Сергей Аксентьев - Беспокойные дали
Эта короткая сценка разрядила обстановку. И доклад, а затем и ответы на многочисленные вопросы Платонов провел как вдохновенный актер любимую роль — на одном дыхании…
Последовавшее затем обсуждение работы было доброжелательным, хотя и не без критических замечаний. Андрей совершенно овладел собой, на вопросы реагировал спокойно, давая четкие пояснения. Всё шло в мажорном тоне и близилось к благополучному финалу. Это он чувствовал и по атмосфере царившей в зале и по довольной улыбке своего научного руководителя.
Председатель Совета, перед тем как закрыть обсуждение, обратился к присутствующим с традиционным, в таких случаях вопросом:
— Есть ещё желающие выступить или задать вопрос соискателю?
Руку поднял полковник.
— Слово имеет, — представил неожиданного оппонента Изварин, — начальник кафедры куйбышевского танкового училища профессор Дробышев.
— Почему-то никто из уважаемых коллег, — начал тот, обводя взглядом присутствующих, — не обратил внимания на весьма существенный факт: все опыты у Платонова проведены на поверхности земли, а результаты предлагается использовать для ракет, летающих на очень больших высотах и даже в космическом пространстве. Это, на мой взгляд, некорректно. Поэтому у меня вопрос к соискателю: как вы, Андрей Семенович, предполагаете выходить из этого положения?
В первый момент Андрей растерялся. Действительно, все опыты у него проведены на земле. Высотные условия он просто не мог сымитировать, поскольку у него не было специального высотного стенда, позволяющего такие опыты проводить. Действительно, если формально подходить к полученным результатам, то они не должны быть обобщены на высотные условия полета ракет. Внутри всё похолодело. Пауза становилась гнетущей. Все выжидательно смотрели на Платонова.
Неожиданная помощь пришла от Мануилова
— Вы не правы, уважаемый коллега, — мягким успокаивающим тоном возразил Борис Михайлович, — и это я вам сейчас покажу.
Он неторопливо прошел к доске, взял мелок и быстрыми движениями нарисовал схему сопла, место ввода в него жидкости и серию скачков уплотнения на выходе.
Не успел он закончить свой нехитрый рисунок, как Платонова осенило: окружающая атмосфера здесь ни при чем. Пусть её даже и совсем не будет. Ведь он вводит жидкость в дозвуковую часть сопла, почти в его горле, за которым всегда есть надежная невидимая, но мощная защита от окружающей среды — скачки уплотнения. Это своеобразные газовые заслонки, исключающие всякое влияние атмосферы на процессы, происходящие до них. И поэтому его результаты правомерны и на земле и на высоте и в космосе.
Перебивая своего спасителя, он с жаром начал было объяснять это полковнику танкисту, но его мягко остановил председатель Совета:
— Андрей Семенович, не горячитесь и не спешите. Мы дадим вам слово. А пока давайте послушаем профессора Мануилова…
Борис Михайлович, методично, с легкой иронией, но с чрезвычайным тактом раскладывал по полочкам несостоятельность претензий куйбышевского оппонента. И Платонову, когда, наконец, ему предоставили слово, ничего не оставалось, как повторить основные положения Мануилова и поблагодарить того за поддержку…
Время, пока подсчитывали голоса членов Совета и оформляли официальные протоколы, для Платонова показалось вечностью. Находясь во власти неожиданной атаки со стороны танкиста, он то ставил крест на защите, то убеждал себя, что в целом всё прошло достойно. Но тут же снова начинал паниковать и корить себя за возможный провал под самый занавес…
И вот, наконец, ученый секретарь тусклым грудным голосом зачитывает протокол тайного голосования: и решение Совета:
— За — пятнадцать, против — нет!.. Совет постановляет: присвоить ученую степень — кандидат технических наук…
Улыбающийся генерал Изварин подошел к Платонову и крепко пожал руку:
— От души вас поздравляю с успешной защитой!
Первое, что сделал Андрей, придя в себя после защиты, — помчался на почту и отправил телеграмму Ренату Константиновичу Пятнице в Калининград: «Сегодня успешно защитился Пензенском Совете. Платонов». И тут же на почте неожиданно обнаружил, что больше-то и сообщать о своей долгожданной победе некому…
4
Остаток дня пролетел в приятных хлопотах. В кабинете Прохорова соорудили а-ля фуршет. Потом с Артемом Ермолаевичем поехали в аэропорт провожать Мануилова в Саратов, а Войнова в Москву. Проводы были веселыми, с шампанским, шутками, фотографиями на память, с добрыми напутствиями Платонову продолжать научную работу с обязательными отчетами на семинарах в Саратове и в «научном подвале» МВТУ.
