Сергей Антонов - Поддубенские частушки. Первая должность. Дело было в Пенькове
А теперь появление Матвея выглядело просто неприличным. Неприлично было и то, что он смотрел на нее, а не на кого-нибудь другого. Неприлично было и то, что первой заметила его она, а не кто-нибудь другой. А самым неприличным было то, что все видели, как она приготовилась спрашивать Василия Васильевича, притихли и посторонились, а она внезапно осеклась, и все вопросы вылетели у нее из головы.
Что же это такое? Целый месяц она совершенно не думала о Матвее, а когда он приезжал на выходные, честно, как договорились с Иваном Саввичем, старалась не встречаться с ним ни в избах, ни на улице. Да и он весь этот месяц не заговаривал с ней. Что же это такое?
Опустив глаза, она стояла на покатом бетонном полу и чувствовала, что Матвей подходит все ближе и ближе.
«Хоть бы кто-нибудь остановил его», — подумала она и в это время с облегчением услышала голос Ивана Саввича.
— А ты что здесь?
— Мне два дня гулять… — весело отвечал Матвей. — С вами домой хочу ехать. Возьмете?
Он стал здороваться — небрежно, торопливо, словно ему не терпелось поскорей дойти до Тони, и ей казалось, что все это понимают и даже Витька поглядывает на нее с ехидным любопытством.
«Неужели Иван Саввич прав? — подумала Тоня. — Что же тогда делать? Не может быть… Женатый человек… Нет, не может быть. Выдумки. И в конце концов какое мне дело?»
Матвей подошел к ней, пожал, улыбаясь, руку.
— Здравствуйте, — сказал он, и ей показалось, что у него как-то особенно блеснули глаза.
— Здравствуйте, — ответила Тоня холодно.
— Скоро по радио пахать будем?
— Время придет — будем.
— Вот я тут побывал и сам понял — придет такое время. Как работается?
— Ничего. Спасибо.
— Еще не надоело у нас?
— Нет. Еще не надоело. И Тоня отошла от него.
«Надо сейчас же задавать вопрос, — подумала она, — все равно какой, но задавать. Пусть даже глупый. Иначе все догадаются…»
И, собрав всю свою волю, она все-таки придумала сначала один вопрос о кормах, потом второй, затем третий.
Василий Васильевич отвечал обстоятельно.
Тоня внимательно слушала, но что он говорил, так и не запомнила, не запомнила совершенно, словно на это время оглохла или задремала.
Единственное ощущение, которое надолго осталось в ее памяти, это ощущение какого-то напряженного звона в ушах: когда Матвей подходил к ней — звон увеличивался, когда Матвей отдалялся — звон становился глуше. По этому звону она точно чувствовала, где он находился, в каком направлении, на каком расстоянии, хотя ни разу не взглянула на него и не встретилась с ним взглядом.
После осмотра фермы отправились в свинарник.
Жирные свиньи с нежными розовыми сосками, закрыв глаза, лежали в станках. Они не спали и не бодрствовали, а именно отдыхали, словно сознавая необходимость такого отдыха для увеличения продукции животноводства.
Наверху, на полатях, тесно прижавшись друг к другу, лежали поросята. С полатей вниз вели маленькие игрушечные лесенки.
Тоня несколько оправилась от растерянности и спросила, зачем понадобились полати и лесенки.
Бойкая свинарка шепотом пояснила, что поросята спускаются к подсосным маткам, а потом поднимаются наверх, и такие подъемы и спуски для них все равно что физкультурная зарядка — физическое развитие поросят ускоряется, и они дают хороший привес.
— А сколько встал такой свинарник? — спросил дедушка Глечиков.
Василий Васильевич начал говорить о строительстве обстоятельно и терпеливо, начиная с выбора места и кончая расходами на материалы.
Дедушке Глечикову нравилась такая обстоятельность и он щурился от удовольствия, словно старый кот, которому щекочут за ухом. Вместе с дедом старалась слушать и Тоня, но Матвей мешал ей сосредоточиться. Поотстав от группы, он завел беседу с бойкой свинаркой, и, хотя они говорили тихо и находились довольно далеко, Тоня отчетливо слышала каждое его слово удивительно отчетливо, как в телефонную трубку. «Вполне понятно, — говорил Матвей, — почему ты такая упитанная. Наверное, тоже спишь на полатях. Лазишь туда раз по пять на день — вот у тебя и получается нормальный привес». Девушка отшучивалась, и оба смеялись вполголоса.
«Наконец-то отстал…»— подумала Тоня, но какое-то неприятное чувство шевелилось в ее душе. Она долго не могла понять, откуда взялось это чувство, но наконец догадалась: ей было досадно оттого, что Матвей пересмеивается с бойкой свинаркой.
