Том Шарп - Дальний умысел
— Давай-ка ударь в колокол, — сказала Бэби. Пипер вылез из машины и брякнул в колокол на столбе.
— Погромче, — велела Бэби, — дерни как следует.
Наконец на том берегу появился человек, и паром тронулся к ним.
— Чего надо-то? — спросил паромщик, причаливая.
— Нам бы где-нибудь остановиться, — сказала Бэби. Паромщик освидетельствовал номер и успокоился: здешние, Джорджия.
— В Библиополисе мотелей нет, — сказал он. — Езжайте лучше назад, в Зельму.
— Что-нибудь да найдется, — сказала Бэби, пресекая его колебания.
— Если только у миссис Матервити, в Доме туриста, — сказал тот и посторонился. Бэби въехала на паром и вышла из машины.
— Это река Алабама? — спросила она. Паромщик покачал головой.
— Это Мертвечиха, мэм, — сказал он и взялся за веревку.
— А там что? — спросила Бэби, указывая на огромную полуразвалившуюся усадьбу, наверняка построенную еще до Гражданской войны.
— Это Пеллагра. Там нынче никто не живет. Все перемерли.
Пипер сидел в кабине и мрачно провожал взглядом ленивые речные струи. В прибрежных деревьях, обросших бородатым мхом, было что-то вдовье, и развалившаяся усадьба за рекой напоминала о мисс Хэвишем. Но Бэби, которая забралась в машину и вырулила с парома, явно была в приподнятом настроении.
— Я же тебе говорю — все обозначится, — с торжеством сказала она. — Ну-ка поехали к миссис Матервити в Дом туриста.
Переулком между деревьями они выехали к дому с вывеской «Добро пожаловать». Миссис Матервити была не столь приветлива, как вывеска. Она сидела под навесом крыльца и обмеривала их суровым взглядом.
— Ищете кого-нибудь? — спросила она, и очки ее блеснули в лучах закатного солнца.
— Дом туриста миссис Матервити, — сказала Бэби.
— Остановиться собрались или чем торгуете? Ежели косметикой, то не надо.
— Остановимся, — сказала Бэби.
Миссис Матервити еще раз оглядела их с видом знатока сомнительных отношений.
— У меня только одиночные, — сказала она и сплюнула в самую середину подсолнуха, — двойных нет.
— Слава тебе господи, — вырвалось у Бэби.
— Аминь, — сказала миссис Матервити.
Она пригласила их в дом и повела по коридору.
— Это ваша, — сказала миссис Матервити Пиперу и отворила дверь. За окном комнаты росла кукуруза. На стене висела олеография: Христос изгоняет менял из храма и табличка «Не мешковать». Пипер несколько удивился, не зная, как понять такое указание.
— Ну? — сказала миссис Матервити.
— Очень мило, — сказал Пипер, заметивший книжную полку. На ней рядком стояли Библии. — Господи, — проговорил он.
— Аминь, — отозвалась миссис Матервити и увела Бэби, оставив Пипера в размышлении, как бы ему соблюсти угрюмую заповедь «Не мешковать». Когда они вернулись, он размышлял о том же.
— Мы с его преподобием рады всякому гостеприимству, — сказала Бэби. — Не правда ли, ваше преподобие?
— Как? — растерялся Пипер. Миссис Матервити поглядела на него с живым интересом.
— Я тут как раз говорила миссис Матервити, сколь радует вас американская религиозность, — сообщила Бэби. Пипер сглотнул слюну и прикинул, что от него в данном случае требуется.
— Да, — сказал он, избрав вроде бы самый безопасный ответ. Последовало чрезвычайно неловкое молчание, которое по-деловому нарушила миссис Матервити.
— Десять долларов в день. Со службами семь. Питание отдельно.
— Да, собственно, конечно, разумеется, — сказал Пипер.
— То есть? — осведомилась миссис Матервити.
— То есть Господь всеблагий пропитает, — объяснила Бэби, прежде чем Пипер успел впасть в легкую истерику.
— Аминь, — сказала миссис Матервити. — Так как же? Со службами или без?
— Со службами, — сказала Бэби.
— Четырнадцать долларов задатку, — объявила миссис Матервити.
— Деньги сейчас, служба потом? — с надеждой спросил Пипер.
Глаза миссис Матервити холодно блеснули.
— Священнослужителю… — начала она, но Бэби перехватила:
— Его преподобие хочет сказать, что вся наша жизнь должна быть богослужением.
— Аминь, — сказала миссис Матервити и преклонила колени на линолеуме.
Бэби последовала ее примеру. Пипер смотрел на них в изумлении.
— Бог ты мой, — пробормотал он.
— Аминь, — в один голос с миссис Матервити сказала Бэби и добавила: — Слово за вами, ваше преподобие.
— Ради Христа, — сказал Пипер, силясь как-нибудь выйти из положения. Никаких молитв он не знал, а что до проповедей… Миссис Матервити угрожающе зашевелилась, и слова проповеди нашлись — в «Нравственном романе».
