Ярослав Кузьминов - Раздвоение
Значительно позже, благополучно вернувшись из армии и поступив, стараниями отца, в институт, Петр Николаевич поначалу не начинал заново спортивные занятия школьных времен и пустился в распутную жизнь, в частности, посещал с друзьями хижину в горах, где за скромные деньги были доступны опиум и каннабис, водка, женщины и патроны. Деньги они, однажды, решили доставать охотой на горных баранов и продажей туш. Убить, правда, получилось лишь одного. На рынке выяснилось, что это был не горный баран, а отбившаяся от стада, оголодавшая овца. Ее опознал хозяин. Овцу пришлось отдать, и весь рынок еще долго смеялся над незадачливыми охотниками.
Однажды Петр Николаевич шел в хижину с друзьями под покровом ночи. Вдруг впереди поднялся рой вспышек, и по долине разлился грохот выстрелов. Друзья предпочли побежать обратно, в город. Как выяснилось позже, в ту ночь хижину «взяла» милиция, так что малина кончилась.
Спустя время, при диспансеризации в институте, Петру Николаевичу поставили два диагноза: спондилит и триппер. Первый — воспаление позвоночника — оказался ошибочным, а вот второй — самым что ни на есть правильным. И вылечился от него Петр Николаевич отнюдь не утренним бегом и физкультурой, а банальными уколами.
Впрочем, даже если бы упражнение с ремнем имело целебный эффект, Петр Николаевич тогда не смог бы им воспользоваться. Он узнал о нем гораздо позже, из видеозаписи «Мастера Шотокан Каратэ До». А в годы юности он лишь видел раза два его более трудный аналог, и не придал значения. Это был фокус, который исполнял один из сельских пастухов за пачку папирос, предпочтительно, «Казбека». Он смыкал руки на ремне вплотную, в то время, как мастер каратэ держал их на расстоянии полуметра. Для того, чтобы обернуть вокруг туловища руки, вплотную сомкнутые на ремне, требовалась такая растяжка плечевого пояса, которой не было ни у других казахских пастухов, ни у мастера каратэ с видеокассеты, ни у Петра Николаевича.
История про две страшные болезни и чудесное исцеление получила ход у Петра Николаевича только в самом конце девяностых, и он демонстрирует все признаки глубокой веры в ее правдивость. Это дает основания полагать, что пришло время радикальной психотерапии для самого патентованного психолога».
Дочитав письмо, Петр Николаевич был в панике. Впервые ему пришло в голову, что лучше попытаться замириться с сектой. Другим вариантом была жалоба в милицию, но пока с ним ничего не сделали, чтобы было основание для жалобы. Петр Николаевич решил сначала добраться до дома. Если там будут следы взлома или кражи, он пожалуется в милицию, что секта систематически запугивает его.
Он еле дождался полудня следующего дня, когда его выписывали. Ночью он не мог спать, и каждый шорох в коридоре заставлял его думать, что это наемный убийца секты подкрадывается с бритвой в руке. Утром он снова и снова перечитывал письмо, недоумевая, откуда секта могла достать такую подробную биографию. Ведь он не вел дневников!
Когда, он, наконец, был свободен и спустился в камеру хранения получить ключи, теплую одежду и пачку денег в желтой обертке, у него почти не было сил радоваться сохранности сбережений.
По пути домой он постоянно оглядывался. То здесь, то там, среди толпы, ему мерещились два лица. Впрочем, если они и существовали, то были неуловимы. У подъезда Петр Николаевич задумался над тем, насколько хорошей будет идея возвращаться домой.
Не ждут ли его там? С другой стороны, подумал он, если бы их задачей было поймать его, они бы не приносили ему письмо и не устраивали спектакли с Сергеем, Еленой и Дмитрием.
Он поднялся, вставил ключ в замочную скважину, попробовал повернуть, но у него не получилось. Он подергал ручку двери, дверь открылась. Она не была заперта.
Следы взлома бросались в глаза. Их не просто не пытались скрыть, их выставили напоказ. Вешалка была опрокинута, и от панели управления видеозаписью в большую комнату тянулись провода. Поверх разбросанной по полу верхней одежды было взгромождено кресло из большой комнаты, заваленное обрывками картона. Напротив него, прислоненный к стене, стоял на двух ножках стул. На полу прихожей было разбросано битое стекло. Пол покрывали кровяные разводы. На кухне битого стекла были груды, горы. Ножки стола были полностью утоплены в бое. Там и здесь из кучи торчали уцелевшие бутылки. Внешний вид их был знаком — из-под текилы, как те, которые приносил Дмитрий, агент секты. Телефон на стене был разбит вдребезги.
Повинуясь порыву страха, Петр Николаевич скользнул внутрь и запер дверь. Он испугался, что на него нападут со спины, с лестничной площадки, пока он разглядывает квартиру, наполовину просунувшись внутрь. Запершись, он испугался, что его могут поджидать в квартире. Логика отключилась, он уже не думал о том, что, устраивай его враги засаду, они бы не стали громить квартиру. Он схватил с пола горлышко от бутылки и молча обошел все комнаты, заглянув за двери, за шторы, на балкон. Он бы еще заглянул под кровать и в шкаф, если бы те не были разгромлены, кажется, колуном, и не лежали бы грудой щепы и ярких лоскутьев ткани посередине спальни, увенчанные разбитым монитором.
В большой комнате Петр Николаевич снова обратил внимание на провода, тянущиеся из прихожей. Один шел в разъем видеовхода телевизора, другой в разъем видеомагнитофона. На панели в нижней части телевизора мигала красная лампочка.
