Анна Йоргенсдоттер - Шоколадный папа
Андреа ждет ее.
Андреа лежит, прижав тыльную сторону ладони ко лбу. Подумать только, даже у ладони есть тыл. Занавески шуршат от дуновения ветра. Из окна доносятся городские звуки. Шлюхи окликают повозки. Андреа держит в руках зеркало и любуется своим лицом. Высокие скулы — почти такие же высокие, как у Лувисы. Лувиса и Андреа могут состязаться в блеске, могут подносить друг другу зеркала, отражения в которых заранее подретушированы.
Супруг Андреа в море — эй, корабль! Какое ей дело? Его не будет год, а то и больше. Эй, корабль — ну и что? Может быть, он уже утонул. Андреа никто не нужен, кроме нее самой и ее красоты. Вот так.
Она встает и идет к окну. Шелк скользит по полу, но пол чист. Андреа думает о своем супруге-мореходе. Гонит прочь мысли о его бесспорно прекрасном члене… и еще более прекрасном, если это возможно, лице. Супруг должен уяснить одну вещь: если он привезет домой гонорею или чужой запах, если тайна каким-то образом откроется (а разоблачение не заставит себя долго ждать), то она… Андреа не может придумать, что сделает, если… ее взгляд падает на нож. Таким ножом многое можно сделать, кроме как вонзить в Маддалену.
Ибо теперь Андреа отомстит за свою мать — и отца, который, разумеется, стал жертвой жестоких и оскорбительных посягательств Маддалены.
Можно ли убить из пневматического пистолета?
Лицо Маддалены трепещет в прихожей. Если бы у нее были глаза, Андреа могла бы уставиться на нее и смотреть.
Почему ты забрала у меня Карла?
Голубой диван затерт до тоски. Хорошо бы сменить обивку. Но голубой — любимый цвет Каспера. А любимый цвет Андреа — оранжевый. Такая у них и квартира: оранжево-голубая. Андреа смотрит на Каспера, который сидит в кресле. Ей хочется сказать, промурлыкать что-нибудь, но вместо этого она идет на кухню и включает кофеварку.
— Хочешь кофе?
— Конечно.
Так много табу. Так много запретных тем. Вопросы, на которые не будет ответов, — вопросы, которые никогда не прозвучат. По всей квартире — минные поля. То, что объединяет Каспера и Андреа, громыхает в шкафах. Что-то должно произойти! Андреа берет в руки розовый кварц и думает, не бросить ли его об пол — БАХ! Но не бросает — зачем? На днях она кинула на пол одну из свадебных чашек, и та, конечно же, разбилась. «Я не нарочно», — думала Андреа, глядя на четыре голубых осколка. Каспер прибежал на кухню:
— Что случилось?
— Уронила чашку.
— Как жаль, она такая красивая…
— Была красивая.
Так что Андреа просто слегка раскачивает полку: фотография танцующих Каспера и Андреа падает, свадебный букет теряет лепестки. Каспер ничего не замечает, звук телевизора заглушает все остальные. ДАВАЙ, РИКИ, ДАВАЙ! Потрясающий набор ножей всего за 399,99 кроны! Присцилла Пресли демонстрирует накладные локоны. Каждый может добиться идеально рельефного живота и упругих бедер, это совсем не трудно! Нужны только время, силы и деньги.
За окном солнце.
За окном весна, переходящая в лето, летнее тепло. Андреа идет к зеркалу в прихожей. Кажется, она располнела? Задирает рубашку, трогает живот — НЕТ! С этим покончено! Тело не главное. Кофе готов. Андреа знает, что Касперу нравится ее внешность, но дело не в этом. Она хочет, чтобы Каспер смотрел вглубь нее, видел весь ее образ. Она наливает кофе в оставшуюся одинокую свадебную чашку и в подаренную Лувисой чашку с цветами. Может быть, нужно быть более открытой — вдруг он последует ее примеру? И все станет хорошо. Они по-настоящему заговорят о своих чувствах, у него откроются глаза, он не будет лежать на диване, заливая тоску пивом, перестанет быть таким отстраненным. И Андреа будет не просто руководить процессом — сама она может, например, начать есть более жирную пищу: двадцативосьмипроцентный сыр, больше масла…
Но это же нереально!
Эва-Бритт говорила, что нельзя загонять себя в новые условия. Нужно прислушиваться к своим ощущениям, действовать не торопясь. Не стоит пытаться бежать, едва научившись ползать. Четырехпроцентный сыр подходит Андреа больше: ее не мучают угрызения совести. Но с другой стороны, Эва-Бритт говорила, что нужно стараться и пробовать новое, что иногда надо брать быка за рога, что новые начинания и направления — это важно. Например, съесть целиком большую шоколадку и посмотреть, что из этого выйдет. Не дать панике овладеть собой.
Она несет голубую чашку к дивану.
— Спасибо, — говорит Каспер. Они мгновенно обмениваются взглядами, и Андреа уносит свой взгляд вместе с чашкой в цветочек в кабинет.
Открыта еще одна банка пива: устрашающий звук. Бодрые голоса девиц в «Телемагазине». Переключение с канала на канал. Будничное шипение колбасы на сковородке. Затем обратно на диван, над которым висит оранжевая картина с темно-синими печальными островами облупившейся краски.
