Степан Чепмэн - Тройка
Наконец сон отступил, и к ней вновь вернулось ощущение реальности. Она не могла поднять веки, потому что у нее их не было. У черных муравьев нет век. И ей нужно забыть весь этот бред с опухолью мозга у бронтозавра.
Решив для себя этот вопрос, Наоми встала. Щетинками передних ног она подняла усики-антенны и приоткрыла свои фасеточные глаза. Вокруг действительно простирались песчаные дюны. И здесь были Алекс и Ева. И была она сама — гигантский девятиметровый муравей.
Ева сидела поблизости на гребне дюны — маленькая мексиканская девочка, невнятно напевающая старинную испанскую песню. Кажется, сегодня они все были в своих собственных телах.
Так что Алекс должен быть в вертолете.
Наоми быстро двинулась к нему. Попутно она поглаживала передними лапками грудку, наслаждаясь теплом утреннего солнца.
Ева встала, подошла к шасси вертолета и поднялась по алюминиевой лестнице в кабину. Затем, усевшись, взяла пачку сигарет с приборной панели и щелкнула зажигалкой. Сделав первую затяжку, она надела на голову телефонные наушники. Голос вертолета зазвучал у нее в ушах.
— Как тебе спалось? — спросил он.
Она молча пожала плечами.
— А мне снились насекомые-паразиты, — поделился тот. — Но это лучше, чем когда снятся фабрики. А тебе что-нибудь снилось?
— Мне приснился старый возлюбленный.
— Мужчина или женщина?
— Что-то в этом роде.
— Ну, надеюсь, это было приятно.
Ева рассматривала приборы на панели управления.
— С тобой все в порядке? — спросила она.
— А почему ты спрашиваешь?
— Такое впечатление, что ты слишком спокоен.
— Да, это действительно необычно.
Ева стряхнула пепел.
— Интересно, где Наоми? Что ей приснилось?
— Ну что ты все про Наоми! Забудь о ней хоть на время! Брось ее! Лети со мной, мой прекрасный цветок! И я подарю тебе бездну наслаждения!
— А если серьезно?
— Ох уж эта Наоми, — проворчал Алекс. — Ну что ты в ней нашла? Она же страшненькая. Скажи лучше, долго ты еще собираешься меня мучить? Когда же ты, о прекрасная, потушишь огонь, опаляющий мою душу? Дорогая! Сколько столетий мне ждать твоего поцелуя?
— Тебе? Да ты… неприспособлен.
— Ты ошибаешься, Ева. Кроме того, у меня золотое сердце. А у тебя сердца нет вообще. Или ты меня в него не пускаешь.
— Я тебя не люблю, Алекс. Я люблю Наоми.
— О! Что же делать? Тогда ты должна меня убить! Врежься мной в гору. Или давай я стану твоим рабом. Делай со мной все, что хочешь, только не закрывайся от меня, как обычно.
— Я не хочу раба. Я не люблю рабов.
В ответ в наушниках раздался вздох. Алекс повернулся на шасси носом к Наоми.
— Ева меня не любит! — скорбно объявил он через мегафон.
— И ты никогда не простишь ей этого? — предположил муравей.
— Я прощу ее.
Ева потянулась и зевнула.
— Да неужто? Правда, что ли? — спросила она.
— Конечно, — торжественно заявил Алекс. — Я всегда прощаю тех, кто не способен выносить верные оценки.
Ева пристегнулась ремнем к сиденью. Заработал винт, вертолет поднялся в воздух и медленно полетел. Муравей бежал внизу по дюнам.
Путь занял у них весь день и всю ночь. В конце концов они выбрались из пустыни одиночества, в покинутом краю их больше ничто не держало.
Старый грустный доктор Мейзер сидел на деревянном полу в своем кабинете. Никто из ангелов не желал понять, сквозь что ему пришлось пройти. А ему было слишком стыдно и неудобно рассказывать им и объяснять.
Мейзер был гол, на нем были только очки. Рядом лежала кучка гравюр в рамочках, он перебирал их, рассматривал каждую. На гравюрах были изображены сцены из греческой мифологии. Посейдон и Афина. Полет Икара. Танцующие критские быки. Мейзер начал всхлипывать.
Он снял очки и протер их пальцами. Да уж, нелегко быть целителем душ людских. Работа поначалу долго не шла. Но он сумел привыкнуть и приспособиться к ней и постепенно стал одним из лучших. Почти таким же талантливым, как Уивер.
Но затем он вернулся к старой привычке. И построил лабиринт, из которого невозможно выйти. И поселил туда троих людей. Ну, просто посмотреть, что они там будут делать. Как в старые добрые времена, когда и он, и все остальные ангелы еще были людьми.
А теперь дела шли хуже некуда. Так уже было когда-то. Вскоре его лабиринт взорвется и погибнет в пламени. Ну что ж, всем свойственно ошибаться. Никто не безгрешен.
