Ребекка Маккаи - Запретное чтение
Я села у дальнего края барной стойки, достала из сумочки небольшой блокнот на пружине и ручку и положила их перед собой — верный способ отгородиться от дружелюбных незнакомцев. Я развернула табурет так, чтобы видеть весь зал. Мужчины здесь были ужасно худыми, а женщины носили кофты из флиса чуть ли не до колен. За барной стойкой стояла та же самая дама, которая нас регистрировала. Она была одета в просторную синюю кофту с вышитой на левой груди желтой птицей. Я заказала водку с тоником и сразу попросила повторить. В дальнем углу бара сидел человек, который казался нездешним. Мне не было видно его лица — только зализанные назад черные волосы и темный пиджак. Я попыталась наклониться немного вбок, чтобы рассмотреть его получше, но лица все равно не увидела, а увидела только тарелку с куриными палочками, которая стояла перед ним нетронутая, и лежавшую рядом с тарелкой очень дорогую модель мобильного телефона. Я как можно медленнее повернулась к окну, выходившему на освещенную уличным фонарем стоянку, посыпанную гравием. Там стояла моя машина, но не на том месте, где я ее оставила. И номера у нее тоже были не мои. Номера были штата Пенсильвания, с этим их изображением краеугольного камня посередине[69].
Мне захотелось убежать, сесть за руль и умчаться в другой штат, в другую страну или на другую планету, но, пожалуй, трудно было придумать что-нибудь глупее, чем отправиться будить Иэна и у всех на глазах вместе с ним поспешно покинуть гостиницу. Чего-то более умного я придумать не смогла, поэтому решила закурить. Я дрожащей рукой поднесла зажигалку к сигарете, но тут ко мне суетливо подбежала барменша.
— Дорогуша, прошу прощения, — сказала она. — Мы теперь в списке объектов исторического наследия, и у нас тут запретили курить.
Мужчина, сидевший рядом со мной, заговорил заплетающимся языком:
— Прям начнешь мечтать, чтобы нас все-таки захватили эти аферисты.
Пробормотав это, мужчина очень странно посмотрел на меня. Что означал его взгляд? «Я офицер полиции в штатском, и под пиджаком у меня оружие»? Или: «Я видел вашу фотографию на стене в почтовом отделении»?
— Я тут слышал про одного из этих аферистов — не про вас ли? — спросил он.
Конечно про меня. Я вынула незажженную сигарету изо рта, испугавшись, что сейчас ее проглочу.
— Ты слышал про анархистов, а не про аферистов, Джейк. — Барменша улыбнулась мне и пошла к другому концу барной стойки. Она уже слыхала эту пьяную болтовню.
У Джейка была густая борода, и он был единственным толстым человеком в этом помещении. Одет он был натуральным образом в рубашку лесоруба, как будто играл в массовке фильма про Вермонт, и его роль заключалась в том, чтобы бесконечно стоять на заднем плане и врезать в кленовые деревья краники для добычи сока.
— Я тут проездом, — сказала я, решив не вызывать подозрений слишком длинными объяснениями.
Джейк хмыкнул.
— К нам тут в город заявился кто-то из анархистов, — сказал он. — У них пару лет назад родился план перебраться сюда и вроде как захватить весь штат. Но выбрали Нью-Гемпшир. Правильное решение. Здесь их бы всех к черту перестреляли. Им надо всей своей оравой перебраться в Нью-Гемпшир и отделиться, к черту, от нашей страны. Будет у них Народная Республика Нью-Гемпшира, мать их.
— Анархисты, — согласилась я, кивая.
Я снова посмотрела в окно, но на этот раз обратила внимание на отражение в стекле. Черноволосый мужчина по-прежнему сидел за столом, слишком далеко, чтобы слышать наш разговор. Я могла бы сказать Джейку, что вон тот парень в стильном пиджачке и есть анархист, о котором он говорит, и пускай бы он набросился на врага и утолил жажду крови, а я бы тем временем дала деру. Но Джейк был слишком пьян, глупо было рассчитывать на его помощь.
— Всем охота приехать в Вермонт и сделать из него что-нибудь такое, чем он никогда не был. В шестидесятые к нам валили хиппи, строили тут всякую хрень на солнечных батареях, пытались разводить лам. Видали эти их коммуны?
Мы и в самом деле проезжали мимо деревянной конструкции в форме звезды, от которой во все стороны тянулись веревки для сушки белья, и вокруг было припарковано несколько стареньких «вольво».
— Ага, — сказала я. — По дороге видели одну.
