Дилан Томас - Под сенью Молочного леса (сборник рассказов)
Второй голос. Голос, который сохранился в его памяти как самый дорогой, врывается в грезы. Ленивая маленькая Рози с густыми соломенного цвета волосами, которую он делил с Томом-Фредом, Болтуном и многими другими матросами, ясно и близко от него говорит из спальни, где покоится ее прах. В пучинах и на небесах множество флотилий стали на якорь в узком и безбрежном мраке, но она говорит с капитаном, оставляя Кэта дремать одного. Миссис Пробет…
Рози Пробет. …с Дак Лейн, Джек. Крякни два раза и спроси Рози.
Второй голос. …единственная в его бродячей морской жизни, набитой женщинами, как селедкой.
Рози Пробет
(ласково)
Какие видел ты моря,
Том Кэт, Том Кэт,
Когда давно, давным-давно
Болтался на волне?
Каких дверей, скажи-ка мне,
В зеленой видел ты воде,
О капитан мой Кэт?
Капитан Кэт
Открою правду, видел я
Зелено-синие моря,
Моря, что лают, как тюлень,
Китов там пропасть,
Тьма там змей.
Рози Пробет
Какие пересек моря,
Мой старый китобой,
Моя любовь, мечта моя,
По плачущим седым волнам,
Курс — Фриско и Уэльс?
Капитан Кэт
Не вру, но так же, как я есть
Том Кэт, твой пирожок,
Ты — Рози, ходишь по земле
И дома меня ждешь,
Как то, что рядом ты со мной,
Когда я захочу,
Так море зелено, как боб,
Как лебедь под луной плывет,
И мне поверь, луна та лает, как тюлень.
Рози Пробет
Какие любишь ты моря,
Качают что тебя в волнах,
Скажи мне, повелитель мой,
Мой муж, неистовый прибой,
Мой сладкий, душка,
Мой моряк, мой китобой,
Папулька, клад,
Я у тебя на животе,
Какое море
Лучше всех?
Капитан Кэт
Я врать не стану,
Все моря
Отдам за то,
Где ты и я.
Качаемся то вверх, то вниз,
И тонет мой корабль и ты.
Рози Пробет
Постучи два раза, Джек,
В склеп
И спроси Рози.
Капитан Кэт. Рози Пробет.
Рози Пробет
Помни ее.
Она забыта.
Лежит и не чувствует
Земли, что забила ей рот.
Помни меня.
Я забыла тебя.
Я ухожу во мрак вечной ночи.
Я забыла, что когда-то родилась.
Ребенок. Посмотри…
Первый голос. … говорит ребенок своей матери, когда они проходят под окном здания школы.
Ребенок. Капитан Кэт плачет.
Первый голос. Капитан Кэт плачет.
Капитан Кэт. Вернись, вернись…
Первый голос. Взывает он к безмолвным, отвечающим эхом коридорам вечной ночи.
Ребенок. Он плачет даже носом…
Первый голос. …говорит ребенок. Мать спускается с ним вниз по улице…
Ребенок. Нос у него, как клубника…
Первый голос. Говорит ребенок и тут же забывает об этом. Он видит на середине спокойной голубой поверхности бухты Ноугуда Бойо, рыбачащего на «Занзибаре».
Ребенок. Ноутуд Бойо дал мне вчера три пенни, но я их не просил…
Первый голос. …говорит ребенок матери.
Второй голос. Бойо выловил корсет на китовых косточках. И это весь его улов за день.
Ноугуд Бойо. Чертова рыбешка!
Второй голос. Миссис Дай Брэд вторая, цыганка, медленно проплывает в его воображении, вся одежда ее — только браслет на щиколотке.
Ноугуд Бойо. Она в своей ночной рубашке. (Просительно) Не примите ли от меня этот прелестный мокрый корсет, миссис Дай Брэд вторая?
Миссис Дай Брэд вторая. Нет!
Ноугуд Бойо. А от яблочка моего откусить не хотите?
Второй голос. Предлагает он без всякой надежды.
Первый голос. Она покачивает своей бесстыдной ночной рубашкой, и он, теряя голову, бросается за ней, а когда приходит в себя, там, в налитом кровью зрачке его глаза, улыбается и кланяется ему гейша в кимоно из рисовой бумаги.
