Ирина Ульянина - Все девушки — невесты
Процедура не только не отличалась приятностью, но и напоминала пытку эпохи инквизиции: казалось, вместе с горячим воском с меня — живой — сдирают кожу. В разгар нее зазвонил мобильник — Риточка после больницы вернула его мне, и я на всякий случай таскала телефон в сумочке.
— Да! Алло! — выкрикнула я голосом, полным отчаяния.
— Сонечка, это не ты, случайно, подкинула мне в машину книгу «Остров Лесбос»?
Интонация Паперного, напротив, располагала к кокетству, приправленному интеллектуальной игрой в бисер. Если бы он видел, где я нахожусь и в какой позе…
— Да, это одна из моих любимых книг, но, право, не знаю, как она очутилась в твоем автомобиле… — пролепетала я.
— А я решил, что это некий тайный знак. Забавные стишки. — Заявление Вадима меня покоробило. Он рассуждает прямо как Ленчик!
— Не вижу ничего забавного.
— А я считаю стихи смешными, — упорствовал Паперный.
— Вадик, обсудим это в следующий раз. Я занята. Перезвоню позднее, если позволишь.
Он заверил, что всегда к моим услугам. И назвал киской. Косметолог салона красоты предупредила, что область бикини нельзя мочить в течение двадцати четырех часов во избежание покраснения и раздражений.
— Спасибо, — облегченно перевела я дух, наивно полагая, что мои мучения на этом закончились. А они лишь начинались…
Сборы много времени не отняли — багаж уместился бы в одном из пакетов, в которых я обычно ношу продукты с базара. Шорты, две майки — одну из них пришлось позаимствовать из Риткиного гардероба, — сланцы, выгоревший сарафан и умывальные принадлежности. Мирошник правильно подметила: я себя совсем запустила… Но почему я о ней сегодня постоянно вспоминаю?..
Когда сумка была собрана, позвонила Вадику. Сказала ему спасибо за премию и за Кипр, где моим детям очень нравится.
— Не стоит благодарности, — проявил он благородное великодушие. — Когда встретимся?
Я хотела признаться, что не скоро — не раньше чем через две недели, но Паперный перебил, выпалив последнюю новость: с Элины Владиславовны сегодня сняли подозрения и дело закрыли за недостаточностью улик.
— Как тебе это нравится? Я в ярости!
Помолчав в задумчивости, я ответила расплывчато:
— Все хорошо, что хорошо кончается… Мы же знаем, Вадик, что есть и высший суд…
— Сонь, у меня складывается такое впечатление, что ты не расположена со мной общаться, — более чем сухо простился он.
Я завела будильник на три часа утра и вызвала такси. Только положила трубку, как телефон зазвенел вновь.
— Вадик, ты не дослушал, я улетаю…
— Это не Вадик, — возразил робкий мужской голос.
Я с трудом узнала Леонида.
— А-а, здравствуй…
— Соня, умоляю: не бросай трубку, выслушай меня!
— Да-да, я слушаю…
Несколько странно, что человек, который на протяжении двадцати лет был для меня светом в окошке, практически в одночасье сделался посторонним. Я испытывала сейчас лишь досаду, приправленную толикой презрения.
— Понимаю, ты меня теперь ненавидишь. Но я изменился, Сонечка, звезда моя!.. Я осознал, что… не могу без тебя… Отныне я хочу жить только для вас с Риточкой! Мне больше никто не нужен!
— Поздно ты спохватился, Ленчик. У Риточки — своя семья. А я, напротив, вошла во вкус несемейной жизни.
— Да, это я уже понял: у тебя появились какие-то Вадики, мопсики, пупсики… Быстро же ты нашла мне замену!
Не хватало еще выслушивать упреки! Я сказала:
— До свидания.
— Нет, погоди, Софья, мы должны объясниться! Я сейчас приеду!
Я вспомнила, каким видела Ленчика во Дворце бракосочетаний в минувший четверг, и воскликнула:
— Ни в коем случае!
— Ты не можешь мне этого запретить: я прописан в нашей квартире и имею точно такое же право находиться в ней, как и ты!
— Леонид, я не впущу тебя.
…Это была сумасшедшая ночь. Мне пришлось запереться изнутри на щеколду, выключить свет и затаиться. Я не подходила ни к входной двери, в которую ломился бывший муж, ни к звонившему телефону. И соответственно, не сомкнула глаз до самого приезда такси. Как следствие, в аэропорту едва держалась на ногах. У любого человека есть определенный запас прочности, и он не беспределен. Мой окончательно исчерпался…
В самолет вошла в полубессознательном состоянии. Рухнула в кресло, отвернулась к иллюминатору и будто провалилась. Больше ничего не видела и не слышала. Меня разбудила бортпроводница, когда остальные пассажиры уже покинули салон.
— How are you?[1] — спросил смуглый откормленный таможенник.
