Ежи Косинский - Пинбол
Донна была молода, красива, талантлива. А теперь вдобавок выяснилось, что ей небезразлична его музыка – ведь он отлично помнил, что сказала Андреа: у Донны в руках был один из его альбомов. Если Донна считает его музыку стоящей, значит, он уже интересен ей – хотя бы как композитор. Но он вожделел ее и поэтому хотел большего – стать ей интересным как мужчина.
Время от времени Домострой находил себе дополнительную работу, и даже не ради денег, а просто для того, чтобы как-то встряхнуться, хоть на короткое время отрешиться от обыденности своего отшельнического существования. Выход в свет заряжал его. Он копировал свои сжатые биографии из «Кто есть кто в Америке» и «Кто есть кто в мире» и посылал их, сообщая, что свободен для специального ангажемента. Эти письма читали только управляющие ночных клубов и отелей, владельцы танцевальных залов и агенты небольших гастролирующих групп, которые могли о нем вовсе ничего не знать, а могли отнестись с безразличием к его неудачам последнего десятилетия.
А еще у него, через одного из кубинских официантов у Кройцера, завязались связи с «Борцами за свободную Кубу», не слишком организованной группой живущих в Америке кубинских патриотов, среди которых были и преуспевающие бизнесмены, и стареющие ветераны десанта в Бухту Свиней. Большей частью усердные профессионалы, сообразительные и обладающие невероятной коммерческой хваткой, эти кубинцы гордо провозглашали себя «евреями Латинской Америки» и подтверждали такое самоназвание незаурядными успехами в бизнесе. Хотя они часто просили Домостроя поиграть на свадьбах и вечеринках, он был немало удивлен, когда один из них позвонил с предложением необычно высокой оплаты за игру на ежегодной официальной встрече, организованной в «Гармонии», новом первоклассном манхэттенском отеле.
Облачившись в смокинг, Домострой в назначенный день подъехал к отелю и пристроил машину в двойном ряду лимузинов, доверив ее одному из служащих в форме. Затем, несколько устрашенный окружающими его дорого одетыми мужчинами и усыпанными драгоценностями женщинами, он прошествовал через просторный мраморный вестибюль.
Он представился управляющему и был тут же препровожден охранниками к номеру люкс на одном из верхних этажей башни. В дверях он предъявил удостоверение личности и после того, как два могучих кубинца в смокингах тщательно его обыскали, был допущен в роскошные апартаменты, где собрались на свою встречу Борцы за свободную Кубу. Перед ним уходила вдаль анфилада эффектных комнат, и, поскольку все двери были распахнуты, Домострой был волен прогуливаться где хочет, правда под присмотром повсюду расставленных охранников.
В центре самой большой комнаты Домострой увидел огороженное белым стеклопластиком пространство около двадцати футов в диаметре, со стенками фута в три высотой и полом, выложенным пористой резиной. Рядом стояли разборные весы в деревянном ящике, а по углам комнаты громоздились картонные коробки. У противоположной стены стояла консоль «Паганини», приготовленная, надо полагать, для Домостроя. Прежде он всего один раз пробовал играть на подобной модели, около года назад, на выставке музыкальных инструментов, и был поражен универсальностью этого синтезатора, равно как и точностью передачи звука.
Борцы за свободу Кубы все прибывали: мужчины в смокингах, женщины в экстравагантных вечерних платьях. Многие мужчины держали в руках непривычно большие «дипломаты», плетеные или полированного дерева, с хитрыми замками. Домострой заметил, что каждый из этих мужчин, не привлекая особого внимания, открывал свой «дипломат» и перекладывал его содержимое в какую-нибудь из больших картонных коробок. А содержимое было у всех одинаковым – бойцовые петухи, единственные серьезные «борцы» этого вечера, с красными, оранжевыми, черными, желтыми, бежевыми перьями, радужными кольцами, вздымающимися вокруг шей, и перевязанными, во избежание повреждений, лапами и клювами.
Помощники ухаживали за птицами, осторожно прикрепляя шпоры и ленточки с именами к лапам каждого петуха. Мужчина, стоявший рядом с Домостроем, объяснил, что эти шпоры неодинаковы и зависят от того, для какого боя была выращена и обучена птица. Некоторые шпоры были сделаны из высушенных петушиных лап, другие были металлическими; иные походили на штыки, иные, заточенные с одной стороны и искривленные, – на сабли.