Андреа весь день писала портреты, один из них — портрет Каспера, который она ему не покажет. У него мертвый вид: бледное лицо, впалые щеки. Андреа берет фотоальбом, который нашла в кладовой, разыскивая фотографии Карла в молодости, и садится рядом с Каспером. На одной из фотографий Карл сидит на берегу, щурится на солнце и улыбается фотографу — Лувисе? Андреа хотела бы знать, что он чувствовал в то мгновение. Любил ли он Лувису так же, как она любит Каспера?
Щелчок: открыта еще одна банка. Бульканье, глоток за глотком.
— Хочешь посмотреть фотографии?
— Нет, лучше не надо.
Андреа все-таки кладет альбом Касперу на колени. Переворачивает страницы. Каспер одним глазом смотрит в телевизор, другим — на фотографии.
— Это мой первый мальчик, — говорит Андреа.
Каспер выбивает альбом у нее из рук.
— Я же сказал, что не хочу слышать о твоих проклятых бывших! Ты хочешь, чтобы я ревновал, или что тебе нужно, черт побери?
— А разве ты не ревнуешь? Иначе почему бы…
— Хватит меня провоцировать, меня тошнит от этого! — Он делает звук погромче.
— Черт, как же ты мне надоел, — бормочет Андреа и берет в руки альбом, поглаживая обложку. Там, внутри, ее жизнь, которую он не хочет видеть.
— Так проваливай, — шипит Каспер, свернувшись змеей на диване, — иди к тому парню, который тебе тогда так понравился. На кой я тебе сдался?
— Вот уж действительно.
— НУ ТАК ПРОВАЛИВАЙ!
Андреа закрывает за собой дверь кабинета. Вечера такие странные. Иногда он приходит к ней потрепаться после нескольких банок пива и говорит не своим голосом, не своими словами — Андреа едва смеет взглянуть на него. Огрызается, чувствуя холод внутри.
«Я тебя не узнаю», — произносит холод. Непонятно, почему эти слова обладают такой убийственной силой, но они действительно сражают наповал. Каспер немедленно уходит: Андреа убила браваду. Она вспоминает, как Карл иногда приходил домой с какого-нибудь делового ужина в легком подпитии. Случалось это редко — может быть, всего пару раз, — но казалось, что часто. Лувиса не могла уснуть до его прихода, лежала на колючем розовом диване, и перед глазами у нее наверняка были самые неприятные картины. А Андреа в те времена обитала внутри Лувисы, видела все ее глазами. Видела, каким непохожим на себя был Карл, когда от него пахло спиртным. Чужой в доме. Лувиса шла ему навстречу, скрестив на груди руки, приближалась, но не подходила слишком близко. Андреа не пом нит, какого цвета были стены в прихожей. Коричневые или оранжевые? Позже прихожую оклеили обоями — зелеными с желтым. Андреа лежала в своей болотно-зеленой комнате и прислушивалась, пытаясь понять: почему Карл так плохо обходится с Лувисой? Снова и снова. Слезы Лувисы и гневный голос Карла — а может быть, все было не так? Лувиса сопротивляется, а Карл пытается… Карл не сдается.
— Послушай. Прости меня.
Он догнал ее. Глаза его блестят, но не от слез — если бы только они блестели от слез! Он кладет руку ей на плечо — если бы только Андреа могла что-нибудь почувствовать, если бы от его прикосновения, как раньше, порхали бабочки!
— За что?
— За то, что я выбил у тебя из рук альбом. — Он улыбается, склонив набок голову. — Просто мне неприятно. Мне плевать на твоих бывших. Я люблю тебя.
— Вот как, — отзывается Андреа. Я ТОЖЕ ТЕБЯ ЛЮБЛЮ — ХВАТИТ КИСНУТЬ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ! — Я буду рисовать.
— Удачи, — говорит он — непонятно, с иронией или серьезно. Произносит эти слова, улыбаясь, бодро. Андреа идет в кабинет, и рука Каспера соскальзывает с ее плеча.
Иногда Андреа так счастлива с Каспером — вот о чем она думает, глядя на карикатурный портрет. Она прячет его за другими картинами, достает новый холст. Порой она настолько счастлива, что не знает, кого благодарить за то, что все так получилось. Может быть, никого и не надо благодарить. Андреа делает фон красным. Смотрит на фотографию Карла. Слышит, как Каспер выходит на балкон. Он курит, глубоко затягиваясь, и в голове его вертятся образы и мысли, интересно — какие? Что он видит, кроме стоянки и саженцев Андреа, которые медленно тянутся вверх, туда, где должно быть солнце? Андреа берет в руки фотографию Карла. Он курит. Взгляд — мимо фотоаппарата, за которым скрывается Лувиса. Андреа кажется, что он в своем собственном мире. Возможно, его раздражает, что Лувиса фотографирует: щелк, щелк, улыбнись! А может быть, он и вовсе не замечает ее. Андреа берет желтую и белую краску и выводит контур лица. Ей не нравится, что Каспер курит, но нравится его запах после сигареты. Она без конца повторяет, что ему пора бросать. «Я хочу жить с тобой долго», — говорит она ему и сердится, что его это не волнует, что для него это не так важно, как для нее… ведь иначе бы он бросил курить?
