Елена Муравьева - Глупости зрелого возраста
— Я так больше не могу, — расплакалась Люба. — Что делать?
— Простить, — предложила Ирина. Это было самое простое и привычное для Любы решение.
— Сколько можно? — всхлипнула Люба. — Его хватает максимум на полгода.
— Разведись.
— И маяться одной, как ты? И бросаться на каждого? Нет, уж уволь. Ой, извини…
Любка была хорошая подруга. Надежная, умная, искренняя. Но и на старуху бывает проруха. А именно сегодня выдержать издержки чужого характера Ира не могла. Слушать, тем паче парировать колкости, элементарно не хватало сил. Не было сил даже на то, чтобы прилично закончить беседу.
«Пошла ты…» — подумала Ира и положила трубку. Посылать вслух расстроенную Любочку не стоило. Подруга себя сейчас плохо контролировала, да и, наверняка, разминалась перед скандалом с Михаилом.
Несколько часов в квартире царила тишина. После бурного телефонного утра в обилии страстей и мнений Ира восприняла ее как подарок. Но видимо нынешней субботе не судилось быть мирной. В четыре часа выяснилось, что вода в унитазе не сливается. Ира попробовала прочистить канализацию и в течение часа запихивала в фаянсовый зев все, что смогла найти и приспособить для этой цели: специальную металлическую штуку, которую они с бывшим мужем купили лет двадцать назад; ершик для мойки бутылок; изогнутую палку от щетки; проволоку. К сожалению, количество инструментов ситуацию качественно не изменило. Невзирая на затраченные усилия, вода опускалась медленно и печально.
Ира безрадостно оглядела место своего поражения. Она сделала все что могла. Водопроводчик или Костя сделали бы больше. Но где взять сантехника в выходные и куда подевался сын, Ира решительно не знала. В ЖЭКе не брали трубку. А телефоны сына и невестки казенными голосами сообщали, что абоненты находятся вне зоны досягаемости.
Беда, да и только! Неделя, отданная на откуп зеленой тоске, завершилась экологической катастрофой. Пусть не вселенского масштаба, пусть на уровне лично-канализационном мир стал враждебным, зловещим, угрюмым. «Как я», — родилось невольное сравнение. Ира подошла к зеркалу и внимательно посмотрела на себя. Женщина, отраженная в серебристой глади ответила мрачным взглядом. Она была измучена, несчастна и не скрывала этого.
Когда-то давно, еще в прошлой жизни, в похожем мрачном настроении, Ира стояла голая перед зеркалом и разглядывала свое отражение. Килограммовые складки жира на талии, расплывшийся овал лица, стальные коронки. Ужас внешний отражал ужас внутренний. «У меня впереди нет ничего, только старость», — думала тогда она. Что еще могла преподнести жизнь, кроме той же бедности, унылого прозябания, новых болячек и страданий? Оказалось, многое. Стоило вырваться из опостылевшего брака, бросить ненавистную профессию, рискнуть и пойти вперед, как реальность, словно по мановению волшебной палочки изменилась. Растаял жир, исчезли морщины, появились деньги. Мало того сложилась карьера, посыпались комплименты, появились наряды и восхищенные взгляды мужчин. Однако это великолепие не пришло само по себе. Все победы были получены с бою. За все лавровые венки пришлось заплатить высокой ценой.
Стройная фигура — это ощущение вечного боя с едой. Сияющие глаза — отражение спаленных за спиной мостов. Гладкая матовая кожа — постоянная череда адреналиново-эндорфиновых атак. Деньги — результат неизменного вызова миру и себе. Самоуважение, желание жить, творить, развиваться — от удивления, что судьба подарила второй шанс и страха не использовать появившиеся возможности полной мерой.
У новой реальности существовала еще одна изнанка. Ее не хотелось признавать, но из песни слов не выкинешь. Победные лавры удалось собрать благодаря одиночеству. Оно заставило сконцентрировать силы на главном, погнало вперед и привело к результатам: внутренней собранности, отличному цвету лица, наличию талии, успешности, вернувшейся красоте, здоровью, душевному равновесию.
Что и говорить: вторые шансы — штука дорогая и дефицитная. Судьба не разбрасывается ими почем зря и, предлагая сделать работу над ошибками, обеспечивает и должные условия для исполнения предначертанного.
«А может быть мне вообще не положено быть счастливой? Раньше я страдала с мужем, теперь маюсь от одиночества, — Ира горько улыбнулась. — Тогда слезы лила из-за одного, сейчас из-за другого. Что в лоб, что по лбу — какая разница?»
Это было явное преувеличение, но в моменты душевного раздрызга не до логики.
