Стивен Фрай - Теннисные мячики небес
Впрочем, именно в это утро Гордон, решив поэкспериментировать с какао, развел на кухне жуткую грязь. Тонкий, как пыль, порошок переносился с поверхности на поверхность, с кончиков пальцев на кончики пальцев, что в конце концов породило всеобщую панику.
— Где мой счетчик углеводов? — стенала Порция.
— Пап, эта зараза уже повсюду, — пожаловался Альберт, входя на кухню и показывая Гордону ладони. — Взгляни. Чем старательнее его стираешь, тем больше он во все въедается. У меня уже на клавишах какао, какао на экране и даже на носу какао.
— Неплохая строчка для песенки, — одобрительно отозвался Гордон. — Брось, малыш, это всего-навсего порошок. Попробуй этот мокко, совсем неплох.
— Девятнадцать граммов из ста! — ахнула Порция. — Глазам своим не верю.
— Нет, лапа, — сказал Гордон, склоняясь над ее плечом и капая кофе на страницы книги. — Эти цифры относятся к какао подслащенному. А в неподслащенном только три грамма, видишь?
— Все равно, — сварливо ответила Порция, убирая из-под капели книгу, — мог бы быть поосторожнее.
— Я сильно удивлюсь, если ты переварила хотя бы одну сотую миллиграмма. — Гордон повернулся к Альберту, старательно мывшему руки под краном. — Ну-с, дитя мое, сколько было вчера посещений?
— Новый рекорд. Триста двадцать восемь. Из семи стран. Недурно, а?
— Недурно, — согласился Гордон.
— Если хотя бы половина из них, даже четверть оставят заказы, представляешь, что это будет?
— Дела идут, Альби.
— Я то и дело получаю письма с вопросами, производим ли мы прямые продажи. И каждый раз, отвечая «нет», чувствую, что теряю деньги.
— Продавать что-либо непосредственно отдельным людям — это тихий ужас, — сказал Гордон. — В нашем распоряжении все супермаркеты, вот пусть они этим и занимаются.
— Да, но, пап, ты бы видел, куда они запихивают наш товар. На самые нижние полки. И никаких специальных предложений, целевой рекламы, продажи с нагрузкой, ничего.
Порция вышла в прихожую, за газетами и почтой. Она слышала эти препирательства уже сотни раз, с того самого дня, как Гордон поручил Альберту разработать сайт компании. И, будучи преданной женой и матерью, считала, что правы оба. Возможно, бизнес должен включать в себя и электронную коммерцию, на чем настаивал Альберт. Но возможно, прав и Гордон, возражавший против хлопот и затрат, которых потребует гарантированная доставка заказанного через Сеть товара, и против дополнительных накладных расходов, связанных с рекламой, отгрузкой и наймом персонала, которому придется заниматься всем этим.
Компанию «Кафе Этичность», пять лет назад основанную Гордоном на деньги, унаследованные от матери Порции, Хиллари, ожидал огромный успех. Гордон стал героем студентов, воинствующих радетелей за экологию, антиглобалистов и тех, что сами себя назначили защитниками третьего мира. Этическая торговля была нынче на устах у всех, а отвага, проявленная Гордоном, когда он бросил хорошо оплачиваемую работу преуспевающего брокера товарной биржи и основал собственное дело, закупая продукт непосредственно у фермеров и кооперативов из беднейших, самым унизительным образом зависящих от товарного диктата стран, обратила его в одного из популярнейших бизнесменов Британии. Он появлялся на телеэкране — в передаче «Время вопросов», в «Ночных новостях», — и многие полагали, что, будь он британским и только британским подданным, давно бы уже ему стоять в очереди на рыцарское звание. Порция в его дела не вмешивалась, продолжая возделывать собственную, университетскую грядку. Альберт как-то предложил написать веб-страничку и для нее, но она мягко отказалась. Порции не верилось, что сайт, посвященный сиенской темпере, принесет хоть какую-то пользу ей и ее студентам.
— Порнография и письмо для тебя, — сказала она, вернувшись с почтой, сыну, — и, разумеется, счета для нас.
Порнографией Порция называла излюбленное чтение Альберта. Почти каждый день очередной посвященный компьютерам или Сети журнал плюхался на коврик перед дверью, и Альберт утаскивал его в спальню, из которой выходил несколько часов спустя с раскрасневшимися щеками и отсутствующим взглядом. Хоть бы эти журналы и впрямь были порнографическими, по временам с тоской думала Порция. Что такое секс, она по крайней мере понимала. Прилагаемые к журналам бесплатные компакт-диски заполнили дом. Порция, любившая мастерить что-нибудь (это позволяло ей не забывать, что она не просто сухарь-профессор, автор нескольких малоизвестных, дорогих книг), сооружала из них забавные инсталляции. Был, например, столик, верхушка которого состояла сплошь из компактов «Америка-он-лайн», утопленных в плексиглас. Были разбросанные по всему дому серебристые мобили и скульптурки. Письменный стол Порции украшало множество скрепленных стопкой дисков, исполнявших роль подставок для ручек. В кухне на диски ставились чашки и тарелки.
