Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 2 2012)
Первый месяц. Соловей.
Вместо традиционной темы “соловей и цветущая слива” Тэйка (быть может, шутливо) начинает 2-ю часть своей сюиты стихотворением, в котором сочетаются соловей и бамбук (один из очень значимых образов китайской классической словесности). Комментарий указывает на тесную связь этого стихотворения со стихотворением Фудзивара-но Корэхира (антология “Госэнсю”): “Близ рощи бамбуков / Не устрою больше ночлега! / Соловьи распевают. / Заслушаюсь их, и подольше / Поспать не смогу утром!”
Третий месяц. Жаворонок.
У этого стихотворения два стихотворения-основы. Первое — из “Манъёсю”, принадлежит Ям а бэ-но Ак а хито: “К весеннему полю / Пришел я. Мне захотелось / Нарвать фиалок. / Но поле мне так полюбилось, / Что целую ночь в нем провел я”. Второе сочинил Сон э -но Ёсит а да (2-я пол. X в.): “Там, где деревья „хис а ги”, / На заросших полях, у болотца, / Лишь зима наступила, / Открылась глазам моим спальня, / Что сплел себе жавор о нок!” (хисаги — листопадное дерево семейства дубовых, очень быстро растущее, почки у него алого цвета, летом оно покрывается густыми нежно-зелеными соцветьями).
Четвертый месяц. Кукушка.
Синобу — это селение было расположено в гористой местности, в краю Митиноку (в современной префектуре Фукусима). В четвертом месяце, пишет Сэй-Сёнагон, “вечером и ночью, когда набегут легкие облака, где-то в отдаленье прячется крик кукушки, такой неясный и тихий, словно чудится тебе” (“Записки у изголовья”, пер. В. Н. Марковой). В пятом месяце кукушка уже распевает (см. стихотворение “Пятый месяц” в 1-й части сюиты).
Слово “синобу” означает — таиться, прятаться, терпеть, вспоминать с тоской.
Пятый месяц. Болотный пастушок.
Прекрасное древо (маки) — общее именованье деревьев благородных пород: кипарисовика японского (хиноки), криптомерии (суги), сосны (мацу). Крик болотного пастушка (ку и на) похож на постукивание в дверь, в связи с чем этот образ часто встречается в стихах о любовных свиданиях.
По ассоциации возникает и запах аира: в праздник пятого дня пятой луны прически молодых женщин и их одежды украшены аиром. Об аире — см. комм. к стихотворению “Пятый месяц. Цветы татибана”.
Шестой месяц. Баклан.
Речь идет о рыбной ловле с лодок при помощи прирученных бакланов. Птицы ныряют за рыбой в свете огней. На шее у них кольцо, чтобы они не заглатывали добычу.
Седьмой месяц. Сорока.
...Они поклялись быть как птицы — / Каждая об одном крыле . — В книге Юань Кэ “Мифы Древнего Китая” говорится: “У них было по одному крылу, по одному глазу и по одной ноге. Они могли летать по небу, лишь соединившись по двое, а поодиночке могли лишь ковылять крошечными шажками. Поэтому они всегда летали и отдыхали парами. Люди считали их символом счастливого супружества”. В поэме Бо Цзюй-и “Вечная печаль” есть строки: “Так быть вместе навеки, чтоб нам в небесах / птиц четой неразлучной летать. / Так быть вместе навеки, чтоб нам на земле раздвоенною веткой расти! / Много лет небесам, долговечна земля, / но настанет последний их час. / Только эта печаль — бесконечная нить, / никогда не прервется в веках” (пер. Л. Эйдлина).
Восьмой месяц. Первые гуси.
Гуси прилетают в Японию осенью.
Девятый месяц. Перепелка.
Стихотворением-основой здесь послужило стихотворение Минам о то-но Мунэ ю ки (антология “Кокинсю”): “В горном селенье / Одиночество в зимнюю пору / Особенно грустно. / Как подумаешь: никто не заглянет, / И травы уже увяли”.
За стихотворением Тэйка стоит 123-й рассказ из “Исэ моногатари”: “В старину жил кавалер. То ли потому, что дама, которая проживала в селенье Фукакуса — Глубокие Травы, со временем наскучила ему, только он сложил такое стихотворение: „Если покину / Селение, где бывал я / Долгие годы, / Постепенно Глубокие Травы / Станут одичалым полем”. Дама в ответ: „Если станут полем, / Стану я перепелкой, / Буду плакать в голос, / Ужель ты прийти не захочешь / Ненадолго, хоть ради охоты?!” — так она сложила, и, восхищенный, он раздумал ее покидать”. (Последнее стихотворение явилось стихотворением-основой знаменитого стихотворения Тосинари: “В сумраке вечера / Осенний ветер над полем / Пронзает душу. / Слышно, как перепелка плачет / В селенье Глубокие Травы”.)
