Ханс Кайлсон - Смерть моего врага
Внезапно все переменилось. Мое наваждение рассеялось. Я понял, что обманывался и что помогал ему обманываться и обманывать меня. Раз я считал, что он мне друг, не нужно было замечать людей на заднем сиденье его автомобиля, и я мог дать ему повод тоже не видеть их, разъезжая с ними по городу. Но они всегда были вокруг него. Они были частью его самого. А если я считал, что он мне друг и давал повод не замечать их, то мне тоже ни к чему разглядывать, кого он там везет позади себя в своем авто. Это был двойной обман.
Я заплатил за это. Я дорого заплатил за свою детскую глупость. Я относился к нему как ребенок, дрожа от страха, дрожа от страха, что можно угадать мои мысли. Я даже съежился, чтобы меня не разгадали. Я убил его, мысленно я его застрелил. Никто не знал об этом. Разве что кто-то из вооруженной свиты в его машине. Еще прежде, чем он успел обернуться и отдать приказ, я застрелил его. Это был один лишь миг. Но он упал, я отчетливо видел, что он упал. Он опрокинулся навзничь на руки вооруженных мужчин, и я не мог в это поверить, а когда присмотрелся, он снова стоял, и его сияющие глаза следили за чем-то, что витало между небом и землей. Я смотрел на него с тоской. Я не думал: сейчас я выстрелю, я ненавижу его, я застрелю его. И пока я стоял там во всей этой реальности и пытался постичь, что это он, это он проезжает мимо, мною владела только одна мысль, только одна: какой шанс для человека действия, какой шанс!
И снова все кончилось. Ликование перемещалось вдоль улицы, вздымалось до фронтонов серых домов, и снова откатывалось, и снова вздымалось и замирало.
Теперь лишь эхо доносилось издалека как воспоминание, как обман слуха.
Я снова стоял, прислонившись к стене, а люди шли мимо. Я видел их лица и слышал их разговоры, и все снова стало таким нереальным в своей реальности.
— Я первый раз видела его так близко, — сказала какая-то осчастливленная женщина, проходя мимо.
Я видел перед собой его образ, он плясал перед глазами, как зажженный факел. Я пытался удержать его взглядом, но мне это не удалось. Потом я вообразил, что в тот момент, когда он устремил взгляд вдаль, поверх толпы, наши глаза на какую-то долю секунды встретились.
Я точно представлял себе, как все произошло, он там, я здесь.
Но тщетно. Старая шулерская игра фантазии была окончена. Я видел его живьем, вблизи, его существование обрело доказательную силу, и он утвердился во мне самом. Добродушный, по-отечески внимательный господин, а за ним вооруженные люди! И потом эта сверлящая мозг мысль: какой шанс для человека действия, какой шанс! Люди вокруг меня пребывали в хорошем настроении, они обнимались, смеялись и возвращались домой, став богаче на еще один красивый обман.
Я был подавлен, я устал. Больше всего мне хотелось лечь на скамью в ближайшем парке и заснуть. Я видел только вооруженных подручных с их угрожающими лицами, их напряженные тела, готовые к прыжку. Его фигура как бы растаяла в тумане, остались только эти люди. Он всюду брал их с собой, и они исполняли его приказы. Он мог приказывать по телефону или с помощью граммофонной пластинки. Они исполняли приказы. Несколько лет назад я слышал его голос по радио.
И позже, во всех, даже самых его чудовищных деяниях, я замечал остаток того непроницаемого тумана, в котором он стоял, отдавая приказы и повелевая совершать свои злодеяния. С какой целью?
Может быть, он подчинялся еще более чудовищной высшей власти, чем мы, подчинявшиеся его власти?
XV
Ледяные узоры на окне, ледяной ветер на дворе. Ночью серп луны сияет так, словно стужа выломала его из небосвода. В звездном морозном небе шастают невидимые самолеты. Глухой рокот их моторов — тот язык, на котором в ночи говорит смерть, говорит смерть. Кто знает, кого она выберет сегодня? Я лежу одетым на кровати, слушая шум среди звезд и думаю о том о сем. Мысли, как самолетики, проносятся у меня в голове, они поднимаются вдали, это лишь легкое предчувствие, они приближаются, и вот уже кружатся надо мной и вокруг меня. Потом они улетают прочь, и я прислушиваюсь вслед им, и во мне остается спокойная уверенность, что однажды они меня посетили.
