Азарий Лапидус - Падающие в небеса
Матвей стремглав заскочил в магазин и увидел сидевшего за прилавком пожилого человека лет шестидесяти пяти. У него были абсолютно белые волосы и такая же белая борода. Он читал книгу и сначала поднял голову из вежливости, а потом посмотрел на юношу с нескрываемым любопытством. Матвей в это время уже крутил головой на сто восемьдесят градусов, старясь за отведенное родителями время найти наиболее интересные книги. От этого занятия его оторвал голос продавца, прервавшего чтение:
– Могу вам чем-нибудь помочь?
Поскольку вопрос был задан на немецком языке, Матвей его не понял, а главное – растерялся настолько, что потерял дар речи. Продавец, уяснив, что перед ним иностранец, решил на всякий случай продублировать свой вопрос по-английски.
Матвей великолепно говорил на английском, благо имел целый год для его изучения, читал учебники, слушал магнитофонные записи и как человек талантливый освоил язык в совершенстве. Поэтому на сей раз ответил без промедления:
– Я интересуюсь книгами по физике и математике.
– О, молодой человек, вам очень повезло. Вы пришли по правильному адресу. У меня целый стеллаж интересующей вас литературы. Пройдите, пожалуйста, прямо по залу и сверните налево, там полки с интересующей вас физико-математической литературой.
Матвей уже было направился в указанном направлении, но в этот момент дверь открылась и на пороге показался отец.
– Мотя, мы опаздываем. – Увидев продавца, отец поздоровался с ним и извиняющимся тоном по-немецки сказал:
– Простите, но нам нужно идти. Мой сын приедет к вам завтра, не возражаете?
– Конечно, нет, – ответил продавец, слегка растерявшийся от такого странного лингвистического сочетания.
Для него, человека, прекрасно говорящего на пяти языках, не было ничего удивительного, когда люди превосходно общались на иностранном языке. Но он привык, что обычно иностранцы говорят на каком-то одном «великом» европейском языке, а тут в семье сын превосходно говорит на английском, отец – на немецком, а между собой они, похоже, общаются на русском.
Матвей торопливо пошел к выходу, обернулся, помахал продавцу рукой и поймал восхищенный взгляд. Его причину Мотя объяснить не мог, но ему показалось, что в глазах старика блеснули слезы.
Лифшицам объявили, что их самолет на Рим вылетает через шесть дней, а пока они должны заполнить еще кучу бумаг, но большую часть времени могут быть свободными. Как и обещал отец, Моте разрешили поехать в книжный магазин утром на следующий день.
Старик встретил Матвея как старого доброго знакомого. Сразу же проводил посетителя к стеллажу с книгами по физике и математике, показал наиболее интересные экземпляры, а потом спросил:
– Как вас зовут?
– Матвей. А вас?
Продавец не спешил с ответом, пожевал губами, как будто пробуя на вкус имя юноши.
– Мэтью?
– Нет, Матвей, – повторил Мотя, а потом добавил: – Хотя, наверное, вы правы, на английский манер будет лучше Мэтью. – И еще раз повторил, привыкая к новому звучанию своего имени: – Мэтью!
– Вот и прекрасно! А меня зовут Шимон. Шимон Шварц. Я хозяин этого магазина.
Мотя удивился. Он был способным молодым человеком, умеющим анализировать ту ограниченную информацию, которая просачивалась из-за железного занавеса. Он конечно же не думал, что за прилавком могут сидеть только продавцы, а хозяева если уж что-то и делают, то считают доходы, заработанные неправедным трудом, угнетая своих рабочих и служащих. Слишком примитивной была модель, навязываемая советскому обществу его идеологами, но и увидеть хозяина таких сокровищ в роли продавца, в одиночестве сидящего в магазине, было для Матвея полной неожиданностью.
Не удержавшись, Мотя спросил:
– Почему вы один?
– Вопрос хороший. Я и сам порой спрашиваю себя, почему я один, и не нахожу на этот простой вопрос ответа. Может быть, потому, что моим детям и внукам абсолютно неинтересно сидеть здесь и дышать книжной пылью.
– Но я не это имел в виду. – Мотя покраснел, неловко было поправлять человека намного старше тебя.
– Я конечно же понял вас. Извините меня за такую дурацкую манеру – играть словами. Возраст не позволяет избавляться от привычек, даже если они вредные. Отвечу. У меня есть два работника, но так получилось, что вчера и сегодня они не вышли на работу: одна дама-продавец болеет, а мужчина-продавец взял отпуск и уехал к морю. Поэтому на этой неделе вы кроме меня больше никого здесь не встретите.
Матвей весь разговор с интересом просматривал книги на английском и немецком языках, без особого труда понимая содержание и одних, и других. Львиную часть текста составляли формулы, а они были интернациональны – перевод к ним не требовался.