Одиннадцатый месяц. Тидори
Тидори (дословно “тысяча птиц”) — ржанка из семейства куликов. Камогава — река Камо (в Киото), по берегам которой расположены древние и весьма чтимые синтоистские святилища. Данное стихотворение связано со стихотворением монаха Энсё, сочиненным в дни траура по канцлеру Фудзивара-но Мититака, одному из самых ярких персонажей “Записок у изголовья”, чья внезапная кончина столь многое переменила в судьбе множества людей, в том числе самой Сэй-Сёнагон: “Кажется мне, рассвело. / Слышу, на отмелях Камогавы / Тидори кричат. / Вот и день, напрасно начавшись, / В сумрак сбирается удалиться” (антология “Госюисю”, 1087 г.).
...Рукава с темно-синим узором . — В стихотворении Тосинари — под заголовком “Стихотворение к ширме для церемонии вхождения госпожи нёго (нечто вроде „государыни второго ранга”. — В. С. ) во дворец государя...” — говорится: “В реке Омовения / С ясной луною над ней / Жрецы отразились: / Как будто на льду оттиснут / Рукавов узор темно-синий” (антология “Синкокинсю”). Узор цвета индиго по белому полю в виде весенних цветов и маленьких птиц, с двумя красными лентами, обладал чистотой, сравнимой с лунным сияньем в реке, где омывали руки, перед тем как склониться перед божествами.
Двенадцатый месяц. Мидзутори.
Мидзутори — общее название птиц, живущих на воде и на речных берегах. Но в тексте стихотворения речь идет об оси (совр. осидори). Это — мандаринки, мандаринские утки, неразлучницы. Слово “оси” имеет омоним, означающий “жалеть, думать с любовью”. В “Записках у изголовья” читаем: “Из всех водяных птиц больше всего трогают мое сердце мандаринки. Селезень с уточкой сметают друг у друга иней с крыльев, вот до чего они дружны! А как волнует жалобный крик кулика-тидори!” (пер. В. Н. Марковой).
Легенда о мандаринках, которые не живут друг без друга, пришла из Китая. В “Записках о поисках духов” Гань Бао (конец III — нач. IV в.) в трагически-мрачной легенде эти птицы — воплощение любящих супругов, погубленных почти безличной жестокостью вана-князя.
В рассказе из японских “Стародавних повестей” (1110 — 1120 гг.) молодой самурай по бедности не в силах купить дичи и накормить жену, которая недавно родила. С луком и стрелами он идет к пруду. Там плавают утка и селезень. Он подстрелил селезня. В сумерках он возвращается домой к обрадованной жене. Он подвешивает селезня во дворе на шесте с тем, чтобы утром сварить похлебку, после чего ложится спать. Среди ночи он слышит хлопанье птичьих крыльев и решает, что селезень ожил. Но это уточка. Она пришла к шесту и сидит под ним... Молодые супруги не стали готовить утиную похлебку. Самурай постригается в монахи.
Санович Виктор Соломонович родился и живет в Москве. В 1962 году окончил Институт стран Азии и Африки при Московском государственном университете им. М. В. Ломоносова. Ученик Н. Г. Иваненко, В. Н. Марковой, Н. И. Конрада. Среди многочисленных переводов — одна из самых знаменитых книг японской литературы — “Сто стихотворений ста поэтов” (выдержала пять изданий). Автор исследования “Из истории русских переводов японской художественной литературы” (М., 2008).
Ноль девять
Кублановский Юрий Михайлович родился в Рыбинске в 1947 году. Выпускник искусствоведческого отделения истфака МГУ. Поэт, критик, публицист. Живет в Париже и в Переделкине.
Публикация фрагментов моих дневниковых записей за 2008 год [1] вызвала противоречивые комментарии: кто-то даже посетовал, что я не разделил участи Анатолия Марченко и Юрия Галанскова. Но большинство откликов, вдумчивых, светлых, побудили продолжить публикацию — на этот раз за 2009 год.
Еще раз напоминаю, что это не окончательные выводы и итоги, но одномоментные отклики на происходящее, прочитанное, увиденное, вспомянутое…
