Латифа Aз-Зайят - Открытая дверь
Махмуд тяжело переживал возникшее отчуждение. Он очень любил отца.
В день женитьбы Махмуда отец во время чтения корана украдкой сунул ему в карман двести фунтов. Со слезами на глазах Махмуд бросился к отцу, хотел его поцеловать, но тот отстранил сына. А когда Махмуд уезжал с женой в Порт-Саид и пришел домой попрощаться с родными, отец не вышел из своей комнаты, не открыл даже дверь. Эта дверь так и осталась закрытой по сей день.
Всякий раз, когда отец спрашивал, не нужны ли ему деньги, Махмуду хотелось сказать:
— Мне нужна только твоя любовь!
Но вместо этого он лишь благодарил отца. Ведь любовь не выпросишь! Что касается Сании-ханым, то ее отношение к Махмуду нисколько не изменилось. Мать оставалась матерью — с постоянной тревогой, робкой нежностью и самоотверженной любовью. И Лейла тоже любила Махмуда. Пожалуй, даже больше прежнего. Но сама она в последнее время стала неузнаваемой.
Может быть, она поссорилась с Рамзи? Но, по словам Саны, он для Лейлы все равно что бог, только не на небе, а на земле. Может быть, Лейла усомнилась в его любви? После разговора с Рамзи у Махмуда остался на душе какой-то неприятный осадок. Не разочаровалась ли она сама в своем кумире? Не увидела ли в Рамзи корыстолюбца или тирана, который стремится подавить волю другого человека? Все эти вопросы не давали Махмуду покоя. Он пробовал вызвать Лейлу на откровенность, расспросить обо всем, но она всякий раз искусно меняла тему разговора и засыпала брата вопросами об их жизни с Саной. Однажды Лейла с грустью сказала:
— Смотри, Махмуд, будь к ней внимателен!
— Не понимаю, к чему ты это говоришь? — удивился Махмуд.
— Мало создать прекрасное, надо уметь еще его сберечь, — с горечью ответила Лейла.
Махмуда беспокоил ее болезненный вид.
Лейла уклончиво ответила, что иногда чувствует боли в желудке и часто ее беспокоит мигрень.
Махмуд осмотрел сестру, но ничего серьезного не нашел.
— Это все нервы, — заключил он.
— Обычная отговорка врачей, когда они не могут поставить диагноз, — усмехнулась Лейла.
— Ты должна откровенно сказать, что тебя мучит, ведь я твой брат, — сказал Махмуд серьезно.
Лицо девушки исказилось, будто ее кто-то ударил. И в эту минуту, как всегда некстати, в комнату вошла мать.
Махмуд раздраженно сунул стетоскоп в портфель. И почему мать всегда появляется в самый неподходящий момент? Как будто нарочно! Может, это отец ее подсылает, чтобы не оставлять Лейлу наедине с братом?
— Что с ней, сынок? — тревожно спросила Сания-ханым.
— Нервы не в порядке, больше ничего! — сердито ответил Махмуд.
— С чего бы это? — удивилась мать.
Вечером она передала слова Махмуда мужу.
— Э, пустое! — отмахнулся отец. Но все же, видно, встревожился. Он решил снова поговорить с Рамзи. Лейла сдавала последние экзамены, и откладывать свадьбу не было больше никаких причин.
Но Рамзи обладал удивительной способностью уклоняться от нежелательных тем. Он начинал говорить о себе, о трудах, которые он издал или собирается издать, о победах, одержанных им над противниками, интригах, которые плелись вокруг его особы. И так без конца, без краю, так важно, с таким апломбом, что прервать его было невозможно…
Но однажды, воспользовавшись небольшой паузой, отец все-таки сумел вклиниться в этот монолог и в осторожной форме высказал то, что его беспокоило. Рамзи опять повторил свои прежние доводы. Торопиться нет никаких оснований. Надо все сделать осмотрительно. Например, дом они могут снять только после того, как Лейла поступит на работу, чтоб он был недалеко от места ее работы. Иначе у Лейлы не будет времени заниматься домашним хозяйством. А в доме должен быть порядок. Порядок — главное в супружеской жизни. Спешка может только повредить. Поэтому свадьбу в июле вряд ли удастся отпраздновать. Жениться — это не яйцо сварить!..
Однако на этот раз отец не отступил. Пусть свадьба состоится через несколько месяцев, но срок следует назначить сейчас.
Договорились на 1 октября. Отец был недоволен отсрочкой на три с лишним месяца. Кто знает, что может произойти за это время? Лейла — хорошая девушка, но на нее дурно влияют Махмуд и та женщина. Отец, конечно, не догадывался, что «та женщина» была подругой Лейлы и они виделись чуть ли не каждый день.
