Рохинтон Мистри - Дела семейные
Правильно, убежденно думал Джехангир, и сердце его пылало рвением и энтузиазмом, он будет помогать мисс Альварес бороться с коррупцией и спасать человеческие жизни, улучшать жизнь в стране для каждого из ее граждан. Он дал себе слово стать самым лучшим контролером домашних заданий, прилежным, беспристрастным и дотошным.
Тщательность, с которой он подошел к своим обязанностям, сразу восстановила против него закоренелых лодырей. Они канючили, подлизывались и стращали, предлагали ему дружбу и угрожали ссорой. Постоянно отбиваться от них было нелегко. Иногда он слабел духом: ну что случится, если он простит Арвинду перепутанные даты Ост-Индской компании, или закроет глаза на недорешенные примеры у Васанта, или не обратит внимания на плохое изложение у Энтони?
Но стоило ему взглянуть на мисс Альварес, с ее ясными глазами и шелковыми ножками, у него, прямо как у героя из старых фильмов с Хелен, снова напрягались мускулы, он освобождался от вампира искушения и честно заносил все в журнал домашних заданий.
Теперь, через пять месяцев после начала учебного года, Джехангир уже освоился с ролью контролера, притерпелся и к улещиваниям, и к подначкам одноклассников. На дом были заданы стихи наизусть, следующим для проверки был Ашок. Джехангир присел за его парту, велел закрыть учебник и читать наизусть.
— Слушай, скотина Джехангир, будь человеком. Предупреждаю, понял? — пригрозил Ашок.
Мисс Альварес называла Ашока «Вечной проблемой» и периодически писала записки его родителям. Те владели демонстрационными залами для текстиля, тремя бензоколонками и правом на операции с автомобилями «марути». Родители Ашока с большой серьезностью относились к запискам учительницы, Ашока наказывали, но наказания не повышали его успеваемость в школе.
— Готов? — спросил Джехангир.
— Лорд Альфред Теннисон, «Бей, бей, бей…»
— Альфред, лорд Теннисон.
— Как такое может быть? Альфред имя, Теннисон — фамилия. Ты себя называешь Джехангир мистер Ченой или мистер Джехангир Ченой?
Джехангир решил не придираться. Мисс Альварес задала выучить шестнадцать строчек стихотворения, так что, строго говоря, имя поэта в домашнее задание не входит.
— Бей, бей, бей, бей…
— «Бей» только три раза.
— Да знаю, знаю. Четвертое «бей» по твоей башке, если не перестанешь сильно умничать. — Ашок хихикнул — самому понравилось, как выкрутился. — Предупреждаю — это не в счет, это шутка, а не ошибка.
Джехангир согласился — что делать.
— «Бей, бей, бей… в эти самые…» Подожди, не подсказывай, я знаю… «в берега!., там какой-то прибой». А дальше… «С тобой говорить»… та-та-та, та-та, та-та…
— Сдаешься?
Ашок замотал головой. Мисс Альварес разрешала три подсказки, и он не хотел расходовать запас в самом начале стихотворения. Ашок с силой поскреб в затылке, начал сначала, сбился на том же месте и злобно глянул на контролера.
— Ну? Как там дальше?
— «Я хочу говорить о печали своей».
— Знаю, я так и сказал — «с тобой говорить»! Пожалуйста: «Я хочу говорить о печали своей, неспокойное море». Нормально? Второе четверостишие?
— Ты еще первое не закончил.
— Ты что? «Неспокойное море» — это последняя строчка!
— «Неспокойное море, с тобой». Вторая ошибка.
Ашок попробовал спорить, но Джехангир был непоколебим.
Второе четверостишие проскочили с головокружительной скоростью:
— «Счастлив мальчик, который бежит по песку
К этим скалам, навстречу волне.
Хорошо и тому рыбаку,
Что поет свою песню в челне».
— Хорошо! — Джехангир начал надеяться, что «Вечная проблема» на сей раз выйдет из положения.
— «Возвращаются в гавань опять
Корабли, обошедшие цвет…»
— Свет, а не цвет.
— Да какая разница: свет или цвет!
Джехангир потянулся к журналу.
— Слушай, не надо? — взмолился Ашок, увидев, что он раскрывает журнал. — Опять скандал с родителями будет…
— Не могу. Мисс Альварес сказала…
— Погоди! — Ашок что-то извлек из кармана и сунул в руку Джехангира под партой.
Десять рупий. Джехангир отпихнул десятку, будто обжегшись о нее.
— Возьми, — умолял Ашок, — и запиши, что стихи выучены.
Джехангир отказался.
Ашок выудил из кармана еще десятку и добавил к первой.
Двадцать рупий! На сей раз Джехангир рассмотрел деньги, прежде чем отпихнуть их.
— Нет.
