Юрий Покальчук - Дорога через горы
Он только кивнул головой, и они одновременно бросились вверх на тех двух, что шагали по тропинке.
Один прыжок — и Андрий, сжав горло человека, который испуганно дернулся под ним, ударил ножом. Тело его снова дернулось и задрожало. Андрий перебросил левую руку с шеи на рот, готовый открыться в судорожном крике, и ударил еще раз. Чувствовал, как кровь заливает одежду и руку.
При первом ударе он слегка задел нагрудный карман, который был чем-то набит, второй не встретил никакого сопротивления. И они вместе упали на землю.
Он все еще зажимал чужой рот, хотя и ощущал, что человек под ним уже не шевелится. Оказалось трудно разомкнуть собственную хватку. Клочья черных густых волос, взъерошенные, переплелись на траве. Лишь тогда Андрий посмотрел в лицо мертвого и увидел большие синие глаза на приятном молодом лице, сохранившем выражение ужаса, боли и непонимания. Глаза еще как будто смотрели, хотя взгляд в них затухал, как далекий огонек. Затухающий взгляд этот пронзил Андрия, и он резко оттолкнул неподвижное тело, оглядываясь, где же Санчес.
А тот катался по траве, зажимая рот врагу и безуспешно пытаясь ударить его ножом.
Миг — и Андрий был там.
Потом они с Санчесом оттащили обоих в сторону, в траву, где только что лежали сами. И отправились назад. Половина дела. Теперь легче. Но ведь и время идет.
Двое часовых вели себя еще более настороженно. Ходили по мосту, изредка перебрасываясь несколькими словами, и все время посматривали на тропинку, ведущую в лагерь. Расходились, двигаясь медленно и осторожно, потом, отшагав положенное, поворачивали обратно, на середине моста снова встречались, о чем-то коротко говорили и расходились опять. Когда они встретились и говорили, стоя спиной к засаде, Андрий кивнул Тодору, Тот в два прыжка оказался под мостом. Часовые оглянулись на шум, но ничего не заметили и пошли дальше, каждый в своем направлении.
Санчес и еще двое двинулись в обход, чтобы перебраться через речку и зайти с другой стороны моста. Пришлось немного подождать. Через некоторое время Санчес появился на противоположном берегу речки в условленном месте.
Часовые снова поговорили посреди моста, стоя спиной к укрытию, где пряталась группа. Андрий увидел, как метнулись две фигуры — Санчес и еще кто-то залегли под склоном прямо на стыке