Татьяна Соломатина - Узелки
Встретили нас хорошо. Встретил. Водитель. Главред с Кем-то Там созвонился, а Кто-то Там был сильно занят решением куда более важных вопросов, чем визит журналистов, и прислал водителя. Молчаливого, что та руда. Беседовать, кроме самого себя, мне было не с кем, так что состояние блаженства, приобретённое на крыльях, пришлось усугублять ещё и на колёсах. Водитель, крепкий мужик, подвёз нас к пустующему дому, завёл внутрь, показал, где что крутить, чтобы свет и горячая вода, и стал налаживать чай.
— Как настроения в посёлке? — спросил я, потому что хоть и доброжелательная, но тишина стала давить на мою нежную, излишне чувствительную к невербальному, психику. Фотограф у нас немногословный, знай порхает бабочкой и жалит затвором. Все его «угу», «да» и «а как же» я знаю уже наперечёт. Да и работать пора было начинать. Командировка планировалась трёхдневная. То есть ещё завтра, послезавтра и привет, Республика Коми, здравствуй, дорогая моя столица.
— Нормальные настроения, — ответил тот.
— Нефть на самом деле закончилась? — спросил я.
— На самом.
— И что теперь?
— Ничего.
— Жить-то дальше как посёлок и город будут? — воскликнул я пафосно, готовый разрыдаться не то по судьбам мира, не то от слишком большой концентрации алкоголя в крови.
— Каком кверху! Вот чай и мёд. Пожрать в холодильнике. Слишком поздно прогуливаться не советую. Завтра в девять утра заеду за вами, велено привезти к поселковому голове. Бывайте, мужики.
И ушёл.
Я ещё пару часов рассказывал фотографу, что такие, как этот водила, нигде и никогда не пропадут, не то, что мы, щелкопёры. У них, у таких, «и это пройдёт» на лбу написано и «не такое видели» в хромосомах закодировано. Фотограф угукал, дакал и акакжничал, периодически простреливая моё хмельное воспалённое эго вспышками.
Проснулся я рано, часов в шесть. На душе скребли самарские кошки, в голове стучали ложки умельцев Нижнего Кукуева, во рту было стойкое послевкусие самолётного фаст-фуда. Фотограф чувствовал себя не лучше.
Тем не менее к девяти мы были как малосольные огурчики с колхозного рынка — бодрые, хрустящие, упругие и готовые ко всему.
Поселковый голова отвечал на вопросы охотно, но расплывчато. Всё отлично! Нефти нет? Ерунда! Есть урановая руда. Да и кто сказал, что нефти нет? Средства массовой информации? Врут ваши средства массовой информации, а то вы не знаете, как новости делаются. Будь хвост умнее, он бы вращал собакой. Скважины опустели? Так то событие локального значения. В Яреге опустели, а кто знает, что там с теми скважинами, скажем, в Техасе? Вы там были? То-то и оно. И я там не был. Раз где-то убыло, значит — где-то и прибыло, а?! Ага! Вот тебе и вот! Корреспонденты пишут? На заборе тоже три буквы написаны, а там дрова как лежали, так и лежат. Да так лежать и будут. Вот когда там поленница из херов сложится — тогда я поверю средствам массовой дезинформации. Всё отлично, господа журналисты. Жить стало, как водится, лучше и веселее. Оборудование накроется от простоя? Да что вы знаете об оборудовании? Вы, простите, какие университеты заканчивали? Гуманитарные? У нас тут дядя Вася есть — так любой доктор технических наук отдыхает по сравнению с его, дяди Васиным, умением при помощи такой-то матери и кувалды любое самое высокотехнологичное нанооборудование починять. Сам дядя Вася тоже доктор наук, ребятки, к слову. (Фото поселкового головы за столом под портретом президента — фас. Фото головы, глядящего на портрет премьера в междуоконном проёме, — профиль.) Сейчас наш водитель отвезёт вас куда захотите — улицами посёлка и со старушками побалакать. На территорию производства, как год назад? Извините, это не моя епархия, это к мужикам, что там заправляют. Мужики серьёзные, и дела у них сейчас серьёзные. Не до собак им и не до собачьих хвостов. Благодарю за оказанную вашим журналом очередную честь, не изволите ли откушать в нашей столовой? Увольнения? Какие, позвольте, увольнения? Рабочие места за всеми сохранены, никаких сокращений и увольнений, тем более массовых.
Полдня насмарку, не считая обеда в столовой. Первое, второе, компот и всё за поселковый кошт. Чеки мы, конечно, для отчетности прихватили. Нечего!
Жителей наснимали. Жизнерадостный лай местных Шариков на диктофон записали. Фотограф изобразил примитивизм в духе Казимира Малевича от лица ярегских детишек. Потому как сами детишки рисовать отказывались, посылая столичных дяденек на то, что на заборе анонсировано.
