Уильям Бойд - Неугомонная
Я пошла по Трафальгарской площади в сторону Пэлл-Мэлла, а потом, срезав угол, свернула на Сент-Джеймс-скуэр, попала в сеть улочек между площадью и Джермин-стрит, где и отыскала «Бриджес». Дверь была самая обычная: блестящая черная — никакой таблички, просто номер — с окном ажурной работы, украшенным немыслимыми завитушками. Я позвонила в медный колокольчик, и меня впустил привратник в темно-синей ливрее с красными петлицами. Он посмотрел на меня очень подозрительно. Я сообщила ему, что у меня назначена встреча с лордом Мэнсфилдом, и он удалился в какое-то помещение, напоминавшее стеклянную телефонную будку, чтобы справиться в журнале.
— Руфь Гилмартин, — сказала я. — В шесть часов.
— Пожалуйста, сюда, мисс.
Я последовала за этим человеком по широкой винтовой лестнице, уже понимая, что скромный вход скрывал просторное здание элегантных георгианских пропорций. На втором этаже мы прошли мимо читального зала — глубокие диваны, потемневшие от времени портреты, несколько стариков, читающих журналы и газеты, потом бар — несколько выпивающих стариков, дальше столовая, где молоденькие девушки в черных юбках и белых накрахмаленных блузках накрывали к обеду. Мне показалось, что присутствие в этом здании женщины, которая не являлась бы прислугой, было очень необычным явлением. Затем мы еще раз завернули за угол и пошли по коридору мимо гардеробной и мужского туалета (запах дезинфицирующего средства, звук воды, через промежутки времени журчащей в писсуарах), из которого появился старик с тростью и, увидев меня, изобразил на лице почти комичное удивление.
— Добрый вечер, — поздоровалась я с ним, чувствуя, что становлюсь одновременно и спокойнее, и злее. Злее — поскольку поняла со всей очевидностью, что здесь происходило; спокойнее — поскольку стало ясно, что Ромер не понимал, что все это не только не сработает, но и окажет противоположное действие. Мы в третий раз свернули за угол и подошли к двери с надписью «Дамская гостиная».
— Лорд Мэнсфилд встретится с вами здесь, леди, — сказал привратник, открывая дверь.
— А вы уверены, что я леди? — вырвалось у меня.
— Прошу прощения, мисс?
— Ах, забудьте.
Я решительно прошла мимо него в эту самую дамскую гостиную. Это была тесная, дешево обставленная комната, где пахло шампунем для ковров и мебельным лаком — было очевидно, что комнатой практически не пользовались. На окнах висели ситцевые занавеси, а на стенных канделябрах — красновато-коричневые шторы с бахромой ярко-оранжевого цвета; целый набор никем не читанных дамских журналов — «Дом и сад», «Женский журнал» и, конечно же, «Леди» — был разложен веером на кофейном столике; паучник умирал от жажды в горшке на каминной полке над пустым камином.
Привратник удалился, и я передвинула самое большое кресло на несколько футов — так, чтобы единственное окно оказалось за его спинкой; мне хотелось, чтобы свет падал на кресло сзади, тогда мое лицо оставалось бы в тени, а лучи летнего заходящего солнца освещали бы Ромера. Я открыла портфель и достала блокнот и ручку.
Прошло пятнадцать минут, двадцать, двадцать пять. Я, конечно, поняла, что опоздание было преднамеренным, но даже обрадовалась этому. Сам факт того, что я ждала кого-то столь долго, был так необычен для меня, что мог служить доказательством: на самом деле, я довольно сильно нервничала перед встречей с этим человеком — человеком, который занимался любовью с моей матерью, который завербовал ее, который «вел» ее, если можно было так выразиться, и которому она однажды призналась в любви промозглым днем 1941 года на Манхэттене. Я, возможно, впервые почувствовала, что Ева Делекторская становилась для меня реальностью. Но чем дольше Лукас Ромер заставлял меня ждать, чем больше он пытался запугать меня в этом бастионе престарелой сиятельной мужественности, тем сильнее меня охватывала злость, а следовательно, я становилась менее опасной.
И вот наконец привратник отворил дверь: за ним неясно вырисовалась фигура.
— Мисс Гилмартин, ваша светлость, — объявил привратник и удалился.
Ромер вошел легко, с улыбкой на худом морщинистом лице.
— Извините, что заставил вас так долго ждать, — сказал он скрипучим и слегка хриплым голосом, как будто его гортань была забита полипами. — Так много утомительных телефонных звонков. Лукас Ромер. — Он протянул руку.
— Руфь Гилмартин, — представилась я, вставая и выравниваясь с ним ростом, пытаясь изобразить одно из самых крепких в своей жизни рукопожатий, стараясь не глазеть на лорда в упор, не таращить глаза, хотя мне очень хотелось бы внимательно посмотреть на него в течение нескольких минут через зеркало, прозрачное только с одной стороны.