— Fine![2] — как положено, отозвалась я, отчаянно моргая заспанными глазами.
— Take care[3], — двусмысленно подмигнув, пожелал он.
За пределами родины, в аэропорту Даламан, в самом деле все было прекрасно. Теплый ветерок трепал ветви раскидистого дерева, похожего на акацию, срывая с него отцветшие лепестки. Сквозь этот сиреневый дождь я прошла к стойке встречающей компании Turtess, и девушка в белой блузке показала мне автобус, который должен домчать меня до отеля.
— Добро пожаловать в Турцию! Меня зовут Бахыт, — в микрофон представился гид. И я сразу про себя окрестила его Бахыт-Компотом по имени популярной прежде группы.
Дорога из Даламана в Мармарис оказалась ошеломительно красивой: у меня даже сердце защемило и на глазах выступили слезы от прелести здешних мест. Сначала трасса тянулась по равнине, вдоль белостенных домов с красными черепичными крышами, над которыми парили самые настоящие аисты. Первый раз их видела воочию… Деревеньки сменялись плодородными садами, оливковыми и апельсиновыми рощами. Затем мы выехали на длинную аллею, засаженную могучими эвкалиптами с полуголыми, будто ободранными стволами. Бахыт пошутил: «Туристы — как эвкалипты. Много пьют, целый день жарятся на солнце и сбрасывают свою кожу». Советовал меньше торчать на пляже, больше ездить на экскурсии. Автобус между тем взлетел вверх, на горный серпантин, извивавшийся над пропастью. Внизу открылся дивный вид на благословенные Аллахом зеленые долины. А слева, по камням, едва припорошенным красноватой глиной, с отважностью альпинистов карабкались альпийские сосны. За ними вдогонку лезли буйно разросшиеся миртовые кусты. Дорога была настолько узкой, что хвойные лапы царапали оконные стекла, бились, будто хотели забраться внутрь. Я зачарованно взирала на все это великолепие и непроизвольно воскликнула, когда показалась бирюзовая лагуна: «Море!»
— Город Мармарис, куда мы сейчас подъезжаем, сравнивают с жемчужиной в раскрытой раковине земного шара, — вновь включил микрофон Компот. — Вот перед вами символ города в металле… посмотрите налево…
Автобус уже въехал на оживленную улицу, пестревшую вывесками магазинов. Чаще других на них значилось имя Али-Баба. Я-то думала, Али-Баба встречается только в сказках, а здесь предводитель разбойников фигурировал и в качестве кондитера, ювелира и даже сувенира.
И вновь показалось море — уютная бухта, со всех сторон укрытая горами и рифами. На набережной высилось скульптурное изваяние, отдаленно напоминающее памятник Ленину, — дядька в фуражке, глядящий вдаль из-под сложенной козырьком ладони. Вокруг него били фонтаны, за ним ощетинились частоколом яхтенные мачты.
— Кто это? Кто это? — наперебой спрашивали туристы.
— Мустафа Кемаль Ататюрк, — компетентно объяснил гид и пригласил всех вечером на обзорную экскурсию и информационный коктейль.
Автобус притормозил на суматошной трассе, по которой сновали микроавтобусы и мотоциклисты. До отеля, расположенного на берегу, пришлось добираться пешком, по переулку, забитому ресторанчиками и лавчонками.
— Мадам, захады, just посмотреть, only хорошо! — кричали нам торговцы, забавно смешивая русские и английские слова.
— И как они догадываются, что мы русские? — спросила миловидная блондинка, катившая за собой чемоданчик на колесиках. — Вот на мне лично все фирменное, дорогое…
— А иностранки — всякие немки, шведки и другие европейки — наоборот, одеваются отстойно. Сама увидишь, Ксюха, — заверила ее подружка, рослая шатенка с точеными скулами.
Мы познакомились: девчонки оказались двоюродными сестрами из Барнаула. Блондинка Ксюха работала в парикмахерском салоне, Лена держала магазин канцелярских принадлежностей. Они тоже приехали в Мармарис впервые, но, в отличие от меня, побывали уже во многих местах и везли с собой целый воз нарядов. Нам пришлось дожидаться очереди возле ресепшн, пока нас оформят и выдадут ключи от номеров. Устроились в низких креслах, за столиками с живыми цветами и с комфортом выкурили по сигаретке. Холл мне понравился — мрамор, ковры и огромный плазменный экран. А номер и вовсе привел в экстаз, я чуть не запела: «ну зачем так много мне одной?!» Две кровати, телевизор, мини-бар и вся необходимая мебель. Проводил меня в номер портье, показавший, что электричество включается с помощью брелка, а кондиционер — с помощью пульта. Спросил, все ли хорошо, и замер в ожидании чаевых. После оплаты визы в аэропорту у меня осталось всего 80 долларов разными купюрами, и ни с одной из них не хотелось расставаться, тем более за столь мелкую услугу.
