Трейси Шевалье - Прелестные создания
— «Вчерашний аукцион, проведенный мистером Баллоком в Египетском зале на Пикадилли, где распродавалась коллекция окаменелостей, принадлежавшая подполковнику Томасу Бёрчу, вышедшему в отставку из гвардии, собрал 400 фунтов. Коллекция включала прекрасный и редкий экземпляр скелета ихтиозавра, который был продан Королевскому хирургическому колледжу за 100 фунтов. Подполковник Бёрч заявил, что собранные средства будут переданы семье Эннингов из Лайм-Реджиса, которая помогала ему в комплектовании его уникального собрания».
Заметка была краткой, но этого было достаточно. Из-за того что я увидела эту новость в печатном виде, у меня похолодели руки.
Мама обычно осторожна с деньгами и не строит для них никаких планов, пока их не получит. Однако упоминание о деньгах в газете сошло для нее за доказательство того, что теперь они никуда не денутся, и она стала обсуждать с Джо, что с ними делать.
— Выплатим все долги, — сказал Джо. — Потом подумаем о покупке дома выше по холму, подальше от моря.
Кокмойл-сквер регулярно подтоплялась то разливом реки, то морем.
— Переезжать я не тороплюсь, — ответила мама, — но вот новая мебель нам и в самом деле нужна. А потом тебе понадобятся деньги, что обустроить приличную мастерскую по обивке мебели.
Они говорили и говорили, строя планы, о которых неделю назад и мечтать не смели. Забавно было видеть, как быстро они забыли о бедности. Я ничего не вставляла в их разговоры, да они этого от меня и не ждали. Все мы понимали, что эти деньги мы получаем благодаря мне. Я исполнила свою роль, и теперь выходило так, словно я королева и могу ни о чем не заботиться, предоставив все заботы своим придворным.
Мне и так не хотелось ничего говорить, потому что я не могла настроиться на обдумывание каких бы то ни было планов. Я хотела только одного: уйти на берег, к утесам, чтобы остаться одной и поразмышлять о том, что означал поступок полковника. Я хотела оживить в памяти тот поцелуй, что он подарил мне, и пройтись мысленным взором по всем чертам его лица, и вспомнить его голос, и все, что он мне говорил, и все те взгляды, которые он на меня устремлял, и все те дни, что мы провели с ним вместе. Вот чем хотела я заняться, сидя за нашим единственным кухонным столом. Но, как говорила мама, мы его скоро выбросим и купим крепкий, добротный стол из мореного дуба, способный потягаться с мебелью лорда Хенли.
Я достала медальон и снова начала носить его на шее. Говорить с мамой и Джо о полковнике Бёрче я не хотела, потому что не знала его намерений относительно меня. Он ничего не сообщал об этом в письме, которое, в конце концов, было адресовано Джо как старшему мужчине в семье, а потому было вполне деловым и официальным. Он хотел соблюсти все формальности. Но какой мужчина даст чужой семье 400 фунтов, не имея никаких определенных намерений?
Когда прибыл следующий дилижанс из Лондона, я поджидала его в Чармуте. Я уже снова начала выходить на берег и искать антики. В день прибытия дилижанса я отправилась вверх по тропе, чтобы его встретить, ничего не сказав об этом маме и Джо и ничего не придумав о том, как мне себя вести, когда я увижу полковника Бёрча. Просто пошла и уселась рядом с трактиром «Куинз-армз», где сидели в ожидании и другие, чтобы либо встретить прибывающих пассажиров, либо проехать дальше до Эксетера. Я притягивала к себе любопытные взгляды, по вместо ехидства в них сквозили удивление и уважение, которых я не чувствовала с того самого времени, как нашла своего первого ихтиозавра. Известие о нашем богатстве успело облететь городок.
Когда появился дилижанс, сердце у меня забилось, словно треска на дне лодки. Казалось, кучеру потребовался целый год, чтобы одолеть длинный подъем через деревню. Когда же дилижанс наконец остановился и у него открылась дверь, я закрыла глаза, пытаясь успокоить сердцебиение.
Потом из дилижанса вышла Маргарет Филпот, затем мисс Луиза и наконец мисс Элизабет. Я не ожидала увидеть сестер Филпот. Обычно мисс Элизабет писала мне, сообщая заранее, каким дилижансом они прибудут, но на этот раз письма я не получила. Я все-таки еще ждала, не появится ли из кареты и полковник Бёрч, хотя знала, что мисс Элизабет ни за что не поехала бы с ним в одном дилижансе.
Никогда не испытывала я такого разочарования, как в то мгновение.
Но они были моими подругами, и я подошла, чтобы их поприветствовать.
— О Мэри, — вскричала мисс Маргарет, обнимая меня, — у нас для тебя такая новость! У меня почти нет слов! — Она прижала к своим губам скомканный платок.