На пол из-под Мейзера вытекала лужица мочи.
Вертолет летел через пустыню. День близился к вечеру. Одно из солнц уже скрылось за облаками на западе. Дюны сменила прерия, ей на смену пришел лес. Вскоре они достигли окрестностей города. Наоми узнала его. Это была Виктория, в Британской Колумбии.
Они пронеслись над улицами, заполненными машинами и автобусами. Она узнала свой любимый парк, тот самый, с утками.
Вертолет приземлился на мягкой зеленой лужайке среди елей. Ева спрыгнула на землю. Воздух пах влажной листвой. Наоми повела их двоих в сторону пруда. Алекс ехал на шасси.
Наоми проверяла, куда ступать, выдвинув вперед свои усики-антенны, и в миллионный раз объясняла Еве с Алексом, что с ними произошло — что это была за семейная болезнь, где они были и почему не могли выбраться.
— Ты хочешь сказать, мы все еще торчим в этом микрочипе? — спросил Алекс.
— Нет-нет-нет! — быстро ответила Наоми. — После нашей смерти доктор Мейзер поместил наши копии в музыкальную шкатулку.
— А что, существуют и другие наши копии? — с ужасом спросил он.
— Уже нет. Было несколько в хрониках Акаши, но Мейзер их уничтожил. Он очень основательно подходит к делу. Сейчас мы — просто наборы информации. Потому мы и можем тут свободно передвигаться.
— А этот Мейзер, — спросила Ева. — Он что — ангел?
Наоми опустила голову между передними лапками и пронзительно взвыла. Ева быстро закрыла уши.
— Да я же о том вам и толкую! Ты что, не слушаешь? Все, чем мы здесь занимались, — это спали, мечтали и вспоминали!
— Наоми, — успокаивающе произнесла Ева, — будь терпеливее с нами. Мы старше тебя, а сейчас смущены и ничего не понимаем. Объясни еще раз все сначала.
— Ну, он лысый маленький старикашка, в очках. Его зовут доктор Мейзер.
Ева подперла рукой подбородок.
— Он считает себя психотерапевтом?
— Да вы его видели! — вскричала Наоми. — Помнишь стеклянный туннель? Мы пришли к окошку в конце туннеля и…
— И увидели там офис с письменным столом, — закончил за нее Алекс. — Но он выглядел великаном.
— Это потому, что мы были внутри трубки для вывода графических данных, — объяснила Наоми.
С дерева мягко спланировал на землю кленовый лист.
А музыкальная шкатулка играла все медленнее.
Бостон, 1931 год, зима. Лейтенант Винг шагал по заснеженным улицам. В десять утра у него была назначена встреча со Спайкер в греческом ресторане.
Винг вошел в ресторан ровно в десять. Он снял флотскую шинель и сдал ее в гардероб. Перед тем как появиться здесь, ему пришлось привести одежду в соответствие с сезоном. Он огляделся и, перейдя зал, сел за столик напротив Спайкер.
Спайкер была в серой фетровой шляпе и полосатом костюме. Она была довольно высокой для восточной женщины и удивительно стройной. Отливающие металлическим блеском седые волосы коротко подстрижены. Окружающие, за исключением Винга, должно быть, принимали ее за мужчину.
— Вы хотите нанять меня? — спросила она.
— Да, в общем, — ответил Винг, — Уивер хочет, чтобы кто-то приструнил Мейзера.
Спайкер отпила глоточек чая.
— Продолжай.
— У него сейчас несколько пациентов, которых надо забрать. Но с этим Уивер справится сама. Мейзер, он… э-э, потерял квалификацию.
Спайкер иронично улыбнулась.
— Должно быть, какую-то квалификацию он все еще имеет. Иначе вы не обратились бы ко мне. Он по-прежнему живет в своем замке?
— Да. Все время.
— И много у него пациентов?
— Трое.
— И где он их держит?
— В музыкальной шкатулке в своем столе. Но Уивер попробует их вызволить еще до вашего прибытия.
Спайкер допила чай.
— Хорошо, предоставь его мне, — сказала она. — Я с ним справлюсь. Однако не могу дать никаких гарантий насчет пленников.
Винг поднялся. Он словно оцепенел. Позднее он ощущал беспомощность и злость.
— Мой отец — опасный человек, — предупредил он, то ли предупреждая, то ли угрожая.
— Ну, не опаснее меня, — ответила Спайкер.
Часть четвертая
Исцеление
Глава 14
Когда солнце склонилось к закату,
Донг поднялся и молвил: «Увы!
Последних мозгов остаток
Вылетел из головы!»
Мне приходилось двигаться в темноте. По прямой линии в обступавшей меня со всех сторон черноте. Босые ступни ступали по бетону. Мне было непонятно, где я нахожусь.