Видя, с каким трепетом юноша держит в руках книги и с каким интересом он листает их, Шимон спросил:
– Вы, наверное, из тех русских, которые через Вену эмигрируют в Израиль?
Матвей кивнул, не желая вдаваться в подробности и объяснять, что уезжает не в Израиль, а в Штаты и по какой причине.
– Сколько дней вы пробудете здесь, в Вене?
– Еще пять, – оторвавшись от книги, ответил Матвей.
– Тогда могу вам предложить взять любые две книги. Прочтете их дома, а завтра принесете мне. Вы не против?
Как мог Матвей быть против подобного предложения? Даже в самых своих несбыточных мечтах он не предполагал такого поворота событий. Мотя тут же представил, как, придя домой, возьмет ручку, бумагу и начнет записывать теоремы и формулы.
– Спасибо! Я обязательно привезу книги обратно! Приеду завтра пораньше, прямо к открытию магазина.
– Я знаю, – спокойно сказал Шимон, погладил Матвея по голове, и на его глазах опять выступили слезы.
На следующий день Мотя приехал в магазин за десять минут до открытия, хотя сделать это было нелегко, поскольку до четырех часов утра он просидел за книгами, конспектируя прочитанное.
Матвей захватил с собой из Москвы тетрадь, в которой, к величайшему сожалению, оставалось всего несколько страниц. Денег на покупку новой у родителей не было, вернее, отец смог бы выкроить несколько шиллингов из семейного бюджета, но Мотя не решался просить, считая, что они могут быть использованы для других, более нужных на сегодня вещей. Он решил, что надо делать свои записи как можно мельче.
Шимон, несмотря на довольно ранний час, был уже в магазине и сидел на своем традиционном месте за прилавком.
– Мне можно зайти или подождать десять минут снаружи? – спросил Матвей, вспоминая московские магазины, где, несмотря на присутствие продавцов, покупателей не пускали внутрь до самого открытия.
– Конечно, заходите.
Мотя вошел и, не дожидаясь разрешения, направился в свой угол. На сей раз он нашел книгу, являющуюся логическим продолжением прочитанных накануне трудов. Достал ее и начал записывать формулы в свою тетрадь.
– Вы знаете, – сказал Мотя, не отвлекаясь от записей, – я решил, чтобы успеть как можно больше прочитать, изучать одни книги здесь, а брать домой другие. Можно?
– Да делайте, как нравится. А вам не хочется пойти куда-нибудь погулять с ровесниками, посидеть в кафе, например?
– Нет. – Матвей от удивления даже прекратил записывать и поднял глаза от книги. – Мне эти занятия заменяют все.
– Удивительный молодой человек. Сколько вам лет?
– Восемнадцать.
– Очень меня напоминаете в молодости. И внешне, и внутренне. Я тоже был такой же красивый и, так же, как и вы, в восемнадцать лет не видел ничего, кроме книг. – И Шимон и после небольшой паузы спросил: – Хотите, я покажу свои фотографии в вашем возрасте?
Матвею не хотелось отрываться от книги, но вместе с тем он не хотел обижать и Шимона, бывшего с ним по-отечески добрым.
– Очень, – ответил Матвей, а его глаза сами непроизвольно вернулись к тетрадке.
Шимон почти бегом направился за прилавок, туда, где был расположен его кабинет, в котором в обеденное время хозяин угощал гостей чаем и бутербродами с курицей и зеленью.
Вернулся старик всего с двумя фотографиями. На одной стоял высокий красивый молодой человек, действительно сильно похожий на Матвея. А на другой была сфотографирована большая семья. Пожилые мужчина и женщина сидели посредине, а вокруг них стояли человек восемь. На фотографии внизу был оттиск фамилии хозяина фотоателье и надпись «Вена – 1928 год».
Шимон дал возможность Моте внимательно посмотреть оба снимка и, не дожидаясь вопроса, сказал:
– Это мои родители, а рядом брат и сестры со своими вторыми половинками. – После этих слов старик, не сдержавшись, смахнул слезинку, покатившуюся по щеке. – Все они погибли в концлагере во время войны. Вы знаете, что это такое? – Шимон засучил рукав и показал выцветшую наколку с цифрами.
– Кажется, да. Это номер узника концентрационного лагеря.
Голос Матвея дрожал, слова давались ему с трудом. Он никогда раньше не видел людей, прошедших фашистские застенки, только на фотографиях в хранившейся у отца книге «СС в действии» – о зверствах гитлеровцев во время Второй мировой войны. Как-то так случилось, что в Советском Союзе многие аспекты этой войны обходили стороной. То ли для того, чтобы не будоражить крепнущую дружбу между СССР и ГДР, то ли во исполнение некоего решения, принятого каким-нибудь партийным идеологом.
