Дмитрий Старков - Отдаленное настоящее, или же FUTURE РERFECT
— У… у… у-умер, — сквозь рыдания отвечала Валентина.
— Как?!
Метнувшись к столу, Димыч изо всех сил сжал плечи плачущей женщины, встряхнул и снова почувствовал на всю жизнь врезавшийся в память неопрятный запах. Волна знакомого омерзения точно накрыла его с головой.
— Как умер? Отчего?! — превозмогая себя, спросил он.
— От инсульта, — неожиданно зло, отрывисто ответила Валентина. — Убери руки.
Реакция ее заставила Димыча сбавить тон.
— От какого еще инсульта? В его-то возрасте?
Из последовавшего за сим рассказа выяснилось, что накануне, поздно вечером, к Игорю заявились двое коллег-журналистов, дабы вместе отметить какой-то свой журналистский успех. Отмечание длилось едва не до утра, затем Игорь, выпроводив гостей, лег спать, был разбужен его, Димыча, телефонным звонком, немедленно после которого его и прихватило. Да так прихватило, что даже до приезда «скорой» не дотянул.
Такие дела.
По мере осознания масштабов происшедшего Димыч все больше и больше исполнялся страха и недоумения.
Как же так? Сроду он никогда на здоровье не жаловался…
Одним словом, к концу сбивчивого, то и дело прерываемого плачем повествования Димыч полностью утвердился в мысли, что смерть Игоря вызвана не только естественными причинами. Тот факт, что убежденность эта ни на чем пока не основана, его не волновал. Он был уверен на сто процентов, он знал, что не ошибается, и все тут!
— С кем он пил? — резко спросил Димыч, стоило Валентине замолчать и снова спрятать лицо в ладонях. — Фамилии, адреса; ну!
Ему лишь с огромным трудом удавалось преодолевать брезгливое отвращение от вынужденного общения с той, которая когда-то воспользовалась им, точно игрушкой, и не шибко бережно отложила в сторону. Но загадку во что бы то ни стало следовало разрешить до конца.
Интересно, подумалось некстати, а она меня узнает?
При этой мысли он вдруг помимо хозяйской воли поднялся, отвердел в штанах, совсем как тогда, в санатории… Теперь к брезгливости присоединилось и невыносимое отвращение к самому себе.
Еще не хватало, чтобы увидела…
— Калашников и Гилев, — не поднимая лица от ладоней ответила Валентина. — Адреса в том большом коричневом блокноте, возле телефона, сам найдешь. Переписывай и уходи. И… не появляйся больше здесь, ради бога!
59
Выйдя из парадной, Димыч вдруг почувствовал необычайную усталость и, вдобавок, неприятную сосущую пустоту где-то чуть ниже узла галстука. Воздух, только-только начавший остывать к ночи, показался отчего-то до содроганья холодным. Он дошагал до ближайшей дворовой скамейки, тяжело опустился на отполированные множеством задниц брусья…
Ничего, ничего… Просто немножко устал. Сейчас отдохну малость, и…
Что делать дальше, Димыч представлял себе совершенно отчетливо.
В первую голову следовало подробно побеседовать с этими Калашниковым и Гилевым. Инструмент на случай необходимости оживления беседы — старенький «макаров», ради понту купленный им, тогда еще семнадцатилетним сопляком, нелегально — покоился за пазухой, рядом с заявлением о его находке.
Следующий шаг — во что бы то ни стало прорваться в «скворешник», к Николаю, и любой ценой выкачать из него все, что возможно. А потом…
Потом, будет видно.
Выкурив подряд две сигареты, Димыч поднялся со скамьи и отправился к Левашовскому проспекту ловить машину. Денег имелось достаточно — перед выходом из дому он извлек из тайника все отложенные на покупку лучшего жилья доллары и часть их по дороге на службу успел разменять на рубли.
Николай Калашников, проживавший в районе «Пионерской», на проспекте Королева, оказался с виду человеком поразительно обыкновенной внешности, куда больше подходящей для педагога, чем для журналиста, — то есть, невысоким, чуть полноватым блондином лет сорока пяти. Вдобавок, и в голосе его постоянно проскальзывали с детства любому знакомые по множеству кинофильмов интонации доброго педагога — именно в такой манере экранные учителя русского языка и литературы объясняют своим подопечным урок. Жена его как раз в момент Димычева появления отправлялась гулять с ребенком, девочкой лет пяти, и потому никаких помех разговору не приключилось.
Услышав о смерти Игоря, Калашников заметно и искренне расстроился:
— Ох ты; как же так… Такой замечательный журналист… был… и ведь ровесник мне… Чтобы в таком возрасте — да инсульт… да еще вот так сразу…
— А ведь вы с ним пили вчера допоздна, Николай Николаевич, — медленно, дабы ничего не упустить в реакции пациента, произнес Димыч. — Отчего с ним, собственно, инсульт и приключился.
