Не суди по оперению - Брисби Зои
– Ты был тогда маленький и глупый.
– А теперь какой? Старый и умный?
– Не такой маленький и не такой глупый.
Она похлопала по ковру, приглашая его сесть рядом.
– А теперь, коли я уже села – поверь, мне, с моими далеко не молодыми суставами, это было не так легко – за стол!
Алекс уже собирался устроиться на полу, как она ему сказала:
– Дай мне, пожалуйста, мою сумку.
Он пошел за огромной сумкой Максин. Несмотря на все многочисленное содержимое, она оказалась на удивление легкой. Максин покопалась в ней и вытащила большую косметичку с лекарствами, которую Алекс уже видел накануне.
Из косметички она извлекла дюжину таблеток и с невероятной скоростью привычно проглотила их.
– Для собравшейся умирать вы неплохо заботитесь о себе.
– Но я, кажется, еще жива. И продолжу сражаться до конца.
– Рад от вас это слышать, – улыбнулся довольный Алекс.
Максин, изумившись только что произнесенным словам, предпочла промолчать и скрыть свое смущение, отхлебнув чаю.
Да, продолжать сражаться… Ей казалось, она сражалась всю свою жизнь, так что одной битвой больше, одной меньше… Нет, она устала. У нее не было больше ни желания биться, ни энергии. Она проводила чудесные минуты с Алексом, но знала, что это не более чем пауза.
Максин, конечно, желала бы провести с ним гораздо больше времени. Ах, если б они встретились пораньше! Она знала, что ее состояние очень скоро ухудшится. И не хотела, чтобы он увидел ее изменившейся.
Но пока что он видел в ней абсолютно нормального человека, в отличие от обитателей дома престарелых. Там все, казалось, приняли старость как неизбежную и неизлечимую болезнь. Ее проблема заключалась в том, что она была другая. Впрочем, она всегда была не такой, как все, и видела все по-своему. То, что понравилось в ней обоим мужчинам ее жизни, Леонару и Шарлю, отдаляло ее от окружающих, от обыкновенных людей, как говорил Алекс. Она никогда не была обыкновенной и, разумеется, не станет такой и сейчас. Она умрет, сохранив достоинство, поскольку она так решила. Она будет жалеть только о двух вещах, только две мысли не дадут ей мирно уйти из жизни: она так и не увидела свою дочь и должна оставить Алекса. Две потери на одного человека – это многовато.
Хорошо, она продолжит бороться, чтобы оставаться самой собой, чтобы не отступать от своих убеждений.
Она не хотела, чтобы Алекс понял, о чем она думает, ситуация и без того была тяжелая. Они провели потрясающий день вчера, она надеялась, что и сегодняшний окажется не хуже. Может быть, их арестуют. А может быть, они доберутся до места. Она ничего об этом не знала и не роптала. И должна была ухитриться сделать так, чтобы и Алекс поступал таким же образом.
– Помнишь, вчера мы говорили о том, что надо запретить своему рассудку думать вперед.
– Да.
– Так вот, сейчас мы так и будем поступать. Будем принимать только те решения, которые касаются настоящего. И всячески избегать строить планы на будущее, пугаться его или думать о нем.
– Я что-то не очень понимаю, как это сделать. Кажется, это непросто.
– Для того, кто, как ты, задает слишком много вопросов, это будет тяжеловато, но я уверена, что у тебя получится. Первый вопрос первого упражнения: ты хочешь еще один boortsog?
49
После душераздирающей сцены прощания Максин с администратором, достойной расставания Розы и Джека из «Титаника», они уехали из отеля-юрты. Любезный администратор даже предупредительно снабдил их канистрой бензина, чтобы они смогли добраться до ближайшей заправки в сорока с лишним километрах отсюда.
Итак, они снова пустились в путь. У Алекса, довольного тем, что он очутился в привычной обстановке внутри «Твинго», было легко на душе. Они быстро отмахали сорок километров, и ни один полицейский патруль не задержал по пути.
