Алекс Тарн - Квазимодо
«Садитесь, гости дорогие,» — голос Зияда звучал странно хрипло и напряженно.
Абу-Нацер обернулся.
«А, Зияд, душа моя, — сказал он наидружелюбнейшим тоном и сделал шаг в его сторону. — Мир дому твоему. Как поживаешь?»
«Назад! — взвизгнул Зияд. — Я сказал — сесть! Всем сесть на диван! Последний раз говорю!»
Он сделал движение, и тут только Абу-Нацер увидел нацеленный в его сторону автоматный ствол. Этого еще только не хватало… Он медленно отступил, не сводя глаз с едва различимого в темноте зиядова лица.
«Сесть! — повторил Зияд. — Всем сесть!»
Абу-Нацер кивнул своим людям, и они все уселись на диван, Хамдан посередке.
«Сумку! — продолжал командовать Зияд. — Сумку положи на кресло, справа!»
«Вот же песий сын, — подумал Абу-Нацер. — Прав был Махмуд… молодой, чувства острые. А ты чересчур на прежний опыт полагаешься. Вот и получай теперь…»
«Да ты что, Зияд? — спросил он вслух как можно жестче. — Обкурился, что ли? Не видишь, с кем говоришь?»
«Пес! — донеслось из угла. — Убийца! Зачем братьев моих зарезал? Что они тебе сделали, грязная твоя душа? Кто их детей и жен теперь кормить будет? Я?»
Абу-Нацер опустил голову, стараясь сосредоточиться. Как этот клоун успел узнать о гибели братьев? Не иначе — кто-то из домашних Ахмада наткнулся на трупы во дворе и догадался немедленно оповестить следующего по старшинству — Зияда — по телефону. Да, скорее всего, так и случилось. Не везет, так не везет. «А вот в следующий раз дураком не будешь! — упрекнул он сам себя по давней привычке извлекать урок из любого промаха. — Скинул бы падаль под обрыв — не пришлось бы сейчас на невезение пенять. Главное, и обрыв-то там всего в двух шагах… Ах ты, черт… Да разве ж тебе, кобелю, тогда до того было? Ты тогда все больше о бабьих задницах думал, да об оглобле своей… Тьфу!..»
«Что молчишь? Язык от страха проглотил?» — выкрикнул Зияд.
«А что тут говорить? — спокойно ответил Абу-Нацер. — Ты ведь нас для чего сюда заманил? Чтобы перестрелять? Ну и стреляй. Только тебя это не спасет. И семью твою тоже. Их всех потом мои парни на вертела насадят и по жилочке тянуть будут, до самой смерти. Помнишь Абеда Маршуда? То-то же. Так что, перед тем, как стрелять, подумай, на что своих близких обрекаешь.»
Зияд нервно засмеялся:
«За дурака меня держишь, Марван? А я ведь тебя не глупее. Это верно, обгонял ты меня с самого детства — где на шаг, где на полшага, но главное ведь — чей конь будет первым под конец, правда? И конь этот — мой, Марван, мой, а не твой. Ты думаешь, чего я сейчас жду, почему не стреляю? На спусковой крючок нажать боюсь? Нет, не боюсь… хватит, Марван, отбоялся я тебя… Джипа я жду, Марван… ага… джипа. Вот как джип проезжать станет, тут-то я вас всех троих и положу, одной очередью. А потом еще и в лоб дострелю, для надежности. А потом, сам понимаешь, подожду солдат, пока дом окружат; постреляю в окошко по небесам, они тоже сюда постреляют, потом начнут переговоры вести: мол, сдавайтесь, пожалейте женщин и детей… Ну, я поупираюсь, да и сдамся под конец — единственный уцелевший боец героической группы легендарного Абу-Нацера. Скажу: вместе отстреливались, все погибли, кроме меня, всех солдаты в бою поубивали. Поди потом докажи другое… И семье моей будет почет и уважение, как семье шахида… деньгами помогут, как водится — а как же иначе? Посижу я недолго — крови на мне нету… с полгодика продержат, да и отпустят. Такое вот кино, Марван. Нравится?»
Абу-Нацер задумчиво покачал головой. Да, что и говорить, неплохо придумано. Молодец. А усадил-то их как грамотно — под лампой, как на ладони, а сам — в тени. И расстояние приличное… это ж сколько тут будет? Метров семь, не меньше. Одного точно успеет уложить, а может и двоих. Но не больше. Опыта не хватит, хладнокровия. Опять же поза у него для стрельбы неудобная: сидя, много не настреляешь. В общем, хватит расслабляться, пора дело делать, а то и ведь и впрямь начнет стрелять сдуру. Хамданом придется пожертвовать… жалко, так и не пригнул его… Он вздохнул и полез в карман.
«Стой! — немедленно закричал Зияд. — Ты куда руку суешь? Вынимай, только медленно, не то — стреляю!»
«Да что ты нервный такой? — улыбнулся Абу-Нацер, вынимая из кармана руку с пачкой сигарет и показывая ее Зияду. Выкидной ножик — вот же удобная вещь — точь-в-точь поместился с другой стороны пачки. — Покурить-то дашь напоследок?»
