Константин Семёнов - Грозненские миражи
— Чёрт! — выругался Руслан, схватил горсть снега и затолкал ему за пазуху. — Ты меня слышишь? Слышишь?
Глаза приняли осмысленное выражение.
— Слышишь? — повторил Руслан. — Нохчи вуй?[21]
Ваха посмотрел на Руслана и кивнул головой.
— Ну и хорошо, — почти ласково сказал Руслан и поднял с земли нож. — Твой ножик?
Ваха снова кивнул. Руслан ещё раз приложил ему к лицу снег, а затем резким движением запрокинул парню голову и приставил к горлу нож. Колян замолчал.
— Ас дош ло хьа са Аллах-Дел дуьхьал дIа дагIийтар! — громко сказал Руслан. — Саца ве хьай накъост![22]
Колян замер, прислушиваясь, и Руслан перешёл на русский.
— Скажи ему! Скажи, чтоб убрал нож, и пусть уходит. Мы не тронем, клянусь Аллахом! Я даже забуду, что вы есть. Или… — он чуть надавил ножом. — Йа ас урс хьокх хьуна![23] Выбирай!
— Колян, — еле слышно сказал Ваха разбитым ртом. — Слышал?
— Не обд-дурят? — икая от страха, спросил недавний мучитель.
— Он поклялся.
— А этот? — Колян кивнул на Павла.
— Брось нож, козёл! — вполне отчётливо произнёс Ваха. — А то поклянусь я.
Пацан осторожно отвёл руку от Ольги. Встал, бросил нож на снег и осторожно, не сводя глаз с Павла, сделал шаг в сторону. Павлик не шевелился. Колян так же медленно сделал ещё три шага, замер, повернулся и со всех ног помчался в сторону моста.
— Молодец! — сказал Вахе Руслан. — А теперь запомни. Я живу вон в том доме, и если увижу вас здесь ещё хоть раз…
— Павлик! — Ольга вскочила, бросилась к Павлу и вцепилась ему в плечо. — Паша! Руслан! Пав-лик!
— Ты цела? — прервал её Павел. — Они ничего тебе не…
— Нет-нет, — запричитала Ольга, — всё хорошо, они не успели! Павлик, вы меня спасли… Руслан! А почему ты босиком? У тебя кровь! Руслан, зачем вы этого отпустили? Он у меня цепочку сорвал!
— Ничего, — снял с плеча её руку Павел. — Подожди.
Виктор встретил его открытыми глазами.
— Ну что же ты, Муха? Опять? — тихо спросил Павлик. — Как ты?
— Норм… — прошептал Виктор разбитыми губами. — Норм…ально. Я знал, что ты придёшь. Это он… тебе позвал?
— Конечно, Муха.
— Вы о ком? — подошёл Руслан. — Кто позвал?
— Он, — показал глазами Виктор, и Руслан обернулся.
В воздухе по-прежнему кружили снежинки. Деревья вдоль Сунжи стояли нарядными, тепло укрытые пушистым снежным покрывалом. Нарядные и неподвижные. Все, кроме одного.
Айлант возвышался над ними над всеми, и на его ветвях не было снега.
— Туфлю где потерял? — спросил Витька.
— Забодали! — засмеялся Павлик. — Идти-то сможешь?
— Не знаю. Хорошо новый год начался. А ты о майских жуках…
— Так вот что это был за шум, — задумчиво сказал Русик. — Какие же вы всё-таки гады были, пацаны!
Если бы айлант мог, он бы, наверное, удовлетворённо вздохнул: вся нужная информация была найдена и головоломка собралась полностью. Выход из лабиринта, ещё недавно казавшийся миражом, теперь лежал на поверхности. Что этот выход любой нормальный человек назвал бы полным бредом, айлант не интересовало: он давно убедился, что люди не отличались логикой. Они сами не знали, на что способны, не понимали, что могут превратить в реальность почти любой мираж. Если поверят. Если захотят поверить. А для этого мало логики, недостаточно рассудка.
Чтоб заработала переправа надежды, надо поджечь бикфордов шнур веры.
Айлант высочайший не умел вздыхать, он только привычно прошелестел листвой
Глава 20
Жена позвонила в разгар рабочего дня, и Виктор Андреевич сразу напрягся.
— Да, — сказал он, стараясь оставаться спокойным.
— Витя! — задребезжала мембрана. — Извини, но я подумала, что должна сказать тебе сразу. Дело в том…. В общем, пришло письмо, Витя!
— От Ани?
— Да! То есть почти… Витя, ты не волнуйся, всё хорошо! Ты лучше сам посмотри. Пароль помнишь?
— Да, — сказал Виктор. — Света, от кого письмо?
— Посмотри! — твёрдо повторила жена и положила трубку.
Виктор подавил досаду, включил Интернет и стал ждать. Внизу экрана весело забегали зелёные квадратики загрузки. Квадратики бегали быстро, но ему казалось, что они издевательски стоят на месте. Вспотели ладони.