— Возьми, это подарок! Никто не узнает. Самым близким друзьям не скажу.
Он впихнул деньги Джехангиру в руку.
Тот заколебался:
— Скажешь. Виджаю скажешь и Раджешу.
Он знал, что троица неразлучна.
— Даже им не скажу!
Джехангир посмотрел на деньги. Маленькая пачка масла. Или баранина на один раз. Или яйца на завтрак папе — на целую неделю. Вот что он держит в руке.
С бьющимся сердцем он поставил птичку против имени Ашока. От чудовищности поступка у него закружилась голова.
…К последнему уроку его перестала давить мысль о тайной сделке, вытесненная другой: что с деньгами делать? Если купить продуктов, дома спросят, как он рассчитался за них. Отдать деньги маме — тоже спросит откуда. Можно сказать, что во дворе нашел. Но дома потребуют, чтобы он передал их брату Наварро из школьного бюро находок.
В автобусе Джехангир щупал деньги в кармане. Сообразить бы, как ими воспользоваться, папа с мамой будут меньше ссориться. А он, возможно, еще у тети Вили подработает. Обойдется без Мурада, раз Мурад не хочет.
Он смотрел в автобусное окно и мечтал о том, как в их дом вернется счастье. Автобус повернул за угол, и Джехангир увидел на пешеходной дорожке мальчишку, похожего на Мурада. До чего похож! Потом потерял его из виду в толпе, снова нашел взглядом и убедился, что это действительно Мурад. Почему это брат идет пешком? А деньги на билет куда девал?
Джехангир размышлял об этом, пока автобус не остановился на их углу. Он спрыгнул, ощупал карман с деньгами, поражаясь мощи, заключенной в клочках бумаги. Бумажки добавили ему решимости. Надо прямо сейчас зайти к тете Вили.
Он постучался в ее дверь.
— Привет, маленький Джехангир-джи, какой сюрприз. Как жизнь?
— Спасибо, хорошо.
— Интересные сны видел?
Джехангир вспомнил сон с костылем из баранины.
— Нет, тетя Вили.
— Маме что-нибудь с базара нужно?
— Нет… я просто подумал… у вас не найдется работы для меня? А вы бы мне платили за нее…
Она даже в ладоши захлопала от удовольствия.
— Какая прелесть! А мама знает про это?
— Нет. Это секрет.
Вили с нежностью посмотрела на него.
— Ты можешь помогать мне, малыш, но денег я тебе не дам. Если узнают твои родители, они могут сказать, что я из их сына прислугу делаю.
— Я им не скажу, — запротестовал он.
— Помогать людям хорошо, милый мальчик, но не за деньги.
Прав был Мурад, она хочет обмануть его, хочет заставить работать за так.
— Спасибо, тетя Вили, — пробормотал Джехангир, пятясь к двери.
Глупая тетя Вили. И глупая Инид Блайтон. Ни одному слову из ее книжек он больше не поверит. И глупая Знаменитая пятерка — кому она нужна? Он сам знает, что делать, он сам поможет папе и маме, сам. Но все же ему нравится имя Джон Ченой.
ПЕРЕД ЗАКРЫТИЕМ магазина мистер Капур пригласил Йезада в свой крохотный офис, где грохот включенного на полную мощность кондиционера перекрывал даже уличный шум. Как в реактивном самолете, предположил Йезад, в удалении ото всего, вдали от реального мира.
На столе лежали три фотографии в целлофановых конвертах. При виде Йезада Капур перевернул их лицом вниз.
— У меня для вас сюрприз.
— Эти? — Йезад потянулся за черно-белыми снимками.
— Не спешите, их надо рассматривать по порядку. Сначала вот эту.
Лицо Йезада расплылось в улыбке:
— Привет, это же Хьюз-роуд! Я там вырос.
— А почему я принес ее? К вашему сведению, ее давно переименовали в Ситарам Паткар Марг.
— Для меня она осталась Хьюз-роуд.
Капур одобрительно улыбнулся, а Йезада понесло:
— Я тут каждый камень знаю. Вот это здание — это «Джехангир-палас», мои родители здесь поселились после свадьбы. Пари держу, что снимали с Сэндхерст — бридж, с крыши Дададжи Дхакджи. А напротив «Джехангир-паласа» — Сукх Сагар. Смотрите — даже вывеска «Буш-радио» видна!
Йезад всмотрелся в фотографию.
— Фотография не очень-то старая, мало что изменилось.
— Съемка недавняя. Примерно девяностого года. Тем не менее она имеет значение для моей коллекции — в контексте двух других фотографий.
Капур дожидался возвращения снимка, чтобы перейти к другим, но Йезад все не мог оторваться от него.
— Поразительно, как на фотографии видишь то, что в силу привычки не замечает глаз!
— Особенно в привычных местах. Объектив — наш третий глаз.