Они приехали на заправку, которая, хоть и находилась на муниципальной трассе, была совершенно пустой. Единственный служащий, судя по всему, давненько не видел клиентов, поскольку бросился к ним, предлагая помочь. Алекс ни разу не встречал никого, кто бы взялся заправлять его машину, и был весьма удивлен. Максин, припомнив времена, когда заботилась больше не об экономии, а о качестве обслуживания, пришла в восторг от того, что обходительность еще не окончательно канула в вечность.
Заправщик, однако, не сводил глаз исключительно с Алекса, выглядевшего весьма импозантно в своем костюме из «Прада». Что до старой дамы, то она не без сожаления облачилась в прежнюю одежду, добавив к ней найденный в юрте toortsog, который она выкупила у администратора. Таким образом, ее плиссированную юбку, лавандовый кардиган и нитку жемчуга на шее дополняла круглая национальная монгольская шапочка. У Алекса не хватило духу попросить Максин снять ее. Она так гордилась ей. И молодой человек подумал, что если их остановят полицейские, то он на худой конец силой снимет ее с Максин.
Заправщик пожирал глазами Алекса, отчего тот стеснялся все больше и больше. Он прошептал Максин, развернувшись спиной к молодому человеку:
– Он очень странно смотрит на нас. Я уверен, что он нас узнал. Должно быть, он вызвал полицию и тянет время, наполняя бак со скоростью черепахи. Надо уходить.
– Неужели ты бросишь твою «Твинго»?
Алекс в сомнениях оглянулся. Стукач по-прежнему заливал бензин. Сколько еще ему понадобится времени? Алекс наклонился к Максин, полный решимости:
– Тем хуже для «Твинго»! У вас с собой электрическая дубинка?
Максин усмехнулась.
– Он не на нас смотрит, а на тебя.
– На меня? Почему?
– Потому что ты красивый.
Увидев, как смутился Алекс, она пояснила:
– Знаешь, что говорил мне мой муж? «Если на тебя засматриваются, то потому, что ты красивая. Не будь же эгоисткой, дай людям насладиться».
Молодой человек услышал грусть в ее интонации.
– Вы все еще красивая.
Она улыбнулась ему.
– Будь ты лет на десять старше, я бы позволила тебе поухаживать за мной. Но пока, наоборот – на тебя запал этот юноша.
Алекс с оскорбленным видом запахнул полы пиджака.
– А что, уже нельзя заправиться так, чтобы тебя не грабили и не домогались? Разве я хочу слишком многого?
Тут Максин расхохоталась.
– Послушай, обычная жизнь – это для обычных людей. Мы с тобой от нее умрем со скуки. И потом, этот юноша не то чтобы тебя действительно домогался.
Заправщик поставил насос на место. Услышав щелчок, Алекс оглянулся, прошел мимо служащего, не удостоив его взглядом, и сел за руль. Он ждал, что Максин пойдет расплатиться, но она села в машину и спокойно стала ждать. Он не желал поддаваться и некоторое время упорно молчал. Но напряжение пересилило.
– Вы хотите, чтобы меня обвинили еще и в воровстве? Хотите, чтобы я газанул и с визгом колес умчался, не заплатив? Вы забыли, что у нас «Твинго», а не «Мазератти»?
– Я рада, что тебя посетили эти мысли, но хочу, чтобы ты пошел заплатить.
– Почему я? Пойдите вы.
– Нет.
– Почему нет?
– Потому что ты отвратительно обошелся с этим юношей и должен исправить свою ошибку.
– Я обошелся с ним совершенно нормально.
– Ты даже не посмотрел на него. Как будто ты владелец замка, недовольный своей обслугой. Ты возомнил себя хозяином аббатства Даунтон, что ли?
– А я думал, вам в доме престарелых разрешают смотреть только «Касабланку» и «Молодые и дерзкие».
– Ну, если ты на диете, это не значит, что нельзя посмотреть на пирожные в меню. Марти подписан на тележурнал, и мы вместе читаем обзоры фильмов и сериалов, которые нам запрещает смотреть Дюрефе. У нас свои способы бороться с оболваниванием, которое нам нагло навязывают. Дюрефе – это Big Brother [50] нашего дома престарелых. Она, как у Оруэлла, навязывает всем стандартное сознание и запрещает всякое проявление человеческого, которое не укладывается в эту норму. Ты либо полностью подчиняешься, либо умираешь. Третьего не дано.
