Эдуард Семенов - Допельдон, или О чем думает мужчина?
Мы снимаем финальную драку главного героя с бандой отморозков в компьютерном клубе. Слов не много, нужно уметь двигаться. Ребята, играющие банду, постарше, они уже успели поучаствовать в некоторых уличных сражениях и поэтому относятся ко всему происходящему весьма скептически.
— Ну не может такой сопляк со мной справиться. В это никто не поверит.
— Правда, а если он встанет вот так и загородится стулом. Попробуй, достань его кулаком.
— Не достаю.
— А потом вот так.
— Ай, больно.
— Вот видишь. В любом бою главное техника, тактика и стратегия, а по сценарию наш главный герой прошел жестокую выучку и все это умеет. Просто Вы об этом не знаете.
И я их убеждаю в этом. И они соглашаются делать все то, что я скажу. Они становятся пластилином, из которого я леплю все, что видит мое внутреннее сознание.
Еще бы они не согласились! Ведь я знаю о драке все и даже чуть больше. Я знаю, что…
Вот только почему я сейчас смотрю в монитор и вижу не своего сына, а самого себя?
Почему я искренне завидую ему? Все просто. Я завидую ему потому, что он уже никогда не сделает той ошибки, которую когда-то совершил я сам…
А может быть, это была не ошибка? Может быть, это был путь познания самого себя?
* * *«Профессор…» Так меня называли в начальных классах за то, что я носил очки и много читал. А еще я был редактором классной стенгазеты, участвовал в литературных конкурсах школы и мои сочинения посылали на областные олимпиады…
Я был образцовым и коммуникабельным.
Все считали, что я стану писателем, и прямо и открыто говорили мне об этом. Я же только усмехался в ответ, потому что был уверен. Писатель — это что-то из области фантастики. Это не мое. А вот где мое? Это мне предстояло еще найти.
В зависимости от того, что в это время показывали по телевизору, я то хотел быть танкистом, то артиллеристом, то космонавтом, то моряком …
Если показывали про трех мушкетеров, мы ломали ветки клена, делали из них шпаги и шли к старому дворцу биться на дуэли за сердце прекрасной дамы. Когда показывали про Робина Гуда, мы ломали в селе штакетник, строгали из него мечи и устраивали на аллеях парка засады. Ну, а если показывали фильм про партизан, то мы уходили в самые дальние углы парка и рыли там землянки.
Когда показали про Тур Хейердала и Сенкевича, мы строили плот и ставили на него парус. Когда показали фильм про Королева, мы строили ракету. Мы завидовали Петрову и Васечкину, которые могли помочь Сухову и «красным дьяволятам», и жалели Ромео из фильма «В бой идут одни старики».
Мир в первый раз перевернулся в тот момент, когда в школе на переменке после урока физкультуры кто-то оставил на лавочке боксерские перчатки. Мы, естественно, нацепили их и стали прыгать вокруг друг друга. Как заправские боксеры. А потом Рустик, так звали моего приятеля, выбросил руку вперед, и я получил такой удар кулаком в нос, что слезы брызнули из глаз. Было так больно, что я даже прикусил губу, разозлился, хотел дать сдачи, но Рустик ловко отскочил, а я, сделав неловкое движение, поскользнулся, и рухнул носом в пол.
— Ха, Профессор — слабак. Он не умеет стоять. Он получил по носу.
Просто поразительно, как иногда совершенно незначительное действие может изменить жизнь человека. Направить ее в совершенно другое русло. В буквальном смысле, «эффект бабочки». Помните, любая бабочка, взмахнув крылом, в одной части света может вызвать горный обвал в другой части света.
И вот здесь маленький тычок в нос, боль, смех окружающих. Девчонки из класса тоже смеются, Лариска Дедяйкина и Ленка Лебедева, наши красавицы. Это обиднее всего. И я вдруг убеждаю себя, что мне просто необходимо научиться драться. Научиться, как тогда говорили, стоять…
* * *Я записываюсь в секцию борьбы и провожу в ней пять долгих и бесполезных лет. Я слишком суечусь, и поэтому ни один прием у меня никогда не получается как надо. У меня нет основательности. Зато я не пропускаю ни одной тренировки.
* * *В девятом классе я заболеваю желтухой и, наконец, бросаю борьбу. Вернее, борьба меня к тому времени бросает. За все пять лет я так и не выиграл ни одной схватки, и тренеры просто махнула на меня рукой.
