Леон Юрис - Суд королевской скамьи, зал № 7
Кибуц Седе-Бокер
25 июля 1966 года
Дорогой папа,
Ты правильно прочел между строк: после того как ты зимой уехал из Израиля, мы с Йосси полюбили друг друга. Лето в пустыне было жарким и тяжким, но это не ослабило наших чувств.
Не знаю почему, но мне как-то грустно. Может быть, из-за того, что это означает конец какой-то части моей прежней жизни. Йосси предстоит еще год отслужить в армии, а потом четыре года учиться в университете. Это будет долгое и нелегкое время, и я не хочу обременять его нашей женитьбой.
Следующую фразу я пишу со страхом. Я не приеду в Америку. На границах дела идут все хуже, и мне не хочется уезжать из Израиля даже ненадолго. С одним исключением: я, конечно, буду с тобой в Лондоне во время процесса.
Я помню, как ты при мне писал «Холокост», и понимаю, как трудно будет тебе даваться этот новый, еще более сложный роман. У меня такое чувство, как будто я тебя подвела.
Бен просил меня написать и от его имени тоже, потому что он уехал на две недели на какие-то секретные маневры. Он настоящий израильский офицер, отрастил себе огромные усы и держится нахально и самоуверенно, как настоящий сабра. Никакой конкретной девушкой он всерьез не интересуется — скорее всеми вообще. В этом отношении он, пожалуй, пошел в отца. Он тоже попытается получить отпуск и приехать в Лондон, так что сообщи нам, когда будет назначен суд.
Йосси никогда еще не выезжал из Израиля. Надеюсь, что и он приедет с нами.
Папа, я надеюсь, что не очень тебя огорчила.
Твоя любящая дочь Ванесса.3 августа 1966 года
Моя дорогая Винни,
Я бы соврал, если бы сказал, что совсем не огорчился, но я на тысячу процентов одобряю твое решение. Единственное, чего мы никогда не хотели, — это иметь дочь, чересчур привязанную к отцу. Сейчас я испытываю некоторые угрызения совести из-за того, что столько месяцев и лет был занят только своей работой, но, по-моему, мы наверстали это за то короткое время, когда бывали вместе.
Чем ближе тот день, когда я должен буду сесть за книгу, тем больше я убеждаюсь, что знаю слишком мало. Я не так молод, чтобы знать всё. Только студенты настолько молоды, чтобы считать, будто знают ответ на любой вопрос, и от этого они так ужасно нетерпимы.
Меня забавляет мысль о том, что эти сегодняшние ярые борцы против истэблишмента завтра сами станут истэблишментом. Пройдет не так уж много лет, их пыл поостынет, и им придется взять все в свои руки. Несмотря на свои новомодные загибы, они так же будут влюбляться, жениться, заводить детей, растить их и мечтать о спокойной жизни. Через все это я уже прошел. Но что произойдет, когда они унаследуют истэблишмент? Будут ли они так же терпимы к битникам, пропойцам, бунтовщикам, драчунам-демонстрантам и Бог знает к кому еще, кто появится к тому времени? Мне кажется, им лучше бы начать с того, чтобы стать малость терпимее к нам, старым развалинам, потому что мы, возможно, сумеем их кое-чему научить.
Чего мне на самом деле хотелось бы больше всего это чтобы у них появился герой, который не был бы антигероем. Чтобы у них было нечто, ради чего можно жить и за что бороться, помимо желания все уничтожить и сравнять с землей. Нечто такое, что нашли вы с Беном.
Суд, по-видимому, начнется только весной. Я не пропускаю ни одной передачи новостей и очень озабочен тем, что происходит там у вас с арабами, — похоже, что второго раунда не избежать. Что ж, это цена, которую мы платим за то, что мы евреи, — вы в Израиле, меня это ждет в Лондоне. Оставят ли они нас когда-нибудь в покое?
Передай всем привет. Скажи своему Йосси, что я велел ему как следует делать уроки.
Папа.13
Мэри Бейтс натянула поверх колготок мини-юбку и застегнула молнии на высоких сапогах. Терренс Кэмпбелл лежал в кровати, приподнявшись на локте. Он любил смотреть, как Мэри одевается, особенно когда она, сидя перед зеркалом без лифчика, расчесывала свои длинные светлые волосы. «Дурацкая штука эти мини-юбки, — подумал он. — Девчонки в них ужасно мерзнут. Но раз уж они так хотят, чтобы я видел их задницы, я с удовольствием посмотрю».
Мэри подошла и присела на край кровати. Он подвинулся и приподнял одеяло, приглашая ее.
— Милый, я не могу, — сказала она.
— Ну, быстренько.
— Нахал. Вставай-ка, опоздаешь на первую лекцию.