Глава 23
Сана приехала в Каир для сдачи выпускных экзаменов. Они с Лейлой часто забирались в свой любимый уголок за библиотекой, усаживались под большим деревом, разговаривали или просто молчали. Казалось, ничто не изменилось. Они были веселы и спокойны, как прежде. Лейла снова становилась беспечной, шутила и смеялась до слез над каждым пустяком.
— Как поживает Рамзи? — поинтересовалась Сана.
— Полмира он уже покорил, — с усмешкой ответила Лейла. — Теперь готовится завоевать другую половину.
Сана притихла. Потом, не глядя на подругу, спросила, усердно выщипывая траву:
— А ты не собираешься, Лейла, порвать с ним?
— Видишь ли, у каждого своя судьба, — тихо ответила Лейла.
— При чем здесь судьба? Мы сами строим свою жизнь.
— Правильно. И я тоже строю свою жизнь.
— Но это равносильно самоубийству.
— Поверь мне, Сана, лучшего я не стою.
— Вот чепуха! Ты же…
— Не горячись, я знаю, что заслужила.
Сана ласково коснулась руки подруги.
— А Махмуд? Разве он не может помочь тебе?
Лейла горько усмехнулась:
— Махмуд не волшебник, чтобы воскрешать мертвецов.
— Перестань говорить глупости! Как ты смеешь так думать о себе?
— Я говорю правду…
Разговор оборвался. Они поднялись и пошли по дорожке университетского сада. Вдруг Сана остановилась.
— А знаешь, Лейла, кто в Порт-Саиде недавно заходил к нам в гости?
Лейлу словно током ударило:
— Кто?
Впрочем, можно было и не спрашивать. Она и так догадалась по тому, как забилось сердце и кровь прилила к щекам.
— У нас был Хусейн! — торжественно объявила Сана.
Подруги сели за столик возле университетского киоска с прохладительными напитками. Лейла с нетерпением ждала, когда Сана снова заговорит о Хусейне. Расспрашивать о нем она не решалась. Наконец Сана рассказала.
Хусейн вернулся из Германии два месяца назад. Что-то в нем появилось новое, такое, что трудно определить словами. Словно он выдержал тяжелый экзамен и убедился, что многое ему по плечу, значительно больше, чем предполагал прежде. Хусейн провел в Порт-Саиде два дня. Махмуд был так рад другу, что она, Сана, даже ревновала немного. Ведь Хусейн имеет очень большое влияние на Махмуда. Это благодаря ему Махмуд как бы вернулся к жизни, поверил в то, что мир прекрасен, люди добры, а мечты могут сбываться…
— Сейчас Хусейн работает на военном заводе. Он по-прежнему неисправимый мечтатель. Его план о строительстве какой-то необыкновенной плотины привел Махмуда в восторг. Он говорит об этой плотине, как о любимой девушке, — со смехом добавила Сана.
Лейла слабо улыбнулась.
— А знаешь, — Сана сделала многозначительную паузу, — он тебя все еще любит!
Лейла покраснела до корней волос. Она хотела сказать, что этого не может быть, но почему-то спросила:
— Откуда ты знаешь?
Сана рассмеялась.
— Чему ты смеешься? — не выдержав, спросила Лейла. Она не узнавала себя. В последнее время ее ничто не волновало, не трогало. Она стала совсем другим человеком. И вдруг снова трепещет, как девчонка.
— Он не волшебник, чтобы воскрешать мертвецов! — передразнила Сана подругу, и так удачно, что Лейла тоже рассмеялась.
— Здорово ты меня изобразила!
— Ей-богу, я готова изображать тебя каждый день! Это ты-то мертвец? Да в тебе хватит жизни на десятерых. Дорогая ты моя, можешь поступить, как тебе заблагорассудится, можешь даже стать женой Рамзи. Но пойми простую вещь, одну истину, на которую ты закрываешь глаза…
Лейла умоляюще посмотрела на подругу. Но Сана была безжалостна.
— Эта истина заключается в том, что ты любила, любишь и будешь всю жизнь любить только Хусейна!
Лейла стиснула голову руками. Потом, не сказав ни слова, взяла свой портфель и ушла. Сана окликнула ее, но Лейла даже не обернулась, она ускорила шаг, будто за ней гнались.
У ворот университета стоял автобус. Лейла вскочила в него, не спросив даже, куда он идет, забилась в угол и закрыла глаза.
«Однажды ты проснешься и поймешь, что любишь меня», — вспомнила она вдруг слова Хусейна. И вот этот день настал, но слишком поздно… Она не может больше себя обманывать. Ее любовь к Хусейну так же сильна, как отвращение к Рамзи. Но еще сильнее ее отвращение к самой себе, к собственному бессилию и слабости.
Глава 24
Лейла больше не могла противиться чувству, которое нахлынуло на нее, словно раскаленная лава. Ей хотелось смеяться, плакать, кричать…
