Рабыня - Конклин Тара
17 мая 1848 г.
Дражайшая Кейт,
Вчера ночью я подошла к отцу. Я подождала, пока мама и Сэмюэл спокойно заснут. Я не хотела, чтобы кто-то из них вмешивался, потому что сама не знала, о чем буду спрашивать. Мой желудок сжался, когда я подошла к отцу, – он сидел в кресле у огня и читал. (Отец все еще каждый день читает своего Торо – я полагаю, что он так чувствует себя ближе к тебе.) Он поднял голову, отсвет огня озарил его лицо, и оно показалось мне испуганным. Я чуть не остановилась и не пожелала ему спокойной ночи, но все же подошла и опустилась перед ним на колени, положив руку ему на бедро – точно так же, как я приседала в детстве, чтобы послушать сказку. Я сказала: «Пожалуйста, папа, расскажи мне». Он сразу понял, о чем я спрашиваю. Он ответил тихо, но его голос был торжественным и твердым. «Доротея, – начал он, – то, что я собираюсь сказать, должно остаться между нами. Это очень важно. Наше благополучие и безопасность зависят от твоего благоразумия и умения хранить тайны». Я согласилась, конечно, и, моя дорогая Кейт, стоит ли говорить, что ты тоже должна молчать. Я запечатаю это письмо воском и буду так делать впредь.
Вот что отец сказал мне: этот негр из сарая сбежал с фермы Монро примерно в 30 милях к югу от нас. Ты помнишь мисс Джанет Монро, ты еще так восхищалась ее красивыми светлыми волосами? Именно на ферме ее отца негр встретился с самым жестоким обращением, пока, наконец, его страдания не достигли предела и он выбрал неопределенность и риск побега. Папа уже много месяцев работает на «подземной железной дороге». Ты ведь слышала о таком, Кейт? До меня доходили какие-то слухи, хотя, по правде говоря, я всегда считала, что это придумали аболиционисты, чтобы хоть как-то намекнуть на успех их усилий. Как неправа я была. «Железная дорога» существует, она действует в округах Шарлотта, Огаста, Франклин и Борнмут и тянется на север до Филадельфии, штат Нью-Йорк, и дальше в Канаду. Это похоже на растение без корней, которое растягивается под землей, выпуская свои цветы в свежий северный воздух. Пастор Шоу тоже служил проводником на «железной дороге», и отец очень беспокоится, что его раскрыли, что и вызвало его поспешный отъезд из Линнхерста.
Сейчас уже поздно, Кейт. Я напишу больше завтра, обещаю. Ты уже могла догадаться о методе, который использовал отец, чтобы помочь беглецам. Это довольно изобретательно и до сих пор работало безотказно. Я попытаюсь рассказать подробности в следующем письме.
Твоя верная и обожающая сестра,
18 мая 1848 г.
Дорогая Кейт,
Снова сижу с пером в руке при мерцающей свечке, чтобы продолжить свой рассказ. Весь день я думала о том, что рассказал мне папа, о 34 неграх-рабах, которым он уже помог. Все они избавлены от кошмара, который я едва могу себе представить, отправлены на север, где их ждет свобода и доброе отношение. Я все думаю о жизни, которой они сейчас живут, о радости, которую могут теперь испытать.
Отец говорит, что сотни, а то и тысячи людей служат проводниками на этих маршрутах. Большинство из них – свободные чернокожие, живущие к северу от Огайо, они когда-то сами сбежали, но теперь решили вернуться, чтобы вести других на север. Им помогают семьи, вроде нашей, в домах которых беглецы могут найти еду, одежду, услышать доброе слово и получить помощь, чтобы следовать дальше. Отец не знает имен других единомышленников, только несколько паролей и адресов – в основном это мелкие фермеры, как и он сам.
Удивительно, Кейт, какой способ использует папа. Вот почему он стоял перед этим человеком с молотком, вот почему тот, казалось, вставал из открытого гроба, как призрак: папа прячет беглецов в гробы, которые поставляет покупателям на Севере. Дорога длится три дня, сначала в фургоне, потом на поезде, их встречают на вокзале в Филадельфии и доставляют в безопасное место, выгружают гробы, и негры возвращаются в мир. Это дерзкий обман. Но кто заподозрит отца, который уже много лет посылает товар северным покупателям? Мистер Тейлор по-прежнему переправляет в гробах сушеные бобы, но теперь папа прячет в один или два беглецов, и по весу их не отличить.
