Юлия Латынина - Там, где меняют законы
— Но… он обещает убрать Негатива!
— Никогда. Он знает, что после этого ему не жить. Забастовщиков разгонит сам Негатив. А после этого они пойдут к вам и разъяснят, что нашли общий язык и что пакетом, который вы им отдали, они будут владеть сообща.
— Но они потеряли деньги, погибли люди… мэр.
— Какие деньги они потеряли? Шахтерские? Подумайте внимательно, Вячеслав Аркадьевич!
Бандиты умные люди, они знают, когда можно воровать, а когда нельзя. У них был сладкий маленький бизнес на забастовках. Но в один прекрасный момент большие парни в Москве решили сделать из этого бизнеса кое-что покрупнее. Я не знаю, что они там не поделили с правительством. Но я вижу, что они решили использовать шахтеров так же, как братки — для решения своих личных проблем. Только вместо того, чтобы давать шахтерам деньги, они просто показывали любой чих шахтера по телевизору, и дикторы любезно сообщали шахтерам по всей стране, где, как и когда они собираются бастовать. И братки, будучи людьми умными, поняли, что дело швах. Когда найденным тобой приемом пользуется кто-то другой, причем этот кто-то больше и сильней, это значит — все. Лавочка закрылась. Золотая жила кончилась. Неважно, кто победит в Москве. Олигархи, которые разбираются с правительством, или правительство, которое в поисках аргументов против олигархов станет выяснять, куда деваются шахтерские деньги, важно, что вся система засвечена. Надо спешно рубить концы — валить мэра, валить профсоюзного босса, который тоже знает выше крыши, — и перебираться на новое место. Вы понимаете, что с вами случилось? Бандиты заранее договорились между собой, кого и как убирать. Всю операцию по зачистке следов они повесили на вас, и в оплату потребовали ваш завод!
Денис замолчал.
Извольский не отвечал. Он сидел, неожиданно маленький в своей огромной гостиной, посеревший и какой-то осунувшийся.
— И что же мне делать? — как-то по-детски спросил директор.
— Как — что? — сказал Денис. — Володарчук еще не улетел?
— Нет, — вяло сказал Извольский, — он там с руководством областным совещается. Вроде в два у них вылет.
— Так езжайте к нему! — закричал Денис, — это же его шанс, понимаете! Он вечером выступает перед шахтерами! Завтра он вернется национальным героем! Разоблачителем мафии! И он имеет право принять жесткие меры — после таких документов!
Извольский медленно встал.
— Ну что ж, посмотрим, — промолвил он.
* * *До здания городской администрации, где вице-премьер совещался с энергетиками и военными, они доехали за пятнадцать минут. Вел Калягин. Извольский полулежал на заднем сиденьи, полузакрыв глаза и нянча сломанную при покушении руку.
Черяга помог директору выйти из машины: тот по-прежнему сильно хромал и морщился при каждом шаге.
Их пропустили без слов и провели в кабинет мэра Ахтарска, куда через десять минут, один, без свиты, вошел Володарчук.
— Ну что, одумались? — спросил вице-премьер.
Извольский швырнул папку на стол.
— Вот, — сказал он.
— Что — вот?
— Это документы, — сказал Извольский, — из которых следует, что забастовски шахтеров в Чернореченске организовывались бандитами, а бюджетные деньги, выделяемые на шахтеров, шли в общак.
Володарчук без особого энтузиазма раскрыл папку.
— Это все? — осведомился московский чиновник.
— Нет, не все. Вы в шахте спрашивали, правда ли это, что я приказывал стрелять в шахтеров. Так вот — это правда. И бандиты, которым я приказал это сделать — в сговоре с другими бандитами, теми, о которых говорится в папке. И если вы не разгоните шахтеров, то завтра это сделает Премьер.
Брови Володарчука выгнулись.
— Не который в Белом Доме, — пояснил Черяга, — а который Иван Фомичев по кличке Премьер.
— И?
— И в оплату я должен буду отдать ему завод, — сказал Извольский.
Володарчук поднял на директора спокойные глаза.
— Но ведь это очень хорошо, — сказал он, — шахтеров разгонят, а правительство здесь не при чем. Может, даже урок остальным выйдет…
— Вы что, не понимаете? — заорал Извольский, — мой завод будет принадлежать бандитам! Вам очень понравится, если пятый по величине в мире завод будет платить в общак?
— Правительство не волнует, будет ваш завод платить в общак или нет, — спокойно сказал вице-премьер, — правительство волнует, будет ли он платить налоги. А он, кстати, этого не делает.