Я со смехом высвободилась из ее объятий:
— Я знаю, мисс Маргарет. Знаю об аукционе. Полковник Бёрч написал об этом Джо. И мы читали заметку в газете.
Я почувствовала легкий укол вины из-за того, что лишила ее удовольствия сообщить мне такую потрясающе хорошую новость. Но она вскоре пришла в себя.
— Ах, Мэри, — сказала она, — как изменилась теперь твоя судьба! Я так за тебя рада!
Мисс Луиза тоже просияла, увидев меня, но мисс Элизабет сказала только:
— Рада тебя видеть, Мэри, — и чмокнула воздух рядом с моей щекой. От нее, как всегда, пахло розмарином, даже после столь долгого путешествия.
Когда сестры Филпот вместе со своими вещами пересели на подводу, чтобы ехать в Лайм, мисс Маргарет окликнула меня:
— Не хочешь поехать с нами, Мэри?
— Не могу, — сказала я, указывая в сторону взморья. — Мне надо забрать антики.
— Тогда приходи к нам завтра!
Помахав мне на прощание, они оставили меня в Чармуте одну. Именно тогда разочарование из-за того, что полковника Бёрча не было в дилижансе, навалилось на меня всей своей тяжестью, и я побрела на взморье в весьма дурном расположении духа, совсем не чувствуя себя девушкой, которой привалило 400 фунтов.
— Он приедет в следующий раз, — сказала я вслух. — Приедет и будет только моим.
Когда сестры Филпот приглашали меня в гости, я обычно приходила к ним в тот же день. Мне всегда нравился коттедж Морли, потому что в нем было тепло, чисто, полно еды и хороших запахов от готовки Бесси — пусть даже та и любила на меня поворчать. Оттуда открывались радующие сердце виды на Голден-Кэп и на берег, а еще там можно было посмотреть коллекцию рыб, собранную мисс Элизабет. Мисс Маргарет развлекала нас игрой на фортепьяно, а мисс Луиза дарила мне цветы, чтобы я отнесла их домой. Часто мы с мисс Элизабет разговаривали об окаменелостях и вместе просматривали книги и научные статьи.
Сейчас, однако, я не хотела видеть мисс Элизабет. Она присматривала за мной почти всю мою жизнь и стала моей подругой раньше остальных своих сестер, но когда она вышла из дилижанса в Чармуте, я почувствовала, что от нее исходит скорее недоброжелательность, чем радость от встречи со мной. Хотя, может, она думала не обо мне. Может, она стыдилась себя самой? И поделом — ее суждение о полковнике Бёрче было совершенно неверным, и она, должно быть, чувствовала себя виноватой, хотя не хотела этого признавать. Я могла позволить себе быть великодушной и не обращать внимания на ее дурное расположение духа, потому что я любила мужчину, который вытащил меня из бедности и сделал счастливой, в то время как у нее никого не было. Но сейчас я не хотела искать ее общества и изо дня в день находила причины, мешавшие мне пойти на Сильвер-стрит. То мне надо было искать антики, чтобы наверстать упущенное за те месяцы, когда я не охотилась. То упорно занималась уборкой в доме, чтобы приготовиться к встрече полковника Бёрча, когда он приедет нас проведать. То ходила к заливу Пинхей, чтобы собирать пентакриниты для полковника Бёрча, поскольку все свои он продал. Кроме того, я ходила встречать каждый дилижанс из Лондона, хотя уже три из них приехали и уехали, так его и не доставив.
Возвращаясь после встречи третьего дилижанса, я срезала путь, пройдя мимо церкви Святого Михаила, как вдруг из дверей церкви показалась мисс Элизабет. Мы обе вздрогнули от испуга, словно каждая из нас не хотела видеть другую, а так нам волей-неволей пришлось поприветствовать друг друга.
Мисс Элизабет спросила, была ли я на берегу, и мне пришлось признаться, что я ходила в Чармут. Она знала, что в этот день прибывал дилижанс, и — я видела это но ее лицу — разгадала, зачем я туда ходила, и теперь пытается скрыть свое недовольство. Она переменила тему, и мы немного поговорили о том, что происходило в Лайме, пока она отсутствовала. Однако разговор шел неловко, не так, как это обычно бывало между нами, и спустя некоторое время мы умолкли. Я чувствовала скованность, как будто слишком долго сидела на одной ноге и та онемела. Мисс Элизабет тоже держала голову склоненной, как будто у нее все еще болели мышцы из-за проделанной недавно долгой дороги.
Я уже собиралась найти какую-нибудь отговорку и отправиться на Кокмойл-сквер, когда мисс Элизабет вроде бы приняла решение. Когда она собирается сказать что-то важное, она выпячивает подбородок.