— А теперь к нам сюда геи едут жениться, и еще студентики приезжают со своими лыжами. Каждый прется сюда, думает, что он вроде как сам открыл это место, как будто он, мать его, Христофор Колумб. Воткнули свой флаг в Монпелье, говорят теперь, что город принадлежит Калифорнии. Превратили нас в чертов Диснейленд!
Барменша вернулась с дальнего конца бара.
— Джейк, — попросила она, — отстань от девушки, а?
Джейк снова фыркнул и допил пиво. Пивная пена повисла у него на усах. Я поспешила вернуться к блокноту, пока Джейк снова не начал разглагольствовать, и принялась составлять список — единственный, который пришел мне в этот момент в голову Вот как он выглядел:
Рокки
Лорейн
Гленн
Софи Беннетт
Лабазниковы
мама, папа
Дрейки
Мужчина
Я и сама толком не понимала, что это за список. Люди, которые могут меня предать? Люди, которых я боюсь? Перечитав его несколько раз, я добавила еще одно имя — Иэн. Спустя добрых полчаса черноволосый мужчина оплатил счет, так и не притронувшись к тарелке куриных палочек. Он положил телефон в карман и вышел через дверь, которая вела в отель, а не на стоянку. Он оставался здесь на ночь. Прежде чем за ним закрылась дверь, он обернулся, посмотрел мне прямо в глаза и решительно кивнул. К этому моменту я выпила уже четыре водки с тоником — больше, чем могла себе позволить, зато это успокоило мне нервы. Я умудрилась удержаться на барном стуле еще часа полтора — по моим подсчетам, этого времени было достаточно, чтобы мужчина, даже если он и дожидался меня по ту сторону двери с ломом, телекамерой или полицейским удостоверением, сдался и ушел спать.
Наверх я поднималась неверными шагами и на каждом повороте высматривала нашего таинственного преследователя, попутно беспокоясь, как бы не переломать себе ноги на прогнивших деревянных ступеньках. Иэн спал, и в его дыхании снова слышался свист. Я сумела выключить лампочку у него над головой, не разбудив его. Я сосчитала, сколько дней мы уже путешествуем (почти шесть), и вдруг поняла, что сегодня у моего отца день рождения. Точнее, у него был день рождения все прошедшие сутки, а я его прозевала. Но в Чикаго было на час раньше, отец славился бессонницей, а еще (и это, пожалуй, главное) в этом разболтанном проспиртованном состоянии я очень обрадовалась, что у меня есть такой удачный повод ему позвонить. Одним из пунктов в моем списке необходимых дел, который становился все более безрассудным и беспорядочным, была задача объяснить отцу, почему Иэн доехал со мной до самого дома Лабазниковых, о чем он, отец, конечно, уже знал. И еще: по какой-то необъяснимой причине мне хотелось прощупать его на тему того, что рассказал мне Леон Лабазников, чтобы понять, узнаю ли я в нем человека, которого оставила в постели с пакетом льда на лбу, или же теперь, спустя несколько дней, когда мне стала известна нелицеприятная правда о его прошлом, голос отца покажется мне каким-то другим. Мне не терпелось узнать, расслышу ли я теперь за его русским акцентом отголосок вины, почувствую ли страшную тень отцеубийства.
Но отец оказался чрезвычайно веселым, ничуть не сонным и совершенно таким же, как и всегда.
— Люси! — радостно закричал он. — Ну рассказывай, что там у тебя!
Я сидела на жесткой замшелой кровати и разговаривала почти совсем шепотом, потому что выходить в коридор не решилась. Я рассказала отцу, что в итоге повезла Иэна в Вермонт, чтобы оставить его у бабушки по отцовской линии. Это в городе Вудсток, уточнила я, потому что была совершенно уверена в существовании такого места, а еще добавила, что бабушке нет шестидесяти, что она художник по мозаике и вполне может присмотреть за Иэном.
— Зато он познакомился с Лабазниковыми! — сказала я. — Это было весело! Правда, у него случился небольшой приступ астмы, но все кончилось хорошо.
— Да-да, я кое-что слышал об этом.
— Значит, Леон тебе рассказал. А, слушай, с днем рождения! — спохватилась я. — Я ведь за этим тебе и звоню!
Я вдруг поняла, что по моему голосу наверняка слышно, сколько я выпила, и попыталась говорить медленнее и отчетливее, как будто этот трюк удавался хоть кому-нибудь во всей печальной истории.
— Точно! — воскликнул отец. — Подарок не обязателен!
Я решила взять быка за рога. Я была в том состоянии работоспособного опьянения, когда принятые решения проносятся мимо как телеграфные столбы на скоростной трассе.
— Дядя Леон рассказал мне настоящую историю шоколадной фабрики, — сказала я. — Наконец-то я ее узнала.