— Только один разок.
Она откинула одеяло и легонько куснула его голую спину.
— Господи, холодно же! — вскричал Терри.
— Посмотри, как он у тебя съежился, бедненький.
— А ты его разбуди.
— Вечером.
Она соскочила с кровати прежде, чем он успел ее удержать, и подошла к крохотному умывальнику и плитке у противоположной стены. Квартира состояла всего лишь из одной комнатки и подобия ванной, но Мэри ухитрилась украсить ее всякими безделушками и искусными вышивками. А кроме того, это было их собственное жилье. После того как целый год во время приездов Терри из Оксфорда им приходилось любить друг друга только в машине, на диванах в чужих гостиных или в номерах дешевых отелей, теперь они могли наслаждаться уединением.
Терри, дрожа от холода, сел за стол. Мэри была никуда не годной поварихой. Хорошо бы ей подружиться с миссис Кельно — та научила бы ее готовить.
— Чертова дикость, — проворчал Терри. — В середине двадцатого века эта передовая западная страна могла бы обеспечить даже такую поганую квартиру горячей водой и центральным отоплением.
— Когда-нибудь у нас тоже это будет, — ответила она.
Когда человек молод и влюблен, это помогает переносить любые неудобства, а они вот уже больше года питали друг к другу самые горячие чувства.
— Прямо с лекций я поеду к Кельно, — сказал он. Это был еженедельный ритуал, которого он всегда ждал с нетерпением. Обед у Кельно служил прекрасным дополнением к их скудной диете. — Ты заедешь туда после работы?
— Сегодня не могу, Терри. Я вчера звонила сестре, мы договорились пойти в кино.
Терри надулся. Гренки были словно деревянные. Он переломил один пополам, намазал яичным желтком и с хрустом стал жевать.
— Ты уже две недели не была у Кельно, это будет третья.
— Терри, давай не будем сейчас заводить этот разговор. — Она вздохнула и взяла его за руку. — Милый, мы же тысячу раз все обсудили. Моя семья от меня отреклась. А сэру Адаму я не нравлюсь, и он не хочет, чтобы ты жил со мной.
— Ему придется, черт возьми, тебя уважать. Мэри, я написал про тебя отцу. Какого дьявола, они с матерью прижили двух детей прежде, чем поженились, и, видит Бог, любили друг друга. Давай-ка, позвони сестре и отмени ваше кино.
— У нас нет телефона.
— Позвони ей с работы.
— Терри, на самом деле сэр Адам боится, что я тебя на себе женю. Я простая продавщица и для тебя не гожусь.
— Чушь.
«Или не чушь?» — подумал Терри. Многие его друзья, студенты-медики из клиники Гая, жили так же — за счет их девушек. Когда он закончил оксфордский колледж и перебрался в Лондон, они с Мэри решили, что не будут считаться со всякими ханжами и станут жить вместе. Родители девушек, конечно, предпочли бы замужество: брак — это респектабельно. Что за старомодные взгляды! Родители же студентов считали, что их сыновья достойны лучшего. В конце концов, что это за девушка, которая уходит из дома, чтобы жить со студентом в комнатенке без лифта? Жена их сына должна быть совсем не такой.
Девушки же, все до единой, сколько бы они ни провозглашали свою независимость, на самом деле очень хотели замуж. Отвергая традиции, они на самом деле мечтали им последовать.
Мэри больше всего на свете хотела выйти замуж за Терренса Кэмпбелла. И в этом не было ничего особенно нового.
Обед был поздний: сэр Адам Кельно задержался на коктейле, устроенном в его честь. За последние шесть недель он побывал на шести таких обедах, ужинах и приемах. Поляков, давно живущих в Лондоне, его процесс словно пробудил к жизни. Хотя они обосновались здесь навсегда, память о Польше не умерла. А дело о клевете затрагивало честь Польши. Среди сторонников Адама Кельно было и немало высокопоставленных англичан. Адам втихомолку наслаждался своей новой ролью героя.
— Я надеюсь, — сказала Анджела, — Мэри знает, что мы были бы рады ее здесь видеть?
— А вы позвоните ей и скажите это, — сказал Терри.
— И пусть заодно поучит ее готовить, — вставил Адам. — Ты стал тощий, как огородное пугало.
— Все студенты-медики всегда похожи на дистрофиков, — сказал Терри. — Разве вы не помните?
После обеда разговор перешел на более мирные темы. Адам читал лекции в клинике Гая и живо интересовался занятиями Терри. Правда, на первом курсе это были главным образом химия, физика и биология — ничего такого, что было бы по его части. О Мэри Бейтс Адам старался больше не заговаривать, но вместо этого принялся критиковать молодое поколение.