Проводив гостей и попрощавшись до завтра с Прохоровым (тому нужно было успеть в ателье на примерку парадной тужурки). Платонов кинулся в магазины за подарками для Кручининых. Но всюду были либо пустые витрины или полки, забитые «Зеленым горошком», либо такое столпотворенье, что пробраться к заветному прилавку можно было, разве лишь к завтрашнему утру.
Безрезультатно помыкавшись, Андрей пошел ва-банк. В каком-то занюханом магазинчике прорвался к директору. Им оказалась весьма симпатичная особа лет тридцати пяти. Изложив ей проблему, особо нажимая на значимость свершившегося события и московских друзей, которые с нетерпением ждут его за пустым столом, он, в конце концов, уболтал слегка кокетничавшую завшу. Окончательно женское сердце дрогнуло, когда Андрей протянул ей трогательный букетик лесных фиалок, который первоначально купил для Марины. Тут же последовала команда подчиненным: «помочь молодому человеку», а ещё через несколько минут он, счастливый до безобразия, кланялся и благодарил очаровательную мессию….
Как и все технари, будучи в душе человеком суеверным, Платонов никогда заранее не сообщал о грядущих в его судьбе переменах. А о предстоящей защите вообще боялся кому-либо говорить, чтоб не сглазить. Даже на своей кафедре до последнего момента никто толком так и не знал, когда же она состоится. Поэтому внезапное появление Андрея и сногсшибательное известие наделали переполоху в семье Кручининых. И Марина, и Илья в один голос принялись его стыдить за то, что, во-первых, не остановился у них, а во-вторых, что даже не сообщил о своем пребывании в Пензе. Но, учитывая значимость произошедшего, побрюзжав, сменили гнев на милость и кинулись собирать подобающий случаю праздничный стол.
«Обмывание» получилось веселым и сердечным. С ребятами Андрею было хорошо и по домашнему уютно, а те, в свою очередь, искренне радовались его успеху.
Поздно вечером Илья неожиданно спросил:
— И сколько же тебе прибавят теперь к окладу за кандидатство?
— Ну, наверное, рублей двадцать — двадцать пять, — неопределенно пожал плечами Андрей. — Я как-то над этим никогда не задумывался и специально справок не наводил. Слышал, что процентов пятнадцать от оклада. Да и не в этом же дело. Главное, что выполнена работа и есть интересный результат.
— Ну, ты даешь! — расхохотался Илья. — Столько лет угробить ради мизерной прибавки в двадцать пять рублей! На это способен только ты. Если б я это знал, то ещё тогда, в Баку, отсоветовал бы тебе. Или уж, во всяком случае, оформил бы тебя у нас на предприятии, каким–нибудь инженером, и платил тебе инженерный минимум в сто десять рэ, чтобы ты без нервотрепки в свое удовольствие занимался наукой. Ей Богу, чудак…
Илья искренне расстроился, это было видно по его лицу. Сокрушенно качая головой, он отказывался верить, что многолетнее осознанное научное подвижничество стоит до смешного дешево. Как прагматик Илья не мог понять такого небрежения, такого наплевательского отношения государства к уму и таланту. Он, имея незаконченное высшее образование, пройдя суровую заводскую школу от сменного мастера до заместителя генерального директора по сбыту солидного производства, не мог представить, что интеллект, оказывается, ничего не стоит. И удивлялся тому, что ещё не перевелись люди (один из этих динозавров сидит перед ним), которые не только ни на что не жалуются, и ничего не просят, но до чертиков довольны результатами своего дармового, адского труда. Результатами, это Илья хорошо знает из опыта, которые, наверняка никогда не будут востребованы. И не потому, что они плохи, нет, он искренне верит, что они хороши, а потому, что люди такого склада как Платонов, не способны «пробивать» их в жизнь. Им этой нахрапистой пробивной силы просто не дано от природы. И потому они никогда не поколышут сердец производственных чиновников, для которых важны не виртуальные идеи, а реальная отдача сейчас, «живые» деньги.
Откинувшись на спинку кресла и слегка прищурившись, Илья внимательно разглядывал Андрея, как будто вдруг увидел в нём нечто необычайное и старался это необычайное получше запомнить.