На Извольского было жалко смотреть. Тридцатичетырехлетний мужик схватился за сердце и выглядел так, словно его вот-вот хватит инфаркт.
— Но вы сейчас едете на рельсы, — заговорил Черяга, — вы можете рассказать всю правду шахтерам. Это покончит с забастовкой. А если нет, после этого правительство имеет полное моральное право применить силу!
— Вы это серьезно? — спросил вице-премьер. — Вы предлагаете мне сказать шахтерам, что они не получат денег? Да кто после этого за меня проголосует? На основании каких-то непроверенных бумаг вы хотите, чтобы я заявил на всю страну, что деньги из федерального бюджета идут в воровской общак?
— Из-за этих бумаг убили шестерых, — сказал Черяга, — в том числе моего брата.
Но вице-премьер обладал удивительной привычкой не слушать замечаний собеседника, если они не совпадали с его собственными мыслями. Он не дал Черяге договорить и продолжал:
— Как вообще к этому отнесутся наши западные партнеры? Нам что, после этого МВФ хоть один кредит даст? Новый вид займа введет — «на поддержку общака?» Вы соображаете, что говорите?
Извольский встал:
— Это из-за того, — спросил он в упор, — что я не продался «Ивеко»?
— Да как вы смеете! — завизжал вице-премьер.
Извольский потянул к себе папку.
— Оставьте бумаги! — приказал Володарчук, — я разберусь.
— Перебьешься, — прошипел в лицо ему Извольский. Лицо его исказилось, и директор дико заорал:
— Передай своим московским дружкам, что хрен с маслом они получат, а не завод! Я лучше продам акции бандиту, чем банку! Понял?
Хлопнул дверью и, хромая, заковылял прочь. Черяга выбежал за ним.
* * *В машине с Извольским началась истерика. Он наорал на Черягу, который не пустил его за руль, потом закричал, что застрелит Премьера, а потом спрятал лицо в ладони и глухо, по-волчьи завыл.
Из машины его выволакивали вдвоем, Черяга на пару с Калягиным, гендиректор вцепился в рычаг переключения скоростей и порывался ехать обратно стреляться с Володарчуком, а потом вдруг как-то неожиданно быстро затих, отмахнулся от Дениса и ушел в кабинет.
Черягу отвели в комнату для гостей, с отдельным туалетом, отделанным розовым кафелем, и кроватью шириной с озеро Байкал. Черяга как-то не протестовал. В Чернореченске его ждали три трупа и ментовка, скорее всего осведомленная об их происхождении и наверняка оным интересующаяся.
Часа через два по телевизору показали речь вице-премьера на железнодорожных путях. Московский чиновник сказал, что правительство во всем разберется и выплатит шахтерам те деньги, которое оно им должно, а те, которые оно им не должно, постарается взыскать с посредников.
После этого премьер отбыл в Москву. Из-за разницы во времени он вполне успевал на праздник в банке «Ивеко».
Телекорреспондент спросил у одного из членов стачкома, будут ли они продолжать бастовать, и тот ответил, что стачком решил бастовать до тех пор, пока не правительство не начнет перечислять деньги. По правде говоря, то, что решил стачком, ни капли значения не имело. Толпа людей на рельсах казалась к этому времени совершенно неуправляемой.
Глава седьмая Разводка
Было около двух часов ночи, когда Денис проснулся и встал. Его комната находилась в боковом крыле здания, наискосок от кабинета Извольского, и Денис увидел бледный свет лампы в окне директора.
Денис прошел красивым коридором со стенами белыми, словно кости мертвеца, и постучался в дверь. Потом вошел внутрь.
Извольский, с босыми ногами и в старых потертых джинсах, сидел за гостевым столиком в собственном кабинете. Тяжелое рыхловатое тело утопало в черном кожаном кресле, одинокая лампа освещала бледное лицо и бутылку дорогого коньяка на столе. Бутылка была полная, рядом с бутылкой стоял пустой же стакан. Перед бутылкой стоял обыкновенный белый телефон с покатым брюшком, и тут же лежали два мобильника.
В полутьме, без россыпи огоньков на селекторе и свиты, лицо гендиректора казалось почти человеческим.
— Присаживайся, — сказал Извольский.
Денис сел и налил себе стакан, но пить не стал.
— Звонка ждете? — сказал он, указывая на телефоны.
— Да.
— И от кого?
— От Премьера. Должен позвонить и сказать, что пикет снят. А Негатив против этого по тем или иным причинам не возражает.
