Тьерри Коэн - Она так долго снилась мне...
Я видел, как она обмирает от моих откровений, все больше любит писателя, все дальше становится от меня.
Когда я закончил, она посмотрела на часы.
— Мне пора домой! — воскликнула она. — Я обещала Эльзе, что проведу с ней сегодняшний вечер.
Я заплатил по счету. Она возмутилась, мотивируя тем, что нет закона, чтобы мужчины платили за женщин, что это настоящий мужской шовинизм.
— Ладно, в следующий раз заплачу я, — заявила она.
— То есть ты хочешь, чтобы мы встретились еще раз?
— Просто чтобы все было по-честному, — пошутила она. — Когда ты свободен?
— В субботу, если ты не против.
— Тогда я приглашаю тебя на ужин.
Я согласился. Проводил ее до метро, она поцеловала меня на прощание в щеку и сказала:
— Не много же ты про себя рассказал, кстати.
«Да я только о себе и говорил!» — хотелось воскликнуть мне. Но Лиор была права: она интересовалась книгами, Рафаэлем Скали, но не проявила никого интереса к тому, что же я за человек. Потом она опомнилась и решила извиниться.
Мы обменялись телефонами, и пасть метро поглотила ее.
Я постоял, подождал, пока ее силуэт исчезнет в толпе, и решил отправиться домой пешком. Прогулка была мне необходима, я надеялся, что мерный ритм шагов и шум большого города приведут в порядок мои мысли. С одной стороны, я рад был, что провел так много времени с ней, что между нами установились вполне прочные отношения — ведь накануне я еще не был уверен, что вообще когда-нибудь ее увижу. Но эти отношения обещали всего лишь дружбу, которая со временем должна была стать сущим мучением для меня.
Чего я мог ждать от следующих свиданий и встреч? Если посмотреть правде в глаза, она мной не интересовалась. Или интересовалась не так, как мне бы хотелось. И если вдруг внезапно по счастливой случайности ее чувства проснутся, я был уверен, что она не оценит глупую шутку о том, что я и есть Рафаэль Скали.
Я совершенно не владел ситуацией, плыл по волнам, и лишь одно было мне очевидно: я любил ее.
ЛИОРЯ предложила ему свидание в тот же самый вечер, чтобы не мучиться потом ожиданием. Моя маниакально-депрессивная натура использовала бы это время, чтобы помучиться всласть, то взлетая на вершины счастья, то с размаху шлепаясь на землю и корчась в тревогах и сомнениях. Выскочив из магазина, я помчалась к Серене, чтобы побыть с ней до конца рабочего дня. Я нарочно прибавляла шагу, чтобы не слышать терзающий меня тоненький голосок.
Куда тебя несет, Лиор? Мне казалось, что ты больше не хотела никаких мужчин в своей жизни! Что с тобой творится? Где твои решения? Детская улыбка, простодушное лицо, и ты уже обо всем забыла?
Вернувшись к Серене, я хотела ей рассказать, что со мной произошло, но осеклась. Слова готовы были слететь с языка — но те ли? Я пока не в состоянии была сформулировать, что же именно случилось. И кстати, случилось ли что-то вообще, о чем стоило рассказывать?
Ну, пойду я на свидание с продавцом из книжного. Поговорим о литературе.
Однако Серена о чем-то догадалась. Я ощущала, что глаза на неподвижном, словно мраморном, лице прикованы ко мне, что она заметила мое волнение и нетерпение.
Когда я уходила от нее, она дольше обычного задержала мою руку в своей.
— Завтра все тебе расскажу, обещаю, — прошептала я ей.
И эта единственная фраза была понятней долгих разговоров.
По дороге меня охватили пораженческие настроения. Я увидела со стороны, как мчусь на свидание как та наивная девочка, которой бывала столько раз, как стремлюсь упасть в объятия нового возлюбленного, тешу себя надеждами, мчусь к погибели.
— Он не такой. Я знаю это, чувствую.
— Все они были не такие!
— Этот с его мужественным лицом и детским взглядом внушает мне доверие.
— А чем было обусловлено доверие к другим? Ты ведь каждый раз была убеждена, что игра стоит свеч?
Да, каждого мужчину, с которым я встречалась, я считала в той или иной степени достойным любви. Причины эти были надуманными, порой совершенно необъективными, но они затуманивали мне видение, не позволяя разглядеть истинных обстоятельств, которые скорее внушали тревогу. Все мои неудачные любови, все провалы разом обрушились на меня — мне даже пришлось замедлить шаг. Как же я ненавидела в себе эту восторженную инфантильную дуреху.
