Семен Данилюк - Мужские игры
Они выпивали, танцевали. Снова танцевали. И опять танцевали. И немножко выпивали.
Спустя пару часов лицо Юли, с интересом всматривающейся в бокал сухого, светилось от несходящей задумчивой улыбки. После долгих уговоров Забелин добился, что оба перешли на "ты". И даже каким-то невероятным образом уговорил назвать себя по имени.
- Ну же! Это не сложно, - тоном опытного искусителя убеждал он. - Просто в порядке учебно-тренировочного процесса. Для начала полушепотом. Повтори: "Алексей".
- Алексей, - покорно повторила Юля. Прислушалась к чему-то внутри себя. - Алешенька, - стесняясь, выпалила она. Увидев растроганное его лицо, засмеялась.
- Юлочка. Как же мне хорошо с тобой.
- У? - Она отвлеклась от бокала. - Это не со мной. Это местный воздух.
- Чепуха. Полная чепуха. Хоть в эскимосском чуме, но - ты!
- Но я не хочу в чум.- Она хихикнула. Удивленно взболтнула вино в бокале. - Хорошее вино. Я, вообще-то, не пью. Но это - хорошее.
От дневного страха не осталось и следа. Забелин сидел напротив, разглядывал обнаруженные конопушки на ее лице. Чудные конопушки на чудном лице. И - утопал в нежности.
- А ты помнишь, что сказала мне там, в трубе?
- В трубе? Разве там можно было еще и говорить?
- Значит, послышалось? Жаль. Это было так здорово.
- В самом деле? Тогда, может, не послышалось.
- Но тогда... Должен ли я понять...
- Очень может быть. Что ничего не может быть. Хотя не может не быть того, что сбыться обязано. Ты только не торопи, ладно?
Прикрыв глаза, вслушалась то ли в ночной плеск моря, то ли в себя.
- Господи! Как же мне сегодня удивительно.
Заметила суету убирающих опустевшие столики официантов.
- Вот вам и бренность жизни. Все преходяще. Но как же хочется, чтоб это не кончалось.
- А мы продолжим, - утешил ее Забелин. - Возьмем шампанского, поднимемся ко мне и с лоджии будем созерцать залив, слушать прибой.
Под испуганным ее взглядом Забелин сбился:
- Не будет ничего, чего бы не захотела ты сама.
- Пусть так, - тихо согласилась Юля.
Внутри у него все расцвело. Потому что за разухабистым тоном залихватского повесы скрывал он робость и боязнь отказа, - эта девочка все сильнее забирала над ним власть.
Но потом произошло что-то непонятное. Без видимой причины она сделалась той вялой, ушедшей в себя "плохушкой", какой была при их знакомстве. Поднявшись на этаж, кивнула без выражения и, даже не попрощавшись, быстро заперлась в своем номере.
- Да на кой черт мне все это, - выругался вслед Забелин. И теперь, стоя в лоджии, разочарованный до озлобления, поверял равнодушному морю всё, что он думал по поводу себя и своего неуклюжего, к тому же неслучившегося романчика.
В дверь постучали. На пороге, переодетая в халат, но с тем же мрачно-углубленным видом, стояла Юля.
- Какие-то проблемы? - неприязненно прищурился он. Она сжалась, хотела отступить. Все-таки решилась.
- Можно я у вас побуду? Совсем недолго. Как-то мне одной неуютно. Я бы выпила чего-нибудь, - поежившись, девушка прошла к ближайшему креслу.
- Разве что шампанское. Правда, всунули теплое. - Забелин все-таки захватил бутылку из ресторана. - Пойду подержу под водой.
Но едва он скрылся в ванной, как из гостиной донесся придушенный вскрик.
Он выскочил стремительно.
Юля, свесившись в кресле, хрипела. Лицо ее, с выпученными глазами и перекошенным ртом, сделалось отталкивающим, из угла губ обильно вытекала слюна. Трясущееся в конвульсиях тело сползало на пол. На долю секунды зрелище физического уродства вызвало в нем невольное отвращение, но надо было помочь. Стряхнув оцепенение, он подхватил ее, падающую, и изо всей силы прижал к себе. Услышал скрежет перетираемых друг о друга зубов и резким, сильным движением разжал их. Рукав его рубахи стал мокрым от непрерывно льющейся слюны. Она еще продолжала хрипеть и извиваться. Потом, будто отчаявшись вырваться, потихоньку затихла. Открытые глаза ее застыли, с мольбой глядя на него.
- Все хорошо, все хорошо, - произнес он. - Уже хорошо.
Забелин поднялся, перенес маленькое тельце на кровать и без пауз бормотал что-то успокоительное. А она, неподвижная, все так же умоляюще сверлила его неотрывным взглядом. Алексей, наконец, понял: она его не видит и не слышит. Лишь инстинктивно скрюченной ручкой уцепилась за рубаху, словно моля о помощи. И тогда на месте отвращения в нем возникла и стала разрастаться волна бесконечной нежности к несчастной девочке, гнев на собственные тупость и жестокость и еще страх - при мысли, что она может умереть.