Телевизор не был выключен, находился в режиме ожидания. Пульт лежал сверху. Петр Николаевич взял пульт и нажал включение. На мгновение пронеслась мысль, что это хитроумная бомба. Впрочем, страх оказался напрасным. Экран загорелся знакомой надписью: «Ожидание. Нажмите кнопку «плэй» на вашем видеомагнитофоне». Он нажал «плэй», и на экране появилась черно-белая картинка.
Петр Николаевич не сразу понял, что перед ним. Потом он узнал собственную прихожую. В таком ракурсе прихожую снимала видеокамера над входной дверью. Агенты секты умело повозились с аппаратурой в его отсутствие. Телевизор показывал сделанную на пленку запись.
Вешалка уже была опрокинута, и провода от панели тянулись в большую комнату.
Но кресла и стула в прихожей не было, битого стекла тоже, и телефон был цел. Открылась входная дверь, и появились двое в шапках-ушанках, у одного в руках был топор, у другого лом. Первым делом они уничтожили телефон. Следом они втащили в прихожую мешки, раскатали по полу пустые бутылки и стали бить. Один из них подошел к панели управления, нагнулся над ней. Скорость просмотра ускорилась. Двое, комично дергая руками и ногами, втащили еще несколько мешков. Они скрывались с ними на кухне и возвращаясь с пустыми руками. Потом они бросили инструмент, сняли обувь, закатали штаны и стали ходить по прихожей и коридору из стороны в сторону, ни разу не скрывшись за границей обзора. Их голые белые ступни быстро почернели, следом стал чернеть пол. Петр Николаевич понял природу крови в прихожей. Челноченье продолжалось. Двое следовали один за другим, гуськом, двигались на цыпочках, вытянув шеи, пригнув головы и выставив перед собой по-кенгуриному согнутые руки.
Впечатление создавалось ненормальное, жуткое. Пошли помехи, потом картинка появилась снова. Те же двое были одеты теперь в костюмы, у одного костюм разошелся по шву на спине. Они корячились, пытаясь протиснуть кресло из большой комнаты в прихожую. Когда у них получилось, они взгромоздили его на кучу одежды. Один плюхнулся в кресло, другой исчез из поля зрения, вернулся со стулом и сел напротив.
Сидевший в кресле зажмурил глаза и, натянув на лицо улыбку-оскал, повернулся к камере. Сидевший на стуле стал щелкать пальцами. Через несколько минут он встал, подошел к панели управления камерой. По экрану пошли полосы, вновь включился ускоренный режим. Долго двое сидели в прихожей, временами меняясь местами, и один из них постоянно щелкал пальцами, а другой, зажмурившись, улыбался-скалился, манерно позируя перед камерой. Пошел белый шум, потом снова появилась картинка прихожей, на этот раз очень близкая текущему ее состоянию. Двое вышли из большой комнаты с картонными коробками «Комус». Поставив их на кресло, они разорвали картон и стали доставать, один за другим, прямоугольные брикеты. Петр Николаевич узнал архитектурный пластилин. Двое стали комкать пластилин с удивительной легкостью, как будто он был нагрет. Один из них подошел к панели управления, и съемка опять ускорилась. Двое убегали и прибегали с новыми коробками пластилина, потрошили их, мяли брикеты и слепляли в единый ком. Наконец, ком стал в высоту по шею одному из них, тому, что пониже ростом. Тот специально подошел и померил, приложив пальцы к горлу. После этого двое очистили небольшой кусочек пола от стекла и одежды, погрузили пальцы по самые костяшки в ком и вырвали по куску. Куски эти они разместили на расчищенном полу, в полуметре друг от друга. Один снова подошел к панели управления, и промотка стала такой быстрой, что тела двоих превратились в неясные, полупрозрачные силуэты, размазанные по всей прихожей. Сквозь эти неясные тени было видно, как вырастает фигура человека в натуральную величину, ее черты становятся все четче, появляется сходство с ним, Петром Николаевичем, сходство нарастает и достигает абсолюта. Пластилиновая фигура осталась стоять посреди прихожей, а двое переместились в большую комнату, предварительно замедлив видеосъемку. Они встали в глубине комнаты, на границе обзора камеры, упали на колени и принялись отбивать поклоны, обратившись лицом в направлении пластилиновой статуи. Картинка исчезла на несколько секунд, а когда появилась снова, Петр Николаевич хотел закричать и броситься бежать, но голосовые связки и ноги больше не слушались его, как и шея, как и все остальное тело. Он вынужден был стоять, смотреть на экран и видеть самого себя, робко заглядывающего в квартиру. Он вошел внутрь и нагнулся поднять бутылку с пола, тем временем, в поле видимости появилось нечто темное. Оно вдвигалось со стороны входной двери. Петр Николаевич скрылся на кухне, потом снова появился в поле обзора, заглядывая в санузел, а что-то темное продолжало медленно вползать. Он убежал в комнату, исчез за пределами обзора, и нечто темное наконец вползло полностью. Это была его пластилиновая статуя в полный рост, ее держали за ляжки двое. Переставляя ноги по-черепашьи медленно, они ползли на корточках, вращая головами из стороны в сторону. Они вползли полностью, когда Петр Николаевич уже кончил возиться с телевизором и неподвижно стоял в профиль к камере. Двое поставили статую рядом с креслом, один из них, не прекращая мотать головой, подошел к панели управления.