— Приди в себя, идиотка! Иди домой, чего ты ждешь? Великой любви?
— Нет, просто приятной встречи.
— Лгунья! Посмотри, как ты мчишься на это свидание под жалким предлогом, что его робость тебя обнадежила, что его мужественная физиономия сильного самца прикрыта чистотой и наивностью. Ты ждешь любви и на этот раз. Тебя что, ничему не учат разочарования?
Я почувствовала, как слезы наворачиваются мне на глаза, горло сжала ледяная рука. Я остановилась посреди улицы, решая, не повернуть ли мне в сторону дома. Я могла позвонить ему из дома, извиниться, найти уважительную причину.
Но что же сказать ему? И зачем вообще отказываться? Я что, не способна пойти на свидание, выдержать взгляд этого человека и не сдаться на его милость? Нужно ли мне всегда избегать таких ситуаций? Не таится ли в таком поведении еще большая слабость?
Я пришла в книжный магазин, опоздав на несколько минут.
Иона казался возбужденным и счастливым. Это смутило меня еще больше.
Когда мы шли рядом по улицам Парижа, я пыталась посмотреть на него с другой стороны. Мужчина как мужчина. Ну, немного странный, более искренний, но все равно мужчина. Никакой любви. Просто приятель. Даже, может, друг.
Я ухватилась за эту идею.
Просто друг. И пусть себе не воображает ничего другого.
Я сказала ему об этом. Сказала, что ничего, кроме дружбы, пусть от меня не ждет. И гнев, который я копила на себя, выплеснулся на него с такой силой, что он всерьез обиделся.
Он казался растерянным, удивленным, каким-то потерянным. Опять этот вид маленького провинившегося мальчика. Я еще больше разозлилась на себя. В конце концов, я, может, и выбрала неудачные выражения, но зато эта твердость была новой для меня. Я была сильной, решительной.
Потом его лицо вдруг стало жестким, волевым, передо мной возник сильный мужчина. Сухо и резко он предложил разойтись прямо сразу. Я пробормотала какие-то извинения, и мы пошли дальше, между нами воцарилось какое-то странное напряжение. Но с этого момента отношения вдруг приняли совершенно другой оборот. Мы были словно два незнакомца, которые вежливо и осторожно пытаются наладить контакт. Я явственно ощущала, что он раздосадован, хотя и скрывает это за хорошими манерами, вежливостью и благородством. Но я ценила эту сдержанность, она, представлялось мне, может оберечь меня от него и от себя тоже.
Мы говорили обо всем. Прежде всего, о том, чем мы занимаемся. Мало-помалу я разоткровенничалась, рассказала о своей юности, о приезде в Париж, о больнице.
Когда я говорила, его глаза ласкали мое лицо. Я не могла их не замечать, два темно-коричневых шарика, которые катались по моим губам, по лбу и щекам, заглядывали в мое сознание, пытались угадать меня за моими словами.
— Никогда мужчина на меня так не смотрел. Никогда мужчина меня так не слушал.
— Просто хочет над тобой посмеяться.
— Он такой…
— Странный?
— Беззащитный.
— Худшая из разновидностей. Только больше заставит страдать.
Тут произошло нечто необъяснимое. Пока все эти мысли терзали мой разум, в голове послышался другой голос.
Голос мадам Дютур.
«Слушайте свое сердце. Не желания, нет, но разум и сердце. И когда человек всей вашей жизни появится, если ощущения подведут вас, я буду рядом. Вы услышите мой голос. Мой голос, идущий из моего сердца, из моей памяти — там, где я у вас останусь. Я скажу вам: это он, Лиор. И вы меня услышите».
Ее слова звучали во мне, как эхо, которое билось где-то среди стен, а теперь вырвалось наружу.
И я услышала, как голос сказал:
«Это он, Лиор».
Я на секунду замолкла, встревоженная этим странным ощущением, сомневаясь, правда ли это было со мной.
Потом я опомнилась. Нашла случившемуся логическое объяснение: пока внутренние голоса бранились в моем сознании, я в рассказе дошла до момента, когда решила уйти из больницы. Это было в тот день, когда умерла мадам Дютур. Мысленная ассоциация, мнемоническое соответствие. Да, это точно. Иначе просто быть не может.
Но тут меня поразила другая мысль: мадам Дютур привела меня к Серене; Серена отправила меня в книжный магазин; в книжном я нашла одну из самых прекрасных в жизни книг и там же встретила Иону. И вот рядом с ним я слышу голос мадам Дютур.
Да ты бредишь, бедняжка. Ты готова на все, лишь бы оправдать свой интерес к этому парню.