— Я устала быть красавицей… — сказала Ира своему отражению. — Я хочу кушать бутерброды с колбасой и маслом, ходить в джинсах и свитерах и не думать, как выгляжу.
Зеркало приняло сообщение бесстрастно. Мало ли кто от чего устал и чего хочет.
— Я устала быть сильной.
И снова серебристая гладь не дрогнула. Брестские крепости не сдаются, даже если мечтают о капитуляции. Не умеют они капитулировать, не имеют белых стягов в запасе.
— Я устала ждать любви
Сколько можно просыпаться и засыпать с надеждой, после каждой неудачи находить в себе веру, чувствовать неотступную готовность к чувству, в каждом видеть ЕГО? Сколько можно бросать в эту ненасытную топку дней и ночей, ничего не получая взамен? Уже сгорели три года. Почти тысяча дней изматывающего ожидания чуда. Сколько еще терпеть? Может быть, пора признать поражение?
— Мне пятьдесят, мне почти пятьдесят один. Мое время ушло. Наверное, я никогда не встречу человека, с которым буду счастлива. За свой второй шанс, за работу над ошибками я плачу одиночеством. Я одна и эту стену мне не преодолеть.
Глава 9. Каждому свое
Каждый принимает решение по-своему. Кто-то сначала твердо говорит одно, а через минуту утверждает другое. Кто-то до последней секунды сомневается, а потом стоит за свои слова горой. Генрих Сологуб, придя к определенному выводу, мнения не менял. Поэтому, сидя за рулем автомобиля, ждал Иру без особого волнения. Неподвижная поза, отсутствующий взгляд, спокойные руки — говорили сами за себя. Делай, что должно и будь что будет.
Ровно в 19.0 °Cологуб набрал нужный номер:
— Я на месте.
— Очень хорошо. Вы подниметесь?
— Нет. Я жду вас в машине.
— Хорошо. Иду.
Через несколько минут хлопнула дверь парадного, явив миру Роскошную Женщину. Что там Рубаняк лепетал о болезни? Сияющие глаза, розовый румянец, покачивающий танец бедер — все утверждало силу и здоровье.
— Добрый вечер.
— Добрый.
Генрих вышел навстречу, открыл дверцу машины, вдохнул сладковатых запах духов, сглотнул подступивший к горлу ком (все-таки он нервничал) и вернулся на свое место.
— Прекрасно выглядите, — как обычно в разговоре с Ириной комплименты превращались в дежурную констатацию факта.
— Спасибо.
— Я не очень помешал вашим планам?
— Я бы сейчас сидела на диване и смотрела телевизор.
— Значит, вы никуда не торопитесь?
— До пятницы я совершенно свободна.
— Почему до пятницы? Сегодня же суббота, — спросил Генрих.
Сколько раз Ира попадала впросак с этой нехитрой шуткой. Казалось бы, нетленный мультипликационный шедевр про Вини Пуха должен жить в веках. Ан, нет, народ не помнит своих героев. На лице Сологуба разлилось искреннее удивление.
— Это из мультика, — пояснила Ирина.
— Ах, да, я вспомнил… — блеснул эрудицией главный бухгалтер. Однако отстраненные интонации убавили ценность сделанного открытия. Сологуб явно думал о чем-то другом.
— Кажется, из всего сказанного мной по телефону вы ничего не услышали? — С прелюдией было покончено. Генрих Романович перешли к официальной части встречи.
— Увы.
Иру всегда удивляла сдержанность Сологуба. Иногда ей даже казалось, что Генрих живет за каменной стеной, откуда выбирается изредка, ненадолго и исключительно для решения конкретных вопросов. Эмоциональной и говорливой ей было сложно найти общий язык с человеком, который обходится минимумом слов и если выпадает возможность, вообще молчит. Однако сегодня Генрих был на удивление красноречив.
— С понедельника я буду принимать дела на другом объекте, поэтому хотел бы привести в порядок отчеты по издательству. Как вы понимаете, по договорам есть вопросы. Извините, что решать их приходится в субботний вечер, но в компенсацию за это я готов угостить вас ужином, — первая же непривычно длинная фраза в исполнении главбуха повергла Иру в непомерное удивление.
— Что ж, ужин так ужин, — самоотверженно признала она.
— Мы едем на Подол. В одно очень симпатичное местечко. Прошу прощения, но по дороге я не смогу развлекать вас светской беседой. Трасса требует внимания.
Самым слабым местом плана была дорога до ресторана. Генрих долго думал, как себя вести в эти четверть часа и, с сожалением, понял — вариантов немного. Первый — завязать легкую малозначащую беседу — не подходил в силу сложности исполнения. Остальные в голову почему-то не приходили.