— «Мы обязаны не услаждать наши чувства, а обострять восприимчивость, — забубнил он, — не развлекаться, а нравственно совершенствоваться, читать не затем, чтобы увильнуть от жизненных обязанностей, но чтобы посредством чтения глубже осознавать себя и свои поступки и, как бы перерождаясь силою чужого опыта, расширять свой кругозор, держать в напряжении свои чувства и в конечном счете оставлять чтение лучшим человеком, нежели начал».
— Аминь, — горячо сказала миссис Матервити.
— Аминь, — заметила Бэби.
— Аминь, — сказал Пипер и сел на постель. Миссис Матервити поднялась с колен.
— Спасибо на божьем слове, ваше преподобие, — сказала она и покинула комнату.
— Да что за черт? — сказал Пипер, когда шаги ее замерли. Бэби встала на ноги и поднесла палец к губам.
— Не всуесловить. Не мешковать.
— Это, кстати, тоже… — начал Пипер, но миссис Матервити уже шла по коридору.
— Радение в восемь, — объявила она, всунув голову в дверь — Опаздывать не положено.
— Радение? — злобно поглядел на нее Пипер.
— Радение верных рабов божьих Церкви адвентистов Седьмого дня, — отчеканила миссис Матервити. — Сказано было насчет богослужений.
— Мы с его преподобием от вас не отстанем, — пообещала Бэби. Голова миссис Матервити исчезла. Бэби взяла Пипера под руку и пихнула к двери.
— Господи, святая воля твоя, ну мы из-за тебя…
— Аминь, — сказала Бэби уже в коридоре. Миссис Матервити дожидалась на крыльце.
— Церковь на городской площади, — сказала она, когда все забрались в «форд», поехавший по темнеющей улице мимо обомшелых деревьев, которые теперь казались Пиперу еще печальнее. Когда «форд» остановился возле деревянной церквушки на площади, Пипер был в паническом состоянии.
— Снова не нужно будет проповедовать, нет? — шепнул он Бэби на паперти. Изнутри слышалось пение.
— Опаздываем, — сказала миссис Матервити и спешно провела их между заполненными скамьями к пустующему первому ряду. В руках у Пипера оказался сборник песнословий, и он, сам того не замечая, вместе со всеми голосил необычайный гимн «Телефонируем ко славе».
Гимн был допет; зашаркали подошвы — прихожане опускались на колени, а проповедник начал молитву.
— Грешны пред тобой, о Господи, — заявил он.
— Грешны пред тобой, о Господи, — простонала миссис Матервити и прочие прихожане.
— О Господи, все мы грешники, чающие спасения, — продолжал проповедник.
— Чающие спасения. Чающие спасения.
— От геенны огненной и когтей сатанинских.
— От геенны огненной и когтей сатанинских.
Миссис Матервити рядом с Пипером истово задрожала.
— Аллилуйя, — проговорила она.
Когда молитва окончилась, громадная негритянка, стоявшая у пианино, затянула «Кровию агнца омыты»; потом грянул «Иерихон» и наконец гимн «Служители божий, верой оправдаемся» с хоровым припевом «В Господа, в Господа, в Господа веруем, вера Господня крепче щита». К великому своему изумлению, Пипер обнаружил, что поет едва ли не громче других и с не меньшим восторгом. Миссис Матервити притопывала ногой; другие женщины хлопали в ладоши. Гимн пропели два раза и тут же завели другой, про Еву и яблоко. Когда раскаты его стихли, проповедник воздел руки.
— Братья и сестры, — начал он и был тут же прерван.
— Несите змей! — крикнул кто-то из задних рядов.
— Змеиный вечер в субботу, — сказал он. — Это все знают.
Но крик «Несите змей!» подхватили, и черная великанша грянула гимн «Веруй в Иисуса, и змеи не тронут, верным Господь стоит обороной».
— Змеи? — спросил Пипер у миссис Матервити. — Вы, по-моему, сказали, что будут только рабы божий.
— Змеи по субботам, — сказала миссис Матервити, сама очень встревоженная. — А я хожу по четвергам. Я змеилища не обожаю.
— Змеилища? — сказал Пипер, вдруг сообразив, что сейчас будет. — Пресвятой боже!
Бэби рядом с ним уже рыдала, но Пиперу было не до нее: важнее спасать собственную шкуру. Длинный, сухопарый человек пронес какой-то мешок, большой и шевелящийся. Пипер тоже зашевелился. Он вихрем сорвался со скамьи и кинулся к дверям: но, должно быть, не одному ему претило оказаться взаперти с ядовитыми змеями. Отброшенный назад, Пипер снова плюхнулся на свою скамью. «Бежим отсюда к дьяволу», — крикнул он Бэби, но та не отрываясь глядела на пианиста, щуплого человечка, перебиравшего клавиши тем ретивее, что шею ему обвивал небольшой удав. За пианино черная великанша жонглировала двумя гремучими змеями и пела: «Библиополис, любовь — наш стяг, кусай нас, змеи, ваш яд — пустяк», с чем Пипер определенно был не согласен. Он приготовился снова метнуться к двери, но что-то придавило ему ноги. Это соскользнула на пол миссис Матервити. Пипер вдавил тело в скамью, тихо постанывая. Бэби тоже стонала: на лице ее разлилось непонятное блаженство. Сухопарый человек извлек из мешка змею в красных и желтых кольцах.