В библиотеке местной обнаружили заумную старушенцию, что два часа рассказывала нам о роли Менделеева в нефтеперерабатывающей промышленности. (Фото хранительницы манускриптов Яреги под периодической таблицей элементов.) На мой вопрос, что делать с умершим Менделеевым в условиях закончившейся на планете нефти, дама поджала губы и сказала:
— Юноша, плоды древа познания горьки! — и задумчиво посмотрела на фикус.
Фотограф прицелился в фикус и щёлкнул.
— Древо познания, — вдруг изрёк он и клацнул контрольный кадр.
«Не командировка, а какой-то фарс», — подумал я.
Сбежав от нашего персонального шофёра, мы наснимали хмурых охранников неожиданно пустынных с виду промышленных объектов. Охранники молча вытолкали нас на безопасное расстояние от проходной. Мы были пойманы и водворены в автомобиль. Отвезены в школу, где юннаты показали живой уголок. (Фото юннатов, фото живого уголка, фото учительницы ботаники.) Фотограф оглядывался в поисках фикуса.
— В каждой школе должен быть фикус, — жалобно проблеял он.
Мне стало жаль чувствительного фотографа. Я молча погладил его по голове.
А на следующий день не то действующая сила увеличилась, не то масса тела уменьшилась, но события принялись развиваться с гротескной, катастрофической скоростью.
Наш рейс отменили. И не только наш. Все пассажирские рейсы отменили.
Позвонил в редакцию — телефоны не отвечают.
Набрал мобильный главреда. «Абонент недоступен».
Отправил главреду письмо электронной почтой на офисный мейл: мол, так и так, рейс отменили, попытаемся вырваться железной дорогой, пришлите денег. С уважением. Юрий Васильев.
Mail delivered.
Наличный.
Mail delivered.
На совсем личный.
Mail delivered.
После залез в новостную ленту, а она уже сутки не обновлялась. Попытался зайти на сайт журнала — bad gateway, хоть ты лоб об клавиатуру расшиби. В ЖЖ — та же фигня. Одноклассники — ноу ризалт. Чуть позже и вовсе полный дисконнект случился — глючит сеть. Нет её. Только была — и нет её. Водителя нашего спрашиваем:
— Что случилось? Почему никакой связи?
— Не знаю, — отвечает. — Мне без надобности.
— Вези нас к голове! — потребовали. То есть я и спрашивал, и потребовал, потому что фотограф от такого культурного шока и оттого, что фикуса в местной школе не нашёл, даже дара агаканья лишился. Промычал только «жена», и ему речь, что тот Интернет и сотовую, вырубили.
Повёз нас водила к голове. Тот сказал, что сам не в курсе, может, с вышками что случилось. Попросили денег одолжить и на железнодорожный вокзал отвезти. Денег он дал, не скупясь, а вот насчёт вокзала сказал:
— Отвезти-то вас отвезут, да только поезда тоже отменили. Пассажирские. Только товарняки остались.
— Но телеграф-то работает? В смысле — почта, телефон междугородный, а?!
— Конечно, работает.
В общем, доставил нас шофёр в Ухту. Мы телеграммы отбили — я в редакцию, фотограф — жене. Я ещё очень обрадовался в этом месте, что одинок, как ясный сокол, будь у меня жена, да ещё такая любимая, как у фотографа, умом бы тронулся. Он, видимо, и тронулся. Потому что толкнул мне очень длинную, внятную, совершенно нехарактерную для него речь:
— Ты, Васильев, как хочешь, а я на товарняк сяду. Как-то договорюсь. И они скоро ходить перестанут. Когда отсюда последний продукт вывезут на большую землю.
— Весь не вывезут. У них же ещё урановая руда. Что-то придумают…
Он мне только рукой помахал, обернувшись на секунду. На вокзал потопал. Там от почты недалеко. Я догнал. Обнял как-то косоруко. Не принято было в редакции обниматься, всё больше коммуникативные навыки были в ходу. Но тут я себя таким на всю голову пронзительно русским почувствовал, что обнял. Он мне свою драгоценную камеру отдал. «Продашь, если что!» Кому я её тут продам? Но у него такое лицо было, что я сразу понял — не взять нельзя. И хорошо, кстати, сделал, что обнял. Потому что с тех пор я фотографа не видел.
Ответная телеграмма пришла спустя три дня.
Журнал закрыт тчк выбирайся как можешь тчк удачи воскл
У меня сперва такой «воскл» случился, что шофёр меня сутки самогоном отпаивал.
Ещё через неделю и телеграфу с почтой полное «тчк» пришло.
Совершенно непонятно, почему. Запасов топлива для перевозок чего бы то ни было, в том числе писем, должно было хватить ещё надолго. Но, видимо, монополия государства решила распорядиться ими как-то по-своему — по от народа секретному. Опять же разобщённость на руку, чтобы не запугивали друг друга. Другого объяснения почтовому и тем более телеграфическому геймоверу я не нахожу. В общем, что бы я ни выдумывал, правды всё равно не узнать.
