! – пропела мама, отряхивая папе спину. – Ну, дорогая. И почему ты не хочешь поболтать с Марком?
– Э-э-э, ну… – промямлила я.
– Что ты об этом думаешь, Пэм? – напряженно спросила Юна, обводя взглядом комнату.
– Безвкусно, – прошептала мама, преувеличенно шевеля губами, как жена северного рыбака.
