Кэрри Фишер - Хуже не бывает
Она с грозным видом направилась к двери важно неся тяжелое тело, пугая врачей и медсестер.
Сьюзан с жадностью слушала Ронду, которая убеждала ее, что не нужно обращать внимание на это дерьмо. Возможно, ее талант в прикладном искусстве не столь уж важен по сравнению с неспособностью быть посредником в сделке между расстройством и лекарствами, которые ей дали, чтобы приручить его. Она не должна, не могла быть прежней, так какой же смысл ломать и без того исковерканную жизнь? Какой смысл так жестоко обходиться с собой? Она поступала так не потому, что в этом есть какой-то смысл, и не потому, что считала это удачной идеей. Она никогда не понимала, почему так сурово обходится с собой – и если не знала этого даже тогда, то сейчас тем более не могла ни черта понять. На хрен все это. Лучше забыть об этом на какое-то время. Пусть все пройдет. Это дерьмо можно обдумать, когда настанут лучшие времена. Она надеялась, что у нее еще будут лучшие времена, что она не истратила последний купон на светлое будущее.
Она не знала, сколько времени это продолжалось. По земному времени, наверное, прошло около недели, но в мире сновидений выяснить это невозможно. Сьюзан сдали на хранение в неспешное, безвременное место, где нет часов и дней. Она принимала лекарства, которые ей давали, ела еду, поставленную перед ней, и даже иногда спала. И это продолжалось до тех пор, пока однажды она не обнаружила, что сидит в атриуме на белой мебели, греясь на солнце. Прикрыв глаза руками и прищурившись, она смотрела в голубое небо и в тот день почувствовала прикосновение разума. Нечто теплое. И, глядя по сторонам, она постепенно начала понимать, где она есть, а где ее нет. Посмотрев вниз, на свои тапочки, она растянула рот в улыбке и коротко рассмеялась.
– Что смешного? – спросила Ронда, ее приятельница-соседка. Она лежала рядом на пластиковом шезлонге, греясь на солнце, которое пробивалось сквозь открытую крышу над их головами.
– Ну, например… я в психушке, – с некоторым удивлением заявила Сьюзан.
Ронда рассмеялась глубоким гортанным смехом, сцепив руки за темной головой и повернув лицо к целительному солнцу.
– До тебя это только сейчас дошло? – Она глубоко затянулась сигаретой. – А ты думала, где находишься? В «Беверли-Центре»?
Дотянувшись до пачки, которую протянула ей Ронда, Сьюзан взяла сигарету и медленно засунула ее в рот. Затем припомнила кое-что.
– А у тебя есть…
– Она на стене, – сказала Ронда, показывая на нечто вроде электрической розетки. – Поднимаешь эту штуку, прижимаешь к ней сигарету и прикуриваешь.
Сьюзан поднялась и неторопливо направилась к странной штуковине.
– Зачем…
– Чтобы мы не сожгли себя. Полагаю, ты заметила, что зеркало над раковиной в ванной не стеклянное, а из дерьмового алюминия. Чтобы не вводить в искушение любителей порезаться. Хотя это просто смешно, лампочки-то электрические они не могут никуда убрать, так что если ты действительно хочешь себя изувечить… – Ронда пожала плечами и махнула рукой. – Они здесь полные идиоты, это просто невероятно. – Она сделала последнюю затяжку и бросила окурок на землю.
– А ты это делала? – Сьюзан прикурила сигарету и медленно села на свое место.
– Только чтобы их позлить. Эту задницу Хелен, например. Вообще-то я предпочла бы порезать ее, но не всегда удается получить, что хочешь. Поэтому лучшее, что можно сделать, – устроить бардак в ее драгоценном отделении. Это одно из моих хобби. Когда становится слишком тошно или скучно…
Она пожала плечами и снова замолчала. Они сидели в тишине. Сьюзан задумчиво курила. Ронда некоторое время пристально смотрела на нее.
– Ты стала какая-то рассеянная.
Сьюзан задумчиво кивнула, уставившись на стеклянную дверь. К ним направлялся Норман, шаркая унылыми ногами. На его помятой пижаме осталось всего две пуговицы, возможно, остальные сгорели.
– Можно стрельнуть сигарету?
– Отвали, Норман, – грубо ответила Ронда. – Я тебе сегодня уже три штуки дала, хватит меня разорять.
Он выглядел встревоженным.
– Моя дочь отправила посылку…
– Да-да, я знаю. В конце недели. Так ты говорил и на прошлой неделе, и на позапрошлой, хватит с меня этого дерьма. Иди попрошайничай у других. Мой лимит ты уже исчерпал. Кыш отсюда, дедуля. Проваливай.
Норман стоял и тоскливо смотрел, как Сьюзан затягивается, его большие печальные глаза следили за каждым ее движением.