Он ловко вытряхнул сигарету прямо в рот и повернулся к Махмуду:
«Эй, Махмуд, чиркни-ка мне зажигалкой. А то наш хозяин не любит, когда я в карман лезу.»
Махмуд медленно вынул зажигалку, чиркнул. Наклонившись к нему над Хамданом, Абу-Нацер быстро прошептал:
«Крикну «пес»… Хамдан — прямо, Махмуд — направо, за кресло, автомат…»
Выпрямился, выдохнул клуб дыма, погрозил Зияду сигаретой:
«В одном ты, Зияд, неправ. Братьев твоих мы казнили, это верно. Но разве я в их смерти виноват? Разве не ты им приговор подписал?»
— «Это как же?»
— «Да очень просто. Зачем меня обманул? Зачем притащил мне этого еврея со всем его длинным хвостом? Я тебе, кажется, ясно все объяснил: нужно такого, чтобы долго его не искали, чтобы связей на нас — никаких… а ты кого привел? И ведь знал, кого ведешь! Знал, кого ведешь!.. А?.. Говори! Ведь знал, да?.. Знал! Все ты знал! Пес!»
В следующее же мгновение диван опустел. Абу-Нацер резко прыгнул влево, распластался по полу, перекатился дальше, опрокидывая низкий кофейный столик. Махмуд симметрично скакнул вправо, по дороге рванул на себя сумку, упал за кресло, дернул на себя «калач», засуетился, нашаривая рожок. А по центру, как коренной, с диким ревом, широко раскинув руки, понесся Хамдан, смертник — навстречу смерти, как и положено.
Зияд растерялся и упустил драгоценные мгновения. Еще секунду назад он убеждал себя, что он здесь босс, в этой комнате; он приказывает, а остальные беспрекословно подчиняются, послушные его подавляющему превосходству. Ведь он мог убить их всех одним движением пальца. И в то же время, где-то в глубине сознания, он сомневался, что это действительно так, что превосходство его и в самом деле настолько велико. Уж больно уверенно держался Абу-Нацер, уж слишком безмятежными выглядели его бойцы. Он пытался подбодрить себя криком, издевательскими замечаниями в адрес своих противников, но и это не помогало. Скорее наоборот — презрительное спокойствие, с которым реагировал Абу-Нацер, еще больше подрывало уверенность Зияда в себе.
Внезапная атака обрушилась на него, как крыша во время землетрясения. Он потерял самообладание. Первым побуждением было закрыть голову, но руки оказались заняты, потому что судорожно сжимали совершенно бесполезную железяку. Он отбросил бы автомат, если бы чувствовал, что у него есть на это время. Но времени не было совершенно — Хамдан с ревом несся на него, раскинув руки, закрывая собою мир, огромный и страшный, как зиядова паника. Поэтому Зияд просто поднял руки с зажатым в них оружием на уровень плеч и зарылся лицом в сгибы локтей, уходя, убегая от надвигающегося ужаса единственно доступным ему способом. Судорога страха перекрутила все его тело в одном кривом напряженном изгибе, свела мышцы живота, скрючила пальцы, передалась автомату, и тот затрясся в длинном паническом припадке, выплевывая бесконечную очередь, захлестывая комнату яростной лавиной свинца.
Когда грохот смолк, Зияд испытал огромное облегчение. Во-первых, он был жив, во-вторых, наконец-то стало тихо, если не считать назойливого звона в ушах. Он поднял голову и посмотрел вокруг. Посередине комнаты, в свете единственного, чудом уцелевшего рожка чудом оставшейся висеть люстры, стоял Абу-Нацер, вытряхивая из волос крошки штукатурки. Хамдан лежал лицом вниз, упав грудью на тахту и почти касаясь зиядовой загипсованной ноги вытянутыми вперед руками. Черная футболка на его спине была мокрой и блестящей. Махмуд сидел на полу, прислонившись к креслу и держась рукою за бок. Между пальцев его сочилась кровь, странно яркая в тусклом свете лампочки. Рядом лежал автомат. Абу-Нацер закончил отряхиваться и подошел к Махмуду:
«Как ты? Ранен?»
«Да вот… — сказал Махмуд, отрывая ладонь от бока и показывая рану. — Задел-таки, сволочь. А ты?»
— «А я цел.»
«Ну ты даешь… — восхитился Махмуд. — Не зря говорят: есть у тебя семь жизней.»
«Больше, — спокойно ответил Абу-Нацер, поднимая с пола «калач». — Я сегодня считал. Ты подожди пока, брат. Вот с этим псом разберусь и тогда…»
Он направился к Зияду. Тот сидел, вжавшись спиною в стену и неотрывно смотрел на скрюченные кисти рук мертвого Хамдана, скомкавшие простыню в считанных сантиметрах от его ноги. Абу-Нацер подошел, встал рядом, окликнул:
«Эй, Зияд! Как поживаешь? Что ж ты нас не перестрелял-то? Как ты там говорил?.. — единственный уцелевший боец героической группы легендарного Абу-Нацера… Красиво… жаль, не получилось.»
