Хербьёрг Вассму - Наследство Карны
Анна наклонила голову и закрыла лицо руками:
— Я тебя не узнаю.
— Я сам себя не узнаю! И то, что я сделал сегодня, простить невозможно.
— Почему? Как ты мог сказать эти страшные слова? Какое убийство?
— Теперь уже ничего не исправишь. Мои слова убили Андерса!
Анна не возражала. Она сидела не двигаясь и пыталась поймать его взгляд. Отчаяние.
— Где он лежит? — спросил Вениамин через некоторое время.
— В людской.
Ей стало легче, оттого что он заговорил.
— Это был случайный выстрел? — спросила она.
— Нет, пьяная ссора из-за бутылки водки. Несколько резаных ран, — проговорил он, не переводя дыхания, словно затвердил это наизусть, пока плыл домой.
Она с удивлением смотрела на него:
— Ты хочешь сказать, что Дина убила того человека в пьяной ссоре из-за бутылки водки?
Он начал смеяться. Постепенно смех перешел в протяжный стон. Поняв, что он плачет, Анна бросилась к нему, обняла.
— Вениамин, — бормотала она, неловко гладя его по спине. От него едко пахло потом, морем и солью. И еще чем-то — лекарствами, спиртом, эти запахи неизменно сопутствовали ему после посещения больных. Это напоминало ей детство — она всегда связывала Вениамина со своим отцом.
Он прислонился к ней головой и затих.
— Пустяковая рана. Он выживет. А вот у того, у Дининого, было огнестрельное ранение… Там уже ничего нельзя было поделать.
— Она застрелила человека?
— Не спрашивай! — взмолился он.
Анна не глядя хотела снова сесть на ящик. Вениамин успел схватить ее за плечи, чтобы она не села на пол.
— Дина застрелила человека! — повторяла она, хватаясь то за ящик, то за Вениамина.
Он молчал.
— И ты никому не говорил об этом? Никому до сегодняшнего дня?
— Только Акселю, когда он сказал, что поедет за ней.
— Акселю? Но почему не мне?
— Я должен был предупредить его… о том, что с ним может случиться…
— Что ты имеешь в виду?
— Я думаю, русский простил бы ее, я думаю…
— Она застрелила его, потому что он изменил ей?
— Да.
Анна притянула его к себе на ящик. Хотела обхватить его всего целиком.
— А где ты был в это время?
— Наверху, на камне. — Он мотнул головой в направлении горы.
— Стоял и смотрел?
Он уткнулся в нее лицом. Больше он не посмеет смотреть людям в глаза.
— Сколько тебе тогда было? — не дыша спросила она.
— Одиннадцать…
Она крепко держала его. Шептала что-то бессвязное и непонятное даже ей самой. Но это помогло. Он успокоился.
— Ты можешь простить ее? — спросила она погодя.
Он ответил не сразу.
— Да. — Он тяжело дышал. — Разве у меня есть выбор? Но это ничего не значит. Ей нужно не мое прощение. Какая бы она ни была, ей не позавидуешь.
Ее пальцы перебирали его волосы на затылке, жесткие от морской воды. В углах рта у него обозначились глубокие морщины. Раньше она их не замечала.
— А кто твой отец, про которого ты не знал?
— Дина говорит, что это Фома.
— А он, что говорит он?
— Ничего.
— Ты хочешь сказать, что он всегда жил в Рейнснесе и они… и он не…
— Да.
Сказав это короткое «да», Вениамин начал безудержно смеяться. Анна тоже засмеялась. Сначала испуганно, нехотя. Словно боялась, что и на этот раз его смех перейдет в слезы. Убедившись, что ее опасения напрасны, она засмеялась по-настоящему. Они как будто искали спасения друг в друге и в этом смехе.
— Наверное, ничего страшного не было бы, если б ты узнал об этом раньше? — шепотом спросила она.
— Конечно. Ведь Иаков все равно уже умер.
— Почему Дина скрывала это? Стыдилась?
— Думаю, ей просто хотелось, чтобы Рейнснес достался мне. Я рассказывал тебе о Юхане, сыне Иакова от первого брака. Она боялась, что он станет претендовать на Рейнснес.
— Но он все-таки старший сын?
— Да. Но Дина выплатила Юхану его долю наследства, когда он учился на пастора. И пока я считался сыном Иакова, ей было проще отстаивать мои права. Впрочем, насколько я знаю, Юхан не очень-то и боролся. Но один раз он меня ударил.
— За что?
— Я не всегда был пай-мальчиком.
— Но ты не похож на Фому.
— Нет. Ты ведь слышала, Дина сегодня сказала, что я похож на старого ленсмана, ее отца.
— Он был плохой?
— Не очень хороший.
Они снова засмеялись. И долго не могли остановиться.