«Что за чушь!»— пристыдила она себя и принялась слушать Василия Васильевича. Он говорил, что универсальный свинарник уже не удовлетворяет колхоз. А Матвей все смеялся. Василий Васильевич рассказывал, что стало тесно и приходится строить новый свинарник — откормочник… А Матвей все смеялся, и ничего его не интересовало, кроме пухлой девчонки. Пустой парень… И хорошо, что отвязался…
Из свинарника пошли в птичник, потом осмотрели теплицы. Затем Василий Васильевич направил гостей в телятник, а сам пошел куда-то «распорядиться».
В телятнике были устроены обыкновенные деревянные клетки с окошками. Из окошек выглядывали кроткие безрогие морды. Все было так же, как в Пенъкове. Отличие состояло только в том, что телятник «Нового пути» не отапливался.
Никого, кроме паренька с пушистыми ресницами, в телятнике не было. Паренек лет тринадцати ворошил в углу свежую солому.
Иван Саввич подошел к нему узнать насчет отопления.
— А мы воспитываем молодняк холодным способом, — сказал паренек. — Это раньше, бывало, каждый день дрова приходилось возить. А теперь уже третий год и в самый лютый мороз не топим.
Мальчишку окружили. Тоня пробралась вперед и неожиданно оказалась рядом с Матвеем.
— Скоро домой жить вернусь, — сказал он таким тоном, словно был уверен, что Тоня обязательно обрадуется.
— На фермах все кончили?
— Через неделю — все.
— Хорошо. Лариса будет довольна.
За спиной стали шушукаться. Тоня вспыхнула и отошла. К счастью, шушукались по другому поводу…
Паренек с пушистыми ресницами рассказывал, что в прошлом году в афанасьевские морозы некоторые телята отмораживали уши. Теперь всем им пошили наушники и намордники — и никакие холода не страшны. Даже наоборот, в холодное время телята быстро обрастают густой шерстью и хорошо прибавляют в весе…
Тоня начала слушать внимательно. Но Матвей подошел снова и сказал:
— Не бойся.
— Что за глупости! — строго проговорила Тоня и отвернулась.
«Скорей бы все это кончалось, — подумала она. — Скорей бы домой…»
Но дедушка Глечиков задал вопрос о том, сколько денег истрачено на клетки, и Тоне пришлось еще долго стоять рядом с Матвеем.
Затем вернулись в деревню. Возле небольшой избы пеньковцев встретил Василий Васильевич и, протянув свою большую руку к крыльцу, проговорил:
— Добро пожаловать.
В избе жила та самая женщина, которая расчищала дорожку. Она пригласила всех в горницу, усадила за большой стол — председателей в красном углу, а остальных по всем четырем сторонам — и подала чугун щей, такой большой, что тащили его из печи двумя ухватами хозяйка и невестка.
Сели обедать.
— Ну как, — спросил Василий Васильевич, — нашли для себя что-нибудь полезное?
— Вот бы у нас так! — сказал дедушка Глечиков. Пока ходили по фермам, Иван Саввич был молчалив и сдержан. Он и раньше предполагал, что есть колхозы-любимчики районного начальства: их поднимают, вытягивают в передовые. А есть и другие колхозы в районной глубинке, колхозы-сиротинушки, вроде «Волны». На такие колхозы все махнули рукой: дескать, выбирайтесь из нужды сами, как знаете. После осмотра «Нового пути» Иван Саввич еще тверже убедился в правильности своего мнения и решил наконец высказаться перед своими спутниками, которые охают и ахают, а не понимают сути дела.
— Как же это понять твои достижения, Василий Васильевич? — спросил он, поглядев на Тоню. — Действительно, правда у тебя от клубной работы удои такие высокие?
— В какой-то мере от клубной работы, — ответил Василий Васильевич, подумав. — Доярки в науку уверовали, книжки стали читать… А если откровенно тебе сказать, помогают нам в работе хороший клуб да плохие мостики.
— Это как понять — плохие мостики?
Василий Васильевич загадочно промолчал. Да и пришло время ехать.
Когда стали прощаться, Тоню снова охватило беспокойство. Там, на улице, за дверью ее дожидался Матвей. Она была почему-то уверена, что он дожидается. Сейчас придется ехать с ним в одной машине, в одном кузове, долго, долго, больше часа, отвечать на его вопросы, разговаривать с ним и делать вид, что ничего особенного не происходит. Надо как-то постараться, чтобы он не сел рядом. «А может быть, ему нет до меня никакого дела, — успокаивала себя Тоня. — Может быть, я выдумываю»
