Анатолий Приставкин - Ночевала тучка золотая
Ребята со вздохом смотрели по сторонам и думали о том, что их горы за колонией хоть были запретными, но были красивей, сытней: орехи, дикие груши, алыча. А тут ягоды на диких маслинах, и те мелкие, вяжут, невозможно взять в рот.
Регина Петровна, которая взбодрилась и даже курить, как заметили братья, стала меньше, тоже осматривалась с удивлением.
Несколько раз она повторила: «Библейские горы». Что это означает, братья не поняли. Но догадывались: пусто. Так Сашка Кольке и объяснил: «Ни хрена нет, одно название, и то неприличное».
Регина Петровна рассмеялась и сказала, что Библия — это такая большая, большая сказка… А написали ее евреи.
— Грузчики? — спросил Колька.
— Почему грузчики?
— Грузчики, которые на заводе! Они же евреи!
— Они хорошие евреи, — подтвердил Колька.
— А почему евреи должны быть плохими? — спросила с интересом Регина Петровна. И о чем-то задумалась. Вдруг она сказала: — Плохих народов не бывает, бывают лишь плохие люди.
— А чечены? — выпалил Сашка. — Они Веру убили.
Регина Петровна не ответила.
Между тем тележка сделала последний поворот, и глазам путешественников, а уж ехали они без малого десять часов, открылась ровная долина меж холмов, где кустилась зелень и белели видные издалека два домика.
Потом-то уже выяснилось, что домик был один, да и то крохотуля: мазанка из самана. А другой — навес, под который можно было въезжать на тележке. Так они и сделали.
Под этим навесом стоял на кирпичах таганок и свалены были всяческие инструменты: грабли, косы, лопаты и мотыги. Больше всего было мотыг.
— Приехали, — сказала Регина Петровна, оглядываясь. Никто их не встречал. — Будем здесь жить, — добавила она и стала быстро закуривать. Наверное, она волновалась.
Пришел мужчина. Братья сразу узнали бывшего солдата, который их подвозил на лошади. Сейчас он не был в гимнастерке, а лишь в рубахе и без кепки, лысоват и еще хромал.
Вихляющей походкой он направился к приезжим и тоже узнал колонистов. Протянул братьям руку, представился: «Демьян». Воспитательнице кивнул издалека.
— Приехали, значит? — спросил. Обращался к ним, как к взрослым. Регину Петровну будто не замечал.
— Приехали, — отвечал Сашка Демьяну как равному. — Хозяйством заниматься будем.
А Колька добавил:
— Скот пасти.
Демьян не удивился, что ребята приехали заниматься хозяйством. Не то что директор. Он одобрительно кивнул.
— Как же иначе… У нас говорили: воевать так воевать, пиши в обоз! Две коровы, значит, оставляю, семь телят, три козы… Вы доить-то хоть умеете?
— Научимся, — произнесла Регина Петровна и подошла ближе, держа папироску в руке.
Демьян поглядел на ее руку с папироской, на шаровары, погладил загорелую лысину.
— Это, простите… Товарищ дамочка: это работа… Вкалывать, говоря по-нашенски, надо… Не дым пущать!
— Значит, будем вкалывать, — простодушно ответила Регина Петровна и улыбнулась Кузьменышам. Но папироску погасила. И занялась мужичками.
— А чево, — поинтересовался Демьян у братьев. — У колонии уж работников не стало, что женский пол присылают?
Хоть было ребятам приятно вести разговор, как ведут мужчины, но выпада против их Регины Петровны они стерпеть не могли. Да ведь и заступники, защитники они ее!
Колька насупился, а Сашка строго посмотрел на Демьяна, будто впервые увидел.
— Регина Петровна после болезни… — сказал он. — Когда у нас дом взорвали… Из больницы она, ей тут поправляться нужно…
— А работать мы сами будем! — вставился и Колька. И соврал для веса: — Нам директор велел помогать! Одна, говорит, надежда на вас…
Демьян будто стушевался. Он часто закивал головой, стал пояснять, поворачиваясь и к Регине Петровне, что сена он накосил много и камыша накосил. Жить им лучше в саманном домике, там теплей. А вот варить придется на таганке, топить кизяком. Есть в хозяйстве ручные жернова, кукурузу молоть. На грядках еще остались помидоры, огурцы, так, гнилье одно, тыквы, капуста, свекла, картошка… Виноградник есть, но заброшенный, одичавший совсем виноградник, по земле то есть, без таркал, ползет… А вот сахарный тростник он посадил, найдете… Да все со временем найдете…
К вечеру Демьян запряг лошадь, попрощался. Достал напоследок кисет, ловко, одним движением руки свернул длинную козью ножку. Протянул Регине Петровне, это был жест примирения.
— Держи, — сказал, не глядя в лицо. — Хоть лично баб, которые курят, я не терплю… Мода такая военная пошла…
— А вам и терпеть не надо, — отвечала с улыбкой Регина Петровна. — Это вот они терпят. — И указала на Кузьменышей.
— А вдруг еще приеду! — вскинулся озорно Демьян. — Что скажете?
— Мы всем рады, — произнесла Регина Петровна и прикурила от уголька козью ножку, держа ее за перегиб, как трубку. Хотела что-то добавить, но закашлялась.
Демьян радостно захохотал.
— Дерет, а? — вскрикивал удовлетворенно. — Это не ваше городское баловство! Самосадик-горлодер! Сам рубил! Во как!
Он достал из кармана лист газетки, оторвал половинку и отсыпал из кисета горсть буроватой крупнозернистой махры.
— Пользуйся, — протянул воспитательнице. — Дымить будешь! Когда скучно станет!
Ребятам на прощание руку пожал.
— А вы энто… Поете-то, как артисты… Да… Я уморился, как хохотал! В клубе, в колхозе… — И вдруг другим тоном, насупившись. — А Верку жалко.
Проковылял к телеге, бочком, так было ему ловчей, присел на край, кепчонку на лысину нахлобучил и причмокнул на лошадь, та сразу пошла. Уехал, не обернувшись и будто не интересуясь ничем и никем.
Легкая пыль висела долго над дорогой, ее золотило заходящее солнце.
23
Регина Петровна поселилась с мужичками в домике. Как-то они ухитрились все трое спать на одной кровати. Кузьменышам постелили на полу, но они отказались. Тесно там и душно. Бросили ломкого, но приятно пахнущего камыша в углу под навесом и на нем устроили лежбище. Стены навеса были сплетены из того же самого камыша, только сухого. По ночам он поскрипывал.
Первым делом они разыскали тростник, который лысый Демьян называл сахарным. Всех угостили, и Регину Петровну, и мужичков. Ели, пока он вдруг не кончился. Вкусный тростник придумали в хозяйстве, жуй да плюй, весь день бы так.
Виноград тоже нашли. Он стелился по земле, и под плетями, если их приподнять, можно было обнаружить буроватые грозди, вывалянные в земле.
Сашка сорвал, попробовал на язык, скривился.
— Челюсть вывихнешь! Кислятина!
Но Регина Петровна была иного мнения. Она попросила набрать ягод побольше, сколько влезет в корзинку.
