Этери Чаландзия - Уроборос
Струна. Лопнула. Нина машинально поглаживала ладонью диван, словно домашнее животное. Сколько кофе и вина она здесь выпила, сколько фильмов пересмотрела в обнимку с Егором, сколько часов провела в одиночестве, ожидая его возвращения. Как же теперь все это было глупо и грустно. Она была уверена, что на железных креслах в зале ожидания аэропорта ей было бы удобней, чем на этом проклятом диване.
Егор вышел в туалет, и она вспомнила про выпивку. Нина ничего не обнаружила на полках в кухне, открыла холодильник. Чисто. Свежеприготовленная еда в контейнерах. Как это? Ах, ну да, он же запустил сюда домработницу. Сицилианская защита. Она осмотрелась: никакого алкоголя. Достала небольшую банку с солеными огурцами. А это что за дрянь? Прокисший сок побелел и огурцы обложила плесень. Она побрезговала сливать содержимое и с отвращением поставила банку в мусорное ведро. Фу, даже выпить расхотелось. Про деньги бы не забыть спросить.
Она прошлась по квартире. Как после смерти прокаженного выкидывают и сжигают вещи, так и из этого дома постарались побыстрее выкурить не только ее, но и ее дух. Это было сложно сделать, поскольку здесь даже стены стояли по ее плану, но запах ритуального костровища, висящий в воздухе, преследовал и не отпускал. Тревожное предчувствие, возникшее в той заброшенной деревне на крыльце под проливным дождем, не обмануло. Ей уже нигде не было места. Ни один из домов не принимал Нину. Там еще не принимал, здесь уже. Ее отовсюду норовили выставить вон. Она заметила, что на большом комнатном растении, много лет капризно кисшем в керамическом горшке, вдруг распустился красный цветок. Как будто оно тоже вздохнуло с облегчением и выбросило праздничный флаг, когда Нина убралась.
Нина вздохнула. Хлопнула дверь. Егор вернулся в комнату.
* * *За стеной почтенная Зинаида Матвеевна настроилась провести вечер перед телевизором. Сам праздник она почти не заметила, поздравились с двумя подружками, выпили по бокалу шампанского по телефону под звон курантов и разошлись по кроватям, как по палатам. Но сегодня по завалящему кабельному каналу давали программу, которую она никак не могла пропустить. В патоку праздничных концертов вставили кое-что специально для нее, как она любила, как ей нравилось, и от предчувствия и любопытства у нее сладко сводило живот.
Скорее всего, это был какой-то повтор, в студии не было ненавистной ей и ее одиночеству новогодней дребедени: елочек, снежинок, шариков, зато были герои: девчонка, рыжеволосая шалава, ее мать, хамоватая истеричка, группа косноязычных и прыщавых молодых людей, а также их родственники всех мастей. Все были перевозбуждены и так и не смогли договориться, кто же является отцом ребенка рыжей девки. После новостей давали вторую серию, в которой анализ ДНК должен был расставить все точки над «i» и положить конец спорам и сомнениям. Сама героиня по этому поводу отмалчивалась, делая вид, что она святая и все путем. Похоже, она только накануне вышла из тяжелого запоя, в котором пребывала последние десять лет. Миловидное в сущности лицо уже тронула печать алкогольного распада, черты поплыли, взгляд был пустым и бессмысленным, настрой драчливым, во рту не хватало одного зуба.
Это была программа, на которой кричали все. В кульминационные моменты, которые ловко поддерживал бессовестный бесенок-ведущий, камера выхватывала потные мясистые лица с выпученными глазами. Здесь все знали, как надо, здесь у всех было свое мнение, и каждый был уверен, что уж он-то точно лучше всех. Тетки с мощными плечами брызгали слюной, пот летел со лбов, ангора кофт пропитывалась едким потом, и Зинаиде Матвеевне казалось, она слышит тяжелый запах, висящий в разогретой софитами студии.
Ей было страсть как интересно, от кого все-таки из этих тупых и косноязычных парней прижила свое дитя рыжая. Она и сама не понимала причин такого жгучего любопытства, но ничего поделать не могла. Да и делать ей особенно было нечего. Розовый берет, на который напáдал снег во время прогулки, она выложила на батарее. Полуболонка Бэлла устроилась у нее в ногах, как будто тоже ждала новостей с экрана. Пенсия капала, жизнь закруглялась. Зинаида Матвеевна с завистью смотрела в телевизор. Она бы дорого отдала, чтобы хоть раз попасть туда, в этот горячий потный мир, где ключом била жизнь, где вся муть поднималась со дна души. Она точно знала, что смогла бы навести там порядок. Одного ее слова было бы достаточно, чтобы все затихли. Поняли, устыдились и покорились ее проницательности, опыту и житейской смекалке. Но она сидела здесь и маялась от неопределенности и нетерпения. Была у нее ставочка на Коляна с железным зубом, по всему выходило, что мальчонка его. Ну что, потирала она руки, посмотрим-поглядим.
Однако ей помешали. Стоило устроиться в кресле и дождаться заветных титров, как начался какой-то шум за стеной. У них там часто бывало неспокойно. Обычно доносился раздраженный крик этой Нины и неразборчивый бубнеж ее мужа, неприятного типа со злыми глазами и явно дурными мыслями. Он всегда был вежлив и предупредителен с ней, открывал дверь подъезда, сумку однажды помог донести, но Зинаида Матвеевна ни минуты не верила в его добродетели и всегда подозревала, что Егор ненавидит ее и ее бесхвостую собачку. Нину она, впрочем, тоже не любила. Вздорная деваха. Но Зинаида Матвеевна уже и сама замечала, что с возрастом все сильнее съежилась ее способность к любви. Теперь ее хватало лишь на телешоу, консервированные сливы и Бэллу — и то не всегда. Она, конечно, улыбалась соседям, но при этом давно ничего не испытывала.
Некоторое время назад скандалы за стеной прекратились. Это радовало. Тишину она тоже любила. Возможно, начинала привыкать к грядущему безмолвию. Поэтому внезапный грохот вызвал у нее нешуточное раздражение. Из соседней квартиры доносились крики, удары, мебель елозила по полу, что-то падало, разбивалось и разваливалось. Она сделала звук громче. Теперь ей было отлично слышно гостей и героев шоу, но тест ДНК все не несли, а грохот у соседей действовал на нервы.
Возможно, она бы так и не поступила, но это было ее удовольствие, ее тихая радость, которую в тот день у нее отобрали. Сорок минут прошли в раздражении не меньшем, чем то, что испытывали собравшиеся в телестудии. Шум за стеной не прекращался и выводил из себя. Это было неуважение к ней, к ее присутствию, к ее потребностям. Ей было непонятно, что там у них происходит, и это отчаянно отвлекало от развязки сюжета «кто же отец ребенка». В какой-то момент она не выдержала, вскочила с кресла, переполошив Бэллу, и принялась отчаянно стучать в стену. Безрезультатно. Ее кулачок уже не имел силы.