На столе рядом с ристалищем помощники аккуратно раскладывали разнообразные принадлежности для петушиных боев: тампоны для чистки и заживления ран, вощеные нейлоновые струны, ремешки для лап, кожаные футляры для шпор, тесьму из кротового меха, запасные резиновые коврики, губки, пластиковые мусорные мешки для петухов, забитых до смерти более удачливыми противниками, а также запас декстрозы, дабы подкреплять инъекциями раненых птиц, и антибиотиков, чтобы уберечь их от инфекции.
Официанты в белых куртках разносили подносы с напитками. Домострой взял себе «Куба Либре» и, наблюдая за суетой, царящей вокруг, припомнил услышанное когда-то, что петушиные бои с криками делающих ставки, свистом обслуживающего персонала и аплодисментами публики являются зрелищем весьма шумным. Теперь ему стала понятна причина, по которой он был нанят на этот вечер, – с помощью «Паганини», гремящего, как целый оркестр, он должен заглушать звуки петушиного боя и убеждать постояльцев отеля с нижних и верхних этажей, что патриотически настроенные кубинцы танцуют, аплодируют и поют под музыку национального ансамбля.
В то время как птиц готовили к бою, их хозяева спорили, выдвигая аргументы за и против использования колющих и рубящих шпор. Два человека рядом с Домостроем беседовали о невероятном инстинкте, присущем бойцовым птицам: драться с другими петухами всегда, везде и без всякого видимого повода. Этот инстинкт столь глубок, устойчив и непреодолим, что человеку, как бы ни был он свиреп или одержим, постичь его не дано. Один из мужчин рассказал случай, произошедший во Флориде, на петушиной ферме его двоюродного брата. Во время бури сильный ветер разрушил большинство загонов и курятников, освободив птиц, однако ко времени, когда шторм утих, почти все они оказались мертвы. Освободившись из своих тюрем, петухи тут же принялись сражаться друг с другом.
Прохаживаясь взад-вперед, Домострой слышал женскую болтовню о драгоценностях и моде, комплексах упражнений и омолаживающей косметике, в то время как мужчины с пристрастием обсуждали бойцовых петухов.
Большинству присутствующих здесь мужчин перевалило за пятьдесят, кое-кто успел облысеть или поседеть. Почти все они были среднего роста, несколько грузные, с жесткими мужественными лицами, громко разговаривали и энергично жестикулировали. Женщины, ростом пониже мужчин, с пухлыми телесами, затянутыми в тесные платья, были жизнерадостны и все как одна щеголяли сложными прическами, обильной косметикой и яркими оттенками красной помады. Тем, кто постарше, вскоре передалось возбуждение мужчин, особенно когда начали делать первые ставки. Женщины помоложе разглядывали «Паганини» в ожидании, когда закончатся бои и мужчины обратят, наконец, на них внимание, – им хотелось танцевать.
Вперед вышел тот, кого назначили быть арбитром, и объявил первую пару владельцев бойцовых петухов. Двое мужчин в повязанных на смокинги фартуках и с дергающимися в предвкушении битвы петухами в руках зашли в огороженный стеклопластиком загон. Комнату наполнил возбужденный ропот, и тут-то арбитр дал Домострою сигнал, что настало время для музыки.
Когда Домострой взял первый аккорд, хозяева передали своих петухов арбитру, который осмотрел у обоих шпоры, взвесил птиц и объявил их годными и подходящими друг другу в соответствии с правилами. Со своего места за синтезатором Домострой видел, как каждый из петухов пытается дотянуться клювом до противника, в то время как гости, визжа и вопя, окружили загон. Хозяева поставили петухов на резиновый пол на расстоянии нескольких футов друг от друга и выскочили из загона; тут же встали дыбом хвосты, в ярости затряслись перья, и птицы, злобно глядя друг на друга, закружились, сближаясь. Потом они столкнулись. Разъяренные петухи обменивались ударами клювов и шпор, неистово били крыльями, на мгновение отрывались от земли, растопырив когти, будто орлы, устремившиеся к добыче, а приземляясь, каждый норовил вонзить шпору в грудь или в бок противника. Они без устали наносили удары, сбивали друг друга на землю, взлетали, падали и, полуослепшие от крови, отступали, вновь сталкивались, пока один из петухов не рухнул и не остался лежать, чуть подергиваясь, в луже собственной крови, а его соперник в заключительном победном неистовстве набросился на поверженного врага и одним точным ударом клюва нанес смертельный удар. Схватка закончилась, и гости принялись оплачивать ставки, а владелец победившей птицы торжественно поднял ее и понес осматривать раны, в то время как помощники швырнули неудачника в мешок для мусора. И тут же распорядители вынесли двух новых птиц для следующего боя.