Много лет назад один человек рассказал мне маленькую притчу, которая тогда меня очень зацепила, хоть я и не люблю басен о животных. Однако я сделал вид, что она меня в принципе не касается, что для меня это история с другой планеты. Ее можно было запомнить или забыть, и я ее забыл. Она надолго выпала из моей памяти и внезапно всплыла снова. В ней шла речь о лосях и волках и о кое-каких трениях, которые постоянно происходят между волками и лосями. Тогда я еще не совсем понимал, в чем суть басни, все было иным и смутным. Я был молод и думал, что такая примитивная история годится разве что для развлекательной рубрики какой-нибудь провинциальной воскресной газетки. Я смутно помнил, что лоси в этой истории умирали из-за того, что им не хватало волков. Их переселили в другую страну, где волков не было. А лосям, чтобы остаться в живых, необходимо было испытывать страх перед волками, вот лоси и околели. Забавно снова вспомнить этот рассказ и того, кто рассказал его мне. Бог весть что заставило его тогда угостить меня этой притчей.
Я не поблагодарил его и вскоре после этого, простившись без лишних слов, уехал.
Может быть, я сам был как тот лось, и тогда, и в течение последующих лет. Ах, если бы я мог стать волком! Но я всеми силами противился этому, прячась даже в собственных страхах. Возможно, потому, что не хотел терять хоть каплю любви, а возможно, потому, что еще в детстве узнал, что может случиться в проявочной. Нужно время, чтобы научиться нести свое страдание, как носят рюкзак.
История про лосей рассказана до конца, они погибли. Но каково жилось волкам? Кто доскажет притчу о волках?
Эти и подобные мысли одолевают меня, непрерывно прилетая и улетая, а я лежу без сна на своей кровати и слушаю, как снаружи, сквозь ледяную ночь проносятся самолеты. В моей комнате холодно, внезапно я вскакиваю и подбегаю к маленькой остывшей железной печке в углу.
Я кладу руки на остывшую печь и вспоминаю, как это было, когда огонь еще согревал ее изнутри. Отец тогда часто заходил ко мне в комнату и смотрел на огонь. Отец был стар и приносил только одно ведро с дровами и торфом, потом выгребал золу и снова раздувал жар под пеплом. Он ждал, пока загорятся дрова, и только тогда снова уходил шаркающей походкой. Я позволил ему уйти, он нес на спине рюкзак, когда уходил. Мама плакала.
Я хожу по своей комнате туда-сюда, останавливаюсь и несколько раз взмахиваю руками, скрещивая их перед грудью и за спиной. Во мне поднимается приятное тепло, я возвращаюсь и снова ложусь на кровать. И жду. Так проходит время. В голове снова начинается круговерть мыслей, я вижу людей, зверей, автомобиль с фигурой на переднем сиденье рядом с шофером, я слышу разговоры, крики, и вдруг мне мерещится, что в комнату вошел отец. Я знаю, что все это лишь обман воображения, игра желаний, которым не дано осуществиться, но я добровольно поддаюсь ему, я больше не сопротивляюсь. Через несколько часов наступит день, и тогда, обещаю, я стану лучше отличать явления жизни от явлений смерти. Мой отец стар, он кажется мне старше, чем в последний раз, когда я его видел. Он разговаривает со мной, или так звучат мои собственные мысли, но я слышу его голос, и он говорит:
— Ты помнишь мои слова?
— Да, отец, — отвечаю я.
Он подходит к моему одру, и я встаю и иду ему навстречу.
— Вот до чего дошло, — говорит он. — Тебе не страшно?
— Страшно, — смущенно отвечаю я. — Но пока я этого не сознавал, я подчинялся его власти больше, чем теперь.
— Ты слышал, что повсюду о нем рассказывают? Как он хозяйничает в городах и весях?
— Я это знаю!
— Он хищный зверь. Он нападет и на тебя, как напал на нас. Ты это забыл?
Иногда я об этом забывал, когда хотел забыть и свой страх.
— Он отравил нашу жизнь страхом. Не будь его, все могло бы стать лучше, по-другому.
— Ты заблуждаешься, отец, — медленно говорю я и смотрю в пол. — Ты заблуждаешься. Лосей переселили, и они погибли. Никто не понимал, почему так случилось. Но теперь начался мор среди волков.
Он молчит и, шаркая ногами, идет к печке в углу.
— Здесь холодно, — говорит он, — у тебя нет дров? Кто тебе сказал, что среди волков начался мор?
— Я узнал своего врага, отец, — говорю я. — Я многим ему обязан. Я ужаснулся, узнав его. И горечь вражды доставила мне сладость познания.
— И что же происходит?
— Волки тоже смертны. Они подчиняются власти сильнейшего, страшась его больше, чем лоси страшатся волков.
— Я больше не могу в это верить. Почему это не случилось раньше? И не было нам милости? Не было пощады?
— Враг тоже причастен к милости, я не могу это забыть. Слишком долго это мешало мне желать его уничтожения.
— Я больше этого не постигаю, — печально говорит он. — Ты видишь старость своего отца? Неужели я должен рассказывать тебе о моих страхах?
![Карочка - [email protected] - Наследники](/uploads/posts/books/no-image.jpg)