— Идем спать, — все еще смеясь, сказала она.
Он замер и перестал смеяться.
— Ты иди. А я должен зайти к Андерсу в людскую!
— Я с тобой!
— Когда я был маленький, я спросил у Андерса, не может ли он быть моим отцом, — сказал Вениамин, вставая с ящика.
— И что он тебе ответил?
Вениамин дышал со свистом, говорить ему было трудно:
— Мы с ним сидели здесь, в этом пакгаузе, и чинили сеть… Он сказал: «Если ты считаешь, что будешь счастлив, я могу быть твоим отцом». И пожал мне руку.
Карна проснулась от собственного голоса. Было темно и тихо. Ока открыла глаза, но как будто продолжала спать. Кроме нее, в комнате никого не было. Она не парила в воздухе, и припадка у нее не было. Она никуда не собиралась и не знала, где находится. В свете, падавшем из окна, вдруг возник папа. Очень бледный, без глаз. Она с удивлением смотрела на него. Неожиданно папа упал!
Крик был ее и в то же время чужой. Долгий. Протяжный. Непрерывный. Она набирала полные легкие воздуха и кричала, кричала, кричала.
Хотя и понимала, что папа упал и никакой крик этого не изменит. Он упал, как падают только один раз.
Потом появилась бабушка и что-то сказала. Карна не слышала ее слов, но показала ей в ту сторону, где лежал папа.
Бабушка зажгла лампу, теперь она должна была увидеть папу. Но не увидела. Карна хотела сказать, что теперь умер и папа. Но не могла. В ней не было места для слов, только для крика.
Она брыкалась и рвалась к папе, однако бабушка крепко держала ее. Очень крепко. Карне стало больно. Прислушиваясь к этой боли, она перестала кричать. Словно кто-то заткнул ей рот пробкой.
— Папа упал, он лежит там, у окна! — Она показала рукой.
Бабушка поднесла ее к окну, чтобы она потрогала папу и проверила, не ушибся ли он. Карна протянула руку, но папы там не было. Он исчез!
В дверях появилась Бергльот. У нее было такое лицо, будто она тоже видела, как папа упал. Карна заплакала.
Она опомнилась в кровати у бабушки и узнала, что все это ей только приснилось.
— Ты боишься, что папа умрет, как умер Андерс, вот тебе и приснилось, будто он упал.
— Но ведь его нет в зале? Ты сама видела!
— Анны там тоже нет. Они пошли пройтись по берегу или сидят у флагштока.
— Может, Анна тоже упала?
— Нет, они скоро вернутся. Лодка стоит на месте. Мы не будем спать и дождемся, когда они вернутся.
— Но ведь я сама видела; папа упал!
— Иногда мы видим то, чего нет… А может, это был сон.
— Не сон. У меня были открыты глаза! Ты просто меня уговариваешь, чтобы я не кричала.
— Я не боюсь твоего крика. Кричи себе сколько влезет. И мне все равно, что ты видишь. Но я открою дверь в коридор и обещаю тебе: скоро ты увидишь, что Вениамин придет и спросит, почему у нас открыта дверь. И Анна тоже.
Карна поняла, что ей остается только ждать.
Дверь в Динину комнату была приоткрыта. Вениамин и Анна задержались в коридоре. Потом Вениамин решился и заглянул в комнату.
— Почему у тебя открыта дверь? Я…
— Карне приснился страшный сон, и она хотела убедиться, что ты жив, — послышался из темноты голос Дины.
— У нее был припадок?
— Нет, на этот раз только сон.
Голос Дины звучал так, словно ничего не случилось. Как ей это удается, подумал он.
— Не бойся за меня, папа, я лежу у бабушки, потому что я видела, как ты упал.
— Упал?
— Да. Как Андерс.
Вениамин вошел в комнату и хотел обнять Карну. Но в темноте обнял их обеих. Динина рука крепко сжала его руку.
На цыпочках он вышел в коридор и осторожно прикрыл за собой дверь.
Анна прочла вслух отчет, написанный для ленсмана. Она только что переписала его набело.
«14 сентября в первую половину дня меня вызвали к Гуннару Ульсену в Плассен, которому, как мне сказали, Петтер Педерсен нанес сильный удар по голове. Волосы на голове у Ульсена слиплись от крови. Лицо и уши тоже были в крови. На коже головы были три раны. Одна — над левым виском, другая — на темени и третья — в правой части лба. Кожа была рассечена до кости, кусок кожи содран. Кость и надкостница повреждены, кость по краям раны раздроблена. Рана была нанесена с большой силой каким-то острым предметом. Несмотря на быстро оказанную помощь, рана опухла и воспалилась. После применения лекарств опухоль и воспаление прошли».
Вениамин со вздохом подписал отчет.