– Дай ему одну, а? А то он так и будет тут стоять и смотреть на нас.
Ронда вздохнула, раздраженно покачав головой.
– Ни за что. Он всегда так делает, разве ты не понимаешь? Он будет пытать тебя до тех пор, пока у тебя не кончится терпение и ты не дашь ему сигарету, только чтобы отделаться от него.
Ронда сурово посмотрела на Нормана, который жалко съежился под ее взглядом, но не тронулся с места. Она поджала губы и со вздохом протянула ему сигарету. Норман схватил свое сокровище и бросился к стене, чтобы прикурить, глубоко затянулся и выдохнул дым, сильно закашлявшись.
– Почему он здесь? – прошептала Сьюзан.
Ронда фыркнула.
– Помимо того, чтобы действовать мне на нервы? Его уволили. Понимаешь, он детектив. Разгребатель дерьма.
Сьюзан наклонилась вперед, обратившись во внимание.
– Тихо, он может услышать тебя, – шепотом напомнила она новой подруге.
– Да брось. Посмотри на него! Он ничего не замечает, кроме гребаной сигареты.
Норман, казалось, погрузился в никотиновый транс, забыв о мире вокруг, умирающий от жажды раб в дымном оазисе посреди безумной пустыни.
– Но это так печально.
– Посмотрим, что ты скажешь, когда он начнет донимать тебя по сто раз на дню. Мы зовем его «Халявщик и Ползучий Членосос, Надоедливый Мудак». По крайней мере, я. Или просто – «Отвали». Он зануда.
Как и следовало ожидать, к концу недели Сьюзан уже не выносила Нормана.
– Я бы сказала, что он меня сводит с ума, но слишком много чести для него. Как называется, когда сумасшедший сходит с ума? – Сьюзан шла с Рондой и Эллиотом на очередной бесконечный сеанс групповой терапии под руководством кошмарной Хелен.
– Ну, далеко он все равно не уйдет, – медленно протянула Ронда. Они прошли мимо пустого кафетерия, свернули за угол, и на сцене появилась Хелен. Она вышла из ординаторской и заперла за собой дверь. Надменно посмотрела на их троицу, словно член королевской фамилии, снизошедший до безумных подданных – прямых потомков безумного короля Георга, – и это не привело ее в восторг.
– Занятия группы начинаются в комнате «Б», поторапливайтесь, ребята, – сказала она. – Надеюсь, вы помните наше правило – пациенты не должны прикасаться друг к другу.
Она быстро зашагала вперед, звеня ключами. Эллиот раздраженно покачал головой, а Ронда сделала круглые глаза и нахмурилась.
– Что это с ней? – вслух поинтересовалась Сьюзан.
– Я тебе скажу, – ответила Ронда. – Она – задница! А так с ней все в порядке. Ну, знаешь, для взбесившейся лесбиянки. Да пошла она. Она просто большая рыба в маленькой психушке. Здесь только две вещи воняют, как она. И вторая – ее подружка.
Сьюзан поплелась за ней в комнату «Б».
– Знаешь, если бы это была не я, то сказала бы, что ты не должна так много держать в себе, ты можешь заболеть раком. Не то чтобы в этом был какой-то смысл, но если не скажу я, кто еще скажет?
По ветру президента
Так в чем же подвох? Они заново собрали ее, да, но Сьюзан не припоминала, чтобы она была такой большой до того, как развалилась на части. Или это все клей, который понадобился, чтобы собрать ее Шалтая с Болтаем? Она обнаружила, что цена за возвращение из безумия в здравомыслие уплачена с довольно жирной пошлиной. Иными словами, чтобы выздороветь после срыва, тебе придется пройти через ожирение. Похоже, это главное правило психиатрической клиники, все надоевшие лекарства напоминали Сьюзан, как люди, пожимая плечами, говорят: «Эй, ты же хотел работать в шоу-бизнесе».
Только здесь говорили: «Эй, ты же хотела снова стать нормальной». Но Сьюзан хотелось закричать: «Погодите-ка минутку, не стоит спешить с этой «нормой», я пока еще ничего не решила. Ясно? Это непростое решение!»
О, разумеется, лекарства вернули ей упорядоченный мир, мир без тайных посланий, в старых фильмах с Брандо, мир, сквозь который она шла; необремененная исходящим от нее золотым светом, бодрая и с ясной головой. Но ловушка была в том, что, изменив Сьюзан, лекарства сделали ее толстой. По-настоящему толстой. Лекарства отлично справились с самым разрекламированным побочным эффектом, согласно «Справочнику психиатра»: «значительное увеличение веса». Было ли это связано со стремлением притянуть ее в этот мир и удержать от парения над ним на высоте, зарезервированной для потерянных душ?