Стоявший у тостера Альберт распечатал единственное пришедшее ему сегодня письмо и ахнул:
— Ни хрена себе! — Он протянул было письмо Гордону, но передумал: — Нет, погоди. Не трогай, пока не вымоешь руки. Прочти лучше ты, мам.
Взяв письмо, Порция подошла к окну. Старческая дальнозоркость настигла ее слишком рано. Слишком много слайд-шоу, слишком много корпения над слишком многими документами в слишком многих темноватых тосканских библиотеках.
Письмо было отпечатано на фирменном бланке из дорогой бумаги.
«КоттерДотКом»
Дорогой мистер Фендеман!
Вы привлекли наше внимание как автор и администратор сайта компании «Кафе Этичность». Как Вы, возможно, знаете, наша компания уже приобрела единственную в своем роде репутацию — благодаря нашим выдающимся достижениям и новациям в непрерывно растущем мире электронной коммерции. Тем не менее мы постоянно ведем поиски одаренных, наделенных воображением и творческими способностями людей, которые могли бы присоединиться к нашим усилиям по формированию нового бизнеса на передовых рубежах цифровой революции. Мы уверены, что Вы можете оказаться как раз там человеком, который нам нужен.
Если бы Вы могли посетить наш лондонский офис и обсудить с нами возможность создать и затем возглавить новый Отдел этической торговли, мы были бы рады обговорить с Вами условия работы, которые включают в себя наиболее передовые в нашей сфере бизнеса схемы вознаграждения акциями компании, личного медицинского страхования, пенсионного обеспечения и добавочных выплат.
Мы будем очень признательны Вам, если Вы сохраните это предложение в тайне.
Искренне Ваш Саймон Коттер.
Гордон отобрал письмо у Порции.
— Это наверняка розыгрыш, — сказал он. — При всем уважении к тебе, Альби, кто-то водит тебя за нос.
— Посмотрим. — Альберт выхватил письмо из покрытой мыльной пеной руки отца и направился к телефону.
— Но, дорогой, — воскликнула Порция, — а как же Оксфорд?
Альберт был слишком поглощен набором номера, чтобы ответить.
Родители стояли, глядя, как он возбужденно разговаривает по телефону. В какой-то момент он выпрямился, и Порция увидела, что сын слегка покраснел.
— В три часа? — говорил он. — Абсолютно. Без проблем. В три часа. Буду у вас. Конечно. Абсолютно.
Он повесил трубку, лицо его выражало ошеломление и восторг.
— Ну?
— Я разговаривал с ним! С самим!
— Но ведь не станешь же ты с ним встречаться?
— Ты в своем уме? — Альберт с изумлением уставился на мать. — Еще как стану! Ты же слышала. Сегодня в три. В его офисе.
— Ты хоть скажи ему, что в октябре собираешься в Оксфорд, хорошо? Объясни, что в ближайшие три года и думать не можешь о долгосрочной работе.
— Плевал я на Оксфорд! Я только что разговаривал с Саймоном Коттером, мама! С Саймоном Коттером!
— Да кто он такой? Мать Тереза и Альберт Швейцер в одной посуде? Самое главное — это твое образование.
— Вот и будет мне образование.
— Он хоть знает, сколько тебе лет?
— Мам, в «КДК» есть люди, все еще ожидающие, когда у них выпадут молочные зубы. Работающие на Коттера миллионеры с несформировавшимися мошонками и непрорезавшимися титьками.
— Что ж, готова признать, это звучит многообещающе.
— Ты понимаешь, о чем я. Я буду там далеко не самым молодым человеком.
— Гордон, скажи хоть ты ему.
Гордон снова взял в руки письмо. Порция почувствовала какую-то исходящую от мужа эманацию, и та ее встревожила. Раздражение? Ну не зависть же? И едва эта мысль мелькнула в ее голове, как она с ужасом поняла, что сомневаться тут не приходится. Именно зависть. Что-то в том, как язык мужа постукивал по зубам, как глаза его быстро бегали по письму, словно продолжая отыскивать доказательства, что это все-таки розыгрыш, сказало ей, и сказало твердо, что он завидует собственному сыну. Гордон был раздражен, обижен, сердит. Никто, кроме Порции, не смог бы заметить этого, но у нее увиденное вызвало самую настоящую тошноту.