Почта открылась, Виктор глянул на верхнюю строчку, и у него закружилась голова. Незнакомый адрес с расшифровкой «Анна Тапарова», и четыре коротких слова заголовка: «Муха привет! Это я».
Бежали секунды, собирались в минуты, а Виктор Андреевич Михеев смотрел и смотрел на экран, не решаясь открыть письмо.
«Муха, привет! Это я».
В кабинете вдруг стало жарко.
Тапик!
«Муха, привет! Это я».
Пашка!
Виктор положил дрожащий палец на мышку, убрал, снова положил. Опять убрал.
«Муха, привет! Это я». «Муха, привет!». «Муха!..»
В голове тихо зашумела листва. Виктор, словно во сне, вновь положил руку на мышку и нажал левую кнопку.
Письмо будто бы выпрыгнуло из монитора, впечатываясь ему прямо в сетчатку, прямо в душу, но Виктора Андреевича Михеева здесь уже не было. Он снова, наверное уже в десятитысячный раз, был там — в проклятом Богом 1994-м году.
И вновь, и вновь, как заезженная пластинка, в мозгу всплывала одна и та же мысль.
«Хорошо, когда есть друзья. Всегда есть, кому придти на помощь. И всегда есть, кого предать».
Ох, как же не хотелось ехать Виктору в Грозный! Воспалённое воображение услужливо подбрасывало картинки одна ужасней другой, и отделаться от них было трудно. Сердце начинало стучать, как пулемёт, на лбу выступал пот. Ни валерианка, ни корвалол не помогали; помогала водка. Слава богу, хоть этого добра хватало.
Ехать было надо. Родительскую квартиру, пусть и за копейки, но продали полгода назад. Деньги благополучно вывезли. Мало того, родителям разрешили полгода пожить в квартире, пока Виктор не найдёт им жильё. И всё это было сделано практически без его, Виктора, участия. Всё сделал, вернее, организовал Кулёк. Организовал, как всегда безупречно. Как это у него получалось, Виктор давно уже не пытался понять. Главное, что получалось. Даже сейчас, когда он уже год не жил в Грозном. Получалось.
— Что дёргаешься? — сказал ему Кулёк три дня назад. — Приедешь, позвонишь Саламбеку — и всё. Даже платить не надо будет. Нет, в принципе можно обойтись и без тебя, но как это будет выглядеть? Хочешь?
— Кулёк, — зачем-то спросил Виктор, — ты что, продолжаешь иметь с ними дела?
— С кем? — усмехнулся Валентин.
Виктор знал эту усмешку, этот уверенно-снисходительный взгляд. Он привычно терпел её годами, прекрасно понимая, что это мизерная плата. Даже и не плата вовсе, а так — мелочь. Но иногда становилось обидно, и тогда забывалось всё: и то, что он сейчас здесь, а не в бушующем Грозном, что для него нашлось неплохое место, что скоро будет свой дом…. На миг, но забывалось.
— С заводом, — буркнул Виктор. — С Саламбеком. Вообще — с «ними»!
— Виктор Андреевич! Вы никак думаете, что это всё бесплатно падает с неба? — Кулёк улыбнулся ещё шире и вдруг резко сменил тон. — Едешь? Или…
— Еду.
— Правильно, — снова улыбнулся Валентин. — Всё будет нормально.
Виктор промолчал.
— Муха… — сказал Кулёк, когда он уже собрался уходить. — Ты скажи ему, что ещё не поздно, что я жду… мы ждём. Не бзди, Муха!
Виктор честно пытался не «бздеть». И когда садился на автобус в Моздоке — поезд он отверг сразу — и когда ехал через внешне совершенно не изменившуюся республику. У него это даже почти получилось, особенно, когда с удивлением обнаружил, что в автобусе большинство русские, в основном, старики. «Пенсии!» — не сразу сообразил Виктор. Ищущей своего места Ичкерии было не до таких мелочей, и пенсии старики предпочитали переводить в Россию. Точно так же ездили в Ставрополье и его родители. Страх сменился стыдом.
Только до Грозного.
Как только он вышел из автобуса на кишащей народом автостанции, страх вернулся и больше уже не исчезал. Страх уходил в глубину, прятался, как затаившаяся зубная боль, потом вдруг выныривал и вгрызался в мозг так, что ни о чём другом думать было невозможно.
В высоком небе ярко сияло не по-мартовски весёлое солнце, на деревьях уже набухали почки — ничего этого он почти не заметил. Воздух пах так же, как и всегда, пылью — это не заметить было невозможно. Ветер носил по грязным улицам тучи пыли, количество мусора и грязи поражало. «Вообще, что ли, не убирают?» — подумал Виктор, увидел стайку совсем молодых пацанов с автоматами и перестал замечать даже грязь.
Натянул пониже на лоб специально запасённую вязаную шапочку и пошёл к выходу, стараясь не смотреть никому в глаза и жалея, что не согласился с предложением Кулька. Снова стало стыдно. Да что это он? Люди же живут, вон женщина идёт — явно русская, даже не скрывается. А вот ещё. И вот. Живут, а он завтра уедет и забудет всё, как сон. Всё будет хорошо!