Ноугуд Бойо. Я хочу быть хорошим Бойо, но это просто невозможно.
Первый голос. Вздыхает он, в то время как гейша встречает его вежливыми ужимками. Земля исчезает, неслышно уплывает море, и сквозь теплые белые облака, на которых он возлежит, вкрадчивая трепетная тревожная восточная музыка уносит его в японское мгновение.
Второй голос. День гудит вокруг Мэ Роуз Коттедж, как ленивые пчелы вокруг цветов. Почти засунув в поле около коз, которые блеют и осторожно бодают солнце, она гадает любит-не-любит по одуванчику.
Мэ Роуз Коттедж
(лениво)
Любит,
Не любит,
Любит,
Не любит,
Любит! — дурашка-замарашка.
Второй голос. Томясь своим одиночеством, лежит она на клевере и душистой траве, семнадцатилетняя, ни разу еще, хо-хо, не вкусившая наслаждения на этом зеленом ковре.
Первый голос. Преподобный Эли Дженкинс, во всем черном, в своей прохладной торжественной скромной гостиной, или поэтической комнате, открывает всю правду «Труду Своей Жизни» — население, основные промыслы, судоходство, история, топография, флора и фауна города, который он обожает, — «Белой книге Ларегиба». Портреты знаменитых бардов и проповедников, все в мехах и шерсти — от косящих глаз до коленных чашечек, возлежат у него на плечах, тяжелые, как овцы, рядом с тусклыми акварелями его матери, на которых изображен бледный, сырой, цвета завядшего салата Молочный Лес. Мать, держащая в руках коробку из-под свадебного корсажа, с бюстом, похожим на покрытый черной скатертью обеденный стол, страдает в корсете.
Преп. Эли Дженкинс. О ангелы, будьте осторожны там со своими ножами и вилками.
Первый голос. Молит он. Он не помнит отца своего, Исаака, который, забыв сан из-за маленькой слабости, был зарезан, случайно, косой до смерти во время жатвы, когда спал в пшенице в стельку пьяный. Он растерял все амбиции и умер с одной ногой.
Преп. Эли Дженкинс. Бедный папа…
Второй голос. …скорбит преподобный Эли.
Преп. Эли Дженкинс. Умереть от пьянства в сельской местности.
Второй голос. Фермер Уоткинс на Солт Лейк Фам проклинает на холме своих коров, не желающих давать молоко.
Утах Уоткинс (в ярости). Черт бы вас побрал, проклятые молочницы.
Второй голос. Корова облизывает его языком.
Утах Уоткинс. Взять ее!
Второй голос. Кричит он своему глухому псу, который скалит зубы и лижет ему руки.
Утах Уоткинс. Бодни его, сядь на него, Маргаритка!
Второй голос. Орет он корове, которая вновь облизывает его и мычит ласковые слова, тогда как он неистовствует и носится меж своих пахнущих летом невольниц, лениво бредущих к ферме. В озерах их огромных зрачков отражается закат. Бесси Бигхед зовет их по именам, которые сама дала им, едва они появились на свет.
Бесси Бигхед. Пегги, Мегги, Лютик, Неженка, Опахало, Теодозия и Маргаритка.
Второй голос. Они наклоняют головы.
Первый голос. Поищите Бесси Бигхед в «Белой книге Ларегиба», и вы найдете там несколько спутанных обрывков и одну потускневшую нить жизни, аккуратно и нежно заложенную между страниц, как локон волос первой ушедшей любви. Зачатая в Молочном Лесу, родившаяся на гумне, завернутая в бумагу, оставленная на пороге, большеголовая, с грубым голосом, она росла в ночи, пока давно умерший Гомер Оуэн не поцеловал ее, когда она этого совсем не ожидала. Теперь, при свете дня, она будет работать, петь, доить, давать ласковые имена коровам и спать до тех пор, пока ночь не высосет ее душу и не выплюнет ее в небо. При долгом, как жизнь, нежном свете дня осторожно Бесси доит любимых, с глазами-озерами, коров; на хлев, море и город медленно опускаются сумерки.
Утах Уоткинс через весь двор орет на ломовую лошадь.
Утах Уоткинс. Галопом, ну, старая развалина!
Первый голос. И огромная лошадь радостно ржет, как будто он дал ей кусок сахара.