Папа говорит, что, насколько ему известно, ни один из его беглецов не был пойман. Он даже помог одному рабу сбежать от вдовы Прайс! И подумать только, сколько поисковых отрядов проходит мимо нашей двери, а отец знает, что негр, которого ищут, уже благополучно уехал в своем гробу. И как беглецы только переживают эти три дня пути? Так и слышу, как ты об этом спрашиваешь. Отец дает им овсяную лепешку, и больше ничего, и сверлит дырочки по бокам гроба, чтобы впускать воздух. Ты представляешь, Кейт: молоток прибивает деревянную крышку прямо над твоим лицом, теснота такая, что и не повернуться. Темнота, спертый воздух, воды нет, лишь немного еды, чтобы не умереть с голоду.
Это все беглецы терпят ради свободы.
Теперь я думаю о наших соседях, особенно о Берчах и Стэнморах, о том, что творится в их домах и амбарах, на их полях и лугах, где рабы трудятся с утра до ночи. Я всегда избегала разговоров о политике – мои интересы доныне были скорее детскими. Но сейчас я чувствую, как во мне рождаются политические убеждения. Не знаю, к чему это приведет, но пока это немного похоже на пробуждение от сна или на то, как ты впервые смотришь на мир, надев очки. Все кажется ярким, но чужим. Я привыкаю к деталям и сложностям этого нового мира.
Твоя самая любящая и нежная сестра,
27 мая 1848 г.
Дорогая Кейт,
Пастор Шоу был найден мертвым, с вылезшими из орбит глазами. Он лежал в лесу у Можжевелового холма. Его нашел Хайрам Берч, когда охотился на белок. Неужели кто-то из соседей способен на такой мерзкий, кощунственный поступок? Убить Божьего посланца? Говорят, пастор Шоу благоволил к квакерам и неграм, ему не место было в округе Шарлотта, и его покарал сам Бог. Об этом вчера в городе нашептывала у Тейлоров Лиза Бродмур. Вокруг нее собралась целая стайка девиц. Я не смогла долго выносить их компанию и убежала к маме за стойку. Я не рассказала ей о том, что слышала.
Шериф Рой с гневом говорил об этом и сказал прихожанам, что приложит все усилия, чтобы выяснить, что случилось с пастором. Но на самом деле он, похоже, не склонен искать правду. Папа вчера видел, как он навеселе выходил из таверны, а ведь еще не было и трех часов.
Это ужасное событие заставляет меня еще больше бояться за отца и за безопасность нашей семьи. Если папины дела раскроются, что с нами будет?
Твоя, как всегда,
12 июня 1848 г.
Миллая Кейт,
Миссис Бродмур нездорова, вчера мы с мамой отнесли ей горячий ужин и банку клубники. Джастина и этой ужасной Элизы не было дома, чему я очень обрадовалась. Нас впустил домашний работник, совсем мальчик, у бедняги были скованы лодыжки, и он едва мог ходить. Миссис Бродмур заметила наше возмущение и объяснила, что этот мальчишка, Луис, однажды пытался сбежать и с тех пор работает в доме в кандалах, чтобы она могла присматривать за ним. Только когда она убедится, что он уже не думает о побеге, она снимет с него цепь – будь то одна неделя или десять лет, сказала она, ей все равно Мы с мамой стали ухаживать за миссис Бродмур, но я не могла сосредоточиться – снова и снова я представляла себе жизнь, которую вынужден вести этот мальчик. Что, если бы я оказалась на его месте? Ходила бы в железных кандалах? А что бы стало с моими занятиями? Если бы мне не разрешали брать даже самые основные уроки, даже читать, Кейт, представляешь, какой невыносимой стала бы повседневная жизнь? Я хотела сказать ему, что спасение рядом, что в округе Шарлотта есть добрые и благородные люди, которые могут отправить его в безопасное место. Но, конечно, пришлось держать язык за зубами.
Я наклонилась к миссис Бродмур и стала кормить ее супом, а Луис передвигался по комнате, подметал, что-то делал. Именно этот звук в конце концов оказался для меня невыносимым – царапанье метлы и громкий, отвратительный звон его цепей. Мне казалось, что стены сдвигаются, что комната стала меньше, и звук в этом замкнутом пространстве стал оглушительным. Я вскочила, едва миссис Бродмур проглотила последнюю ложку, и выбежала прочь. Мама странно посмотрела на меня, но не пошла следом. Я постояла снаружи, отдышалась и стала прогуливаться по берегу реки, пока мое сердце не успокоилось. Мама нашла меня там, она сама попрощалась с миссис Бродмур и по дороге домой не сказала ни слова о моем поведении.
Меня очень беспокоит то, что я вижу каждый день, и я чувствую, Кейт, что делаюсь истинной аболиционисткой. Папа не хочет вовлекать меня в свои дела, но я все больше стремлюсь к этому сердцем и разумом. Он думает, что я еще ребенок, и мой пыл – это детская страсть к чему-то непонятному, но он недооценивает меня. Я только жажду помочь ему, чтобы достичь самой достойной цели.
Твоя любящая сестра,