- Так вот оно! - бормотал Алексей, с силой встряхивая ее за плечи и судорожно прикидывая, как, не зная языка, вызвать врача. - Вот оно что!
- Что "оно"? - прозвучал слабый голос.
Лежа на кровати, Юля оглядывалась в сильном беспокойстве:
- Как я здесь?.. Со мной что-то было.
Забелин кивнул.
- Опять! Господи, опять. - По ее лицу потекли слезы. - И как же стыдно. Ты... Вы уж простите!
- Ты! Ты! Что еще за "вы"? Только "ты". И всё ерунда, всё отступит.
Юля благодарно провела по его запястью:
- Я полежу чуть-чуть.
Поспешно кивнув, он вышел в гостиную.
- Дверь! Только не закрывайте дверь!
Он подошел к мини-бару, выгреб миниатюрные бутылочки с коньяком, виски, водкой. Беспрерывно свинчивая головки, влил все во вместительный стакан и одним махом выпил.
Спустя некоторое время тихо вышла Юля. Подавленная, села в то же кресло. Провела по залитому слюной подлокотнику.
- Напугала?
- Без проблем... Разве что чуть-чуть.
- Хочу выпить. - А тебе можно? - Что уж теперь? - давясь, Юля сделала большой глоток шампанского, закашлялась. - Это эпилепсия, - безысходно объяснила она. Чуть помолчала.- Хотя я надеялась. Сделала томограмму, и мне сказали, что очага нет. Как же я обрадовалась.
Забелин вспомнил вспыхнувшее жизнью лицо после того телефонного звонка.
- Наверное, снимок не получился. Это года три назад началось. Сначала во сне. Я-то не помню - муж заметил. Я замужем была.
- Знаю. Удрал?
- Он ребенка хотел. А я стала бояться. Врачи, правда, говорили, что можно. Но только после курса лечения.
- А что еще говорили врачи?
- Много. Что это родовая травма. Оказывается, так бывает - может двадцать, тридцать лет не проявляться. И что надо... - Она замялась.
- Что надо?
- К психиатру на учет. Чтобы психотропными все время давил. А иначе - эпилептический синдром.
- Эпилептический... чего? - Забелин изо всех сил пытался выглядеть ироничным.
- Синдром. Это когда вроде комы. Я не хотела. Лечилась как могла. К знахарям ездила. Даже решилась на операцию - мне сказали, что в Швейцарии за сто двадцать тысяч очаг можно вырезать. После томограммы думала - пронесло, месяц ведь приступов не было. И вдруг - очень я сегодня испугалась под водой - будто голос какой-то говорит: "А теперь я тебя утоплю". И я впрямь тонуть начала.
- Будет фантазировать - тонуть. Так, хлебнула чуток. Сильный же ты человек, Юля. Столько страха - и одна. Все в себе.
- У каждого своих забот хватает. А мне это наказание Божье. Хотя был момент, размечталась. Не поверите - о вас. - Обо мне?
- О вас, Алексей Павлович. Я ведь до встречи с вами... - Договорились, - "с тобой". - С тобой... Как выяснилось, и женщиной не была. Как-то больше учеба, потом работа. Даже на тряпки времени было жалко тратить. Казалось, всё ерунда. Дружить как будто умела. А вот чтоб полюбить! Хотя мальчишки и в школе, и в институте обхаживали. Даже подружки удивлялись. Они ведь все куда интересней меня были. И замуж вышла как-то нелепо, - Юля вздохнула. - Всё нелепо. И тут вдруг... Вы ведь необыкновенный, Алексей Павлович. Вот и размечталась. Но Бог напомнил. Она перевернула его руку, рассмотрела стрелки на часах.
- Поздно. Вы не бойтесь, я сейчас уйду.
- Опять двадцать пять. Это тебе пора перестать бояться. Мы ведь теперь вдвоем, так?
Почувствовал, как притихла она.
- Так! - подтвердил он. - Нет ничего неизлечимого, кроме смерти. Тут главное, чтобы вместе. И насчет толковых врачей, тоже, знаешь, связями оброс. Так что подыщем тех, которые гробить тебя психотропными не станут. И вообще - сразу из аэропорта заедем к тебе. - Отвечая на безмолвный вопрос, сердито добавил: - Вещички заберем. Раз уж ты под мой медицинский присмотр переходишь, то и жить у меня будешь. Не сердись. Это я тебе так неуклюже в любви объясняюсь.
- Но зачем тебе это? Увидел же...
- А не твое дело. Разговорилась больно.
Он прервался, потому что Юля, поднявшись, обхватила его за шею.
- Алеша, я там, в трубе, только половину, но... я тебя очень, очень. Только ты знай, знай только. Ты ничем, ничем! Если что... Если не получится, ты не обязан. Я сама уйду тут же, как увижу. Потому что это за грехи.
- Молчи же!
- Нет, нет, это важно! Я поняла - это за то, что сотворила. И еще - нельзя становиться рабом денег. Они - инструмент. Но когда они цель, то тогда приходит беда. Ты понимаешь, да?
- Успокойся. Нашла время.
