Павел Сутин - 9 дней
— Ольга устраивает Витьку в школу на П-п-плющихе. Директриса п-п-попросила оформить стенд для подготовишек.
— Знаете… — Худой взъерошил волосы. — Знаете, очень хочется выпить.
— Не мешало бы. — Никон посмотрел на Гену. — Тут есть что-нибудь?
Гена открыл тумбу стола, нагнулся, посмотрел и достал бутылку «Buchanan’s». Там едва плескалось на донышке.
— Негусто, — прогудел Никон.
— Почему Вова мешал спиртное с транквилизаторами? — спросил Бравик. — Ольга говорила, что он много пил.
— Да ни хрена он не п-п-пил, я тебя умоляю… Он последний г-г-год к спиртному почти не прикасался. Ему и без к-к-кирла хватало впечатлений. П-п-просто Вове легче было совершать уходы, если он выпивал глоток крепкого и принимал таблетку седуксена. Так сказать, т-т-техническое подспорье.
— Слушайте, пошли в «Париж», — решительно сказал Худой. — Надо выпить, ей-богу.
— Успеете, — сказал Бравик, посмотрел Лободе в глаза и спросил: — Как он подправил биографию папы?
— Вова очень уважал Израиль Борисыча, — сказал Лобода. — Г-г-говорил, что он ничуть не хуже Вернера фон Б-б-брауна.
* * *В кабинете с волнообразными портьерами и алебастровым бюстом сидели за длинным столом главный инженер Кац и Головко, начальник производства. Напротив, закинув ногу на ногу, непринужденно сидел на венском стуле брюнет в шевиотовом костюме, обкомовский инструктор из отдела промышленности. Он приехал час назад, без телефонного звонка. Мужик оказался свойский, но и не «тыкал», как иные в обкоме.
— Вы свои кадры лучше меня знаете, — сказал брюнет, — но он перспективный инженер, это факт.
— Молод больно, — с сомнением сказал Кац. — Участок-то узловой. На данный момент — наиглавнейший.
— И хорошо, что молод. Молодым везде у нас дорога. Вуз закончил с отличием, последние два курса был секретарем комитета комсомола, шесть рацпредложений за последний год. Справится, товарищи.
— Что ж, парень он надежный, — задумчиво сказал Головко. — Трудяга, люблю таких… Он в аспирантуру хочет, послал заявление в ЦАГИ.
— Вытянет участок — будет ему и аспирантура, верно? — рассудительно сказал брюнет. — Так сказать, воздастся по делам. Елиневич поддержит, я уверен.
— Что ж, я — за. — Кац вынул из кармана галифе кисет и стал набивать трубку. — Сейчас придет, я ему так и скажу: или, Изя, грудь в крестах, или голова в кустах.
— Важно, чтоб инструментальщики не подвели, — сказал Головко. — И чтоб люди работали как надо. Но тут уж как он сам себя поставит.
— Значит, решили. — Брюнет встал. — Последнее слово за директором.
Он простился с Головко и Кацем, прикрыл за собой обитую дерматином дверь и пошел по коридору. Навстречу торопливо прошагал лопоухий итээровец, подошел к кабинету главного инженера и нерешительно взялся за дверную ручку.
Брюнет поглядел парнишке в спину и сложил пальцы в колечко: удачи, Израиль Борисович.
* * *За столиком у окна гуляла компания командировочных — четверо краснолицых, грузных, в одинаковых дорогих костюмах. Они уговорили бутылку «Курвуазье» и литр «Кауфманна», много ели, вели себя негромко, только время от времени начинали спорить, и тогда от столика неслось: «Да говно полное эти красногорские композиты! Чо ты мне вообще говоришь? Это французская технология семидесятых, наши ее передрали, а по нынешним условиям это полное говно!» Слева от входа шестеро студентов щелкали фисташки, трепались о футболе и всякой чешуе и, похоже, готовы были растянуть бокалы с «Будвайзером» до утра. Напротив барной стойки дама с пышной прической щипала ложечкой миндальный торт и запивала красным вином. В углу, спиной к залу, сидел человек во фланелевой куртке с поднятым капюшоном, а за соседним столиком маленький бородач ел солянку.
Друзья сидели под репродукцией «Дым окружной парижской дороги». Им уже два раза поменяли пепельницы. Бравик без охоты выцедил немного виски и теперь пил чай. Худой часто делал маленькие глотки. От выпитого он побледнел, Лободу слушал с лицом огорченным и недоверчивым. Никон тянул одну сигарету за другой, а Гена отяжелел, поугрюмел, у него покраснели глаза. Он махнул два стакана подряд, едва сев за стол, да и после несколько раз наливал.
— Ты про себя не рассказал, — прогудел Никон. — Как Вова тебя уберег?
— Хороший вопрос. Он долго т-т-темнил: дескать, п-п-приехал ко мне на дачу, п-п-пил со мной до утра, чтоб я в тот вечер не возвращался в Москву…
* * *Гаривас сказал:
— Мы с тобой напились до синих соплей, потом до полудня отсыпались. Выходим к калитке — колесо спущено. Поставили запаску и поехали. А они потом, видать, рассудили, что уже незачем огород городить.
— Я Андрюшу накажу. Я это т-т-так не оставлю. Он человек б-б-без совести.
— Брось. Смешно слушать.
— Он знал, к-к-кого валил, — сказал Лобода. — Мы к-к-когда на авторынке встретились, он п-п-про сынишку рассказывал: дескать, хорошо рисует, к м-м-математике способный… — Лобода потрогал левую бровь. — Я его накажу, т-т-такое прощать нельзя.
— Детский сад, штаны на лямках… Романтик ты, Саня.
Они шли вдоль парапета. Справа упирался в облака шпиль университета, слева серел плоский купол Большой спортивной арены, и над бурым изгибом реки кружили голуби.
— Хорошо, давай взглянем по-другому, — сказал Гаривас. — Давай рассуждать разумно. Как Майкл Корлеоне. За что ты накажешь Чистякова? Ведь ничего не было. Он не сделал тебе ничего плохого. Все осталось в той реальности. А ты хочешь его наказывать в этой.
— Т-т-ты, Вова, мертвого уболтаешь.
— Не ищи его и больше о нем не думай. У него масса профессиональных вредностей, он когда-нибудь свое получит.
* * *На строительную площадку въехал «гелендваген», вышел крупный мужчина с вислыми плечами, в коротком расстегнутом пальто, костюме «Бриони» и сером кашне. Он за руку поздоровался с прорабом (тот вышел из бытовки, едва «гелендваген» показался в воротах), и они заговорили, поглядывая на бетонированный котлован. Человек в пальто внимательно слушал, два раза кивнул.
— Опалубку немного повело, Андрей Алексеевич, — сказал прораб. — Залило раствором канавку под силовой кабель. Но это поправимо.
— Штробить будете?
— Там каких-то полтора метра, не проблема. Вообще, что касается гаража, то в проекте недочетов море. Вот тут, например, ригель ляжет. — Прораб показал на бетонный борт. — И тут же, получается, проходит стояк. Я не знаю, чем они думали, когда проект делали.
Они прошли по краю котлована и остановились возле высокого штабеля из бруса.