Калашникова словно бы внезапно шарахнули по затылку чем-то, слишком мягким, чтобы сшибить с ног, но достаточно тяжелым, чтобы изумить до глубины души.
— Я, молодой человек, — после довольно продолжительного молчания заговорил он, — вчера допоздна а, точнее, вплоть до открытия метро, пребывал в редакции «Невского времени» и работал со своей статьей. А спиртного ничего, даже пива, не пил уже с лишком две недели. За отсутствием денег на такие роскошества.
Здесь, сквозь изо всех сил подавляемую тревогу, в голосе Калашникова проступила еще этакая привычная, перманентная усталость, наверняка хорошо знакомая всем, кому приходится — не ради себя, но ради семьи, скажем, или еще чего-нибудь, за что надлежит отвечать — постоянно прыгать выше головы.
Сделав паузу, он продолжал:
— И потому я хотел бы знать, для чего вы сказали то, что… то, что вы сказали только что. Для чего потребовалась эта провокация? Или, может быть, это розыгрыш?
Недоумение, возмущение и испуг его были вполне искренними, в этом у Димыча не возникло ни малейших сомнений.
Что же это получается?
— Вы, пожалуйста, не бойтесь, не волнуйтес, — заговорил он по возможности мягче, — но все это далеко не розыгрыш, и не провокация… Как бы объяснить… В общем, мне смерть Игоря Величко кажется странной, и потому я очень прошу вас сейчас, при мне, позвонить вашему коллеге, Борису Гилеву, и, ничего не объясняя, убедить его немедленно приехать сюда. А затем мы, все втроем, поедем к… к вдове Игоря. Это она утверждает, что пили вы вместе. Такси я оплачу.
— Да какого ч… — начал было Калашников, закипая, но тут же осекся: в лицо его смотрел ствол «макарова». — Что вы…
— Я вас очень прошу, — с усталой настойчивостью повторил Димыч. — Пожалуйста… Игорь никогда не жаловался на здоровье. Если его… супруга, с которой я до недавнего времени не был знаком, вышла за него замуж ради того, чтобы вскоре остаться вдовой с приличной квартирой в центре… Мне будет очень обидно, если она избежит заслуженного наказания.
Последнее было сымпровизировано на ходу. Если двое дают совершенно противоположные показания, значит, кто-то из них врет. И если даже этот Калашников вот настолько убедительно врет, проще всего сделать вид, что он, Димыч, поверив ему, переключил подозрения на Валентину. Пусть пациент — на всякий случай — думает, будто ему нечего опасаться. От этого, как правило, рано или поздно теряют осторожность.
Калашников, дослушав сентенцию, сделался вдруг подтянут и резок.
— Извините. О таком варианте я не подумал. Хорошо, — сказал он. — Сейчас я, ничего не объясняя, вызову сюда Гилева. По крайней мере, постараюсь. Только прошу: внимательно следите за тем, что я буду говорить, дабы у вас не возникло ненужных подозрений на мой счет. А пистолет спрячьте. Жена с дочерью могут вот-вот вернуться, и им совершенно незачем… э-э… наблюдать подобные сцены. Игорь… э-э… был и моим другом. Если вы считаете, что его… что ему могли помочь умереть, я и без пистолета помогу вам проверить… обоснованность ваших опасений. Идемте.
Вместе они вышли в прихожую, где Калашников, накрутив номер, в нескольких словах попросил Бориса Гилева приехать как можно скорее к себе, не преминув сообщить, что деньги, потраченные на такси, ему будут возмещены, и поразительно быстро добился согласия. Затем хозяин — вероятно, чтобы скоротать время, а заодно убедить гостя в искренности своего намерения сотрудничать — предложил Димычу чаю.
Прибывший через полчаса Борис Гилев оказался низеньким крепким бодрячком лет пятидесяти, очень похожим с лица на известного в известных кругах самодеятельного песенника Юлия Кима. По мере того, как Димыч вводил его в курс дела, он был искренне возмущен возникшими на его счет сомнениями, но, дослушав до конца и поразмыслив, согласился, что история вполне может оказаться довольно темной.
— В самом деле! Мало ли… Действительно, такой всегда был здоровый, спортивный, несмотря на ногу и, вдруг, инсульт… Ладно, допивайте чай, и поедем. Подождите-ка, у меня там с собой… Раз уж Колина супруга в отлучке…
С этими словами он пошел в прихожую, где оставил привезенную с собой черную, давно не видавшую воды и мыла, пластиковую сумку, что носят через плечо.