Зато на меня обратили внимания парни из подвальной качалки. Однажды на перемене мне предложили побороться с самым сильным парнем на руках. И, к всеобщему удивлению, я ему не проиграл…
Я выстоял. Мы так и просидели друг перед другом целую перемену со вспученными на лбу венами. Только звонок на урок помешал закончить наш спор.
Это было время «люберов», парней в клетчатых штанах. Ночных рыцарей без страха и упрека, каждый вечер выезжающих в Москву, чтобы бить патлатых, рокеров, металлистов и брейкеров. Всех тех, кто олицетворял для нас капиталистический Запад. Врагов. «Любера» стали для нас что-то вроде кумиров. Борцов за справедливость. Мы мечтаем попасть в одну из люберецких банд, но для этого надо быть такими же сильными…
Мы, по их подобию, сооружаем в подвале качалку и качаем мышцы. Я выписываю «Советский спорт», вырезаю оттуда все статьи из рубрик: «культуризм», «здоровый образ жизни» и «белая ворона». Вклеиваю статьи в большую зеленую тетрадь.
Вскоре с парнями из своей качалки я начинаю кочевать по местным дискотекам в поисках неприятностей и, как мы тогда говорили, «для проверки себя на вшивость». У нас крепкие кулаки и вскоре наша банда начинает пользоваться уважением во всей округе, а я получаю бандитское прозвище «Сэмен». Ну как из песни Розенбаума.
Да, мы считаем себя бандой, но все действия, которые нами движут, не распространяются дальше желания выделиться и обратить на себя внимание красивых девчонок.
Мы, по крайней мере, я, искренне верю, что живу в самой справедливой стране на свете, и будущая жизнь кажется мне безоблачной и вполне понятной до самой старости.
А когда нас захотели выгнать из нашего подвала, я поехал в райком комсомола и рассказал там, как мы своими руками сделали тренажеры, чтобы заниматься спортом.
И управдома одним звонком ставят на место. Он отстает от нас раз и навсегда.
В кинозалах показывают индийские фильмы: «Вечная сказка любви», «Зита и Гита», наши первые отечественные боевики «Пираты двадцатого века» с Талгатом Нигматулиным, «Непобедимый» с Ростоцким в главной роли. Мы с замиранием сердца следим за техникой борьбы, которую они показывают на экране, и в буквальном смысле впитываем все в себя как губка.
Просто удивительно, я до сих пор могу вспомнить любой фильм, который смотрел тогда, с любого места. Даже если на экране видно только одно небо, я все равно точно могу сказать, что это за картина.
У меня уже бицепс тридцать семь сантиметров, больше меня только у двух или трех парней в школе… И предел моих мечтаний — бицепс в тридцать девять или даже сорок сантиметров, как у люберецкого качка Зайца.
* * *Пик нашей славы приходится на тот период, когда мы смогли отбиться от целой стаи на Малаховском рынке. Чего мы туда поперлись, не помню. Наверное, кто-то из пацанов познакомился с местной девчонкой, и мы поехали его прикрывать. «Малаховские» нас уже ждали. Они отвели нас куда-то на задние дворы и предложили смахнуться.
Мы не могли отказаться. Нам это не позволяла наша честь. Тогда это слово еще чего-то значило. И мы вышли вчетвером против толпы. Как сейчас помню, они шли валом. Перепрыгивали через забор, один ряд за другим, и сходу врезались в драку. Они били нас, мы им отвечали.
Мне тогда «опустили» почки, но это была такая ерунда…
Никто из нас не упал, не встал на колени. И это было круто.
Мы дрались так, что под конец, так и не добившись от нас признания своего поражения, наши враги пожали нам руки, и мы разошлись, договорившись, что теперь можем ходить друг к другу на дискотеки безбоязненно.
Неизвестно чем бы закончились наши похождения.
«Любера» заметили нас, и вот-вот должна была состояться встреча с одним из лидеров, но…
Мне пришла повестка из военкомата.
Родители устроили пышные проводы, я пригласил на них всех своих сотоварищей, и мы все вместе сидели в квартире у соседки, тети Лиды, и смотрели первый американский боевик на первом в нашем селе видеомагнитофоне. Это был «Коммандо» со Шварценеггером.
А рядом со мной сидела девчонка из Малаховки. И это тоже было круто.
Я даю себе твердый зарок, что на пересылке обязательно попрошусь в десант или, на крайний случай, в пограничные войска, но …
* * *Плохое зрение ставит крест на моей мечте, и я попадаю сначала в сержантскую школу, а через полгода, получив звание «младшего сержанта», в белорусские леса, на секретную «радиоточку» ракетных войск стратегического назначения.
Дембеля, сменявшие нас, кричали нам вслед:
— Вешайтесь, салаги!