Лукас Ромер был одет в отлично пошитый однобортный темно-синий костюм, рубашку кремового цвета. Под ней виднелся темный, красно-коричневый трикотажный галстук. Его улыбка оказалась такой же белоснежной и безукоризненной, какой ее и описывала моя мать, только теперь в глубине его рта золотом блестел дорогой мост. Лорд Мэнсфилд был плешив, довольно длинные, смазанные маслом волосы над его ушами были зачесаны прилизанными прядями. Несмотря на свою стройность, он слегка сутулился. Привлекательность, которой он когда-то отличался, все еще просматривалась в этом семидесятисемилетнем человеке призрачным воспоминанием: при определенном освещении было бы трудно определить его возраст — Лукас Ромер был, по-моему, все еще симпатичным пожилым человеком. Я уселась в передвинутое мною кресло, пока он сам не захотел сесть туда или жестом не пригласил меня сесть в другое место. Ромер выбрал себе место как можно дальше от меня и спросил, не хочу ли я чаю.
— Я бы не возражала и против чего-нибудь алкогольного, — сказала я, — если, конечно, такое позволено в дамской гостиной.
— Да, разумеется, — ответил он. — Здесь, в «Бриджесе», мы очень терпимы.
Он потянулся и нажал на электрический звонок на краю кофейного столика, и тут же, почти мгновенно, официант в белой тужурке появился в комнате с серебряным подносом под мышкой.
— Что вы будете пить, мисс Мартин?
— Гилмартин.
— Извините меня — старческое слабоумие — мисс Гилмартин. Что вы предпочитаете?
— Виски с содовой, пожалуйста. Большую порцию.
— А здесь маленьких и не подают.
Он повернулся к официанту.
— Для меня — томатный сок, Борис. Немного сельдерейной соли и без «вустера». — И пояснил мне: — У нас есть только сорта «Джей энд Би» и «Беллз».
— В таком случае «Беллз». — Я и понятия не имела, что такое «Джей энд Би».
— Слушаюсь, ваша светлость, — ответил официант и вышел.
— Должен сказать, что я ждал этой встречи, — произнес Ромер с явным лицемерием. — В моем возрасте чувствуешь себя совершенно забытым. А тут вдруг звонят из газеты и просят об интервью. Неожиданно, но приятно. «Обсервер», не так ли?
— «Телеграф».
— Великолепно. А кто, между прочим, ваш редактор? Вы знаете Тоби Литтон-Фрая?
— Нет, я работаю с Робертом Йорком, — ответила я быстро и спокойно.
— Роберт Йорк… Я позвоню Тоби и спрошу о нем. — Он улыбнулся. — Мне было бы интересно знать, кто будет вас править.
Принесли наши напитки. Борис подал их на бумажных подставках вместе с дополнительным блюдцем с орешками.
— Убери это, Борис, — велел Ромер. — Виски и орешки — нет, нет, нет. — Он ухмыльнулся. — Когда они только научатся?!
Стоило официанту уйти, как настроение лорда Мэнсфилда моментально переменилось. Мне трудно точно определить почему, но притворное обаяние и учтивость Ромера, казалось, покинули комнату вместе с Борисом и орешками. Улыбка все еще оставалась, но притворство исчезло: взгляд был прямой, любопытный и слегка враждебный.
— Если не возражаете, мисс Гилмартин, то прежде чем мы начнем наше очаровательное интервью, мне бы хотелось задать вам один вопрос.
— Задавайте.
— В разговоре с моим секретарем вы упомянули «СБД Лимитед».
— Да.
— Откуда вы взяли это название?
— Из архивного источника.
— Я вам не верю.
— Мне жаль, что вы так думаете, — сказала я, неожиданно насторожившись. Его глаза смотрели на меня очень холодно и сосредоточенно. Я выдержала взгляд Ромера и продолжила: — Вы и представить себе не можете, что в последние несколько лет открылось ученым и историкам после того, как стал доступным секрет «Ультра». «Энигма», Блетчли-парк — завеса полностью снята: теперь каждый хочет рассказать свою историю. А ведь большое количество материала — как бы это сказать? — носит неформальный, личный характер.
Он задумался над моими словами.
— Печатный источник, вы говорите?
— Да.
— Вы видели его своими глазами?
— Нет, сама я не видела.
Я пыталась выиграть время. Мое беспокойство неожиданно усилилось. А ведь мать предупредила меня о том, что упоминание о «СБД Лимитед» вызовет особый интерес.
![Андрей Васильев - Снисхождение. Том первый [СИ]](/uploads/posts/books/271277/271277.jpg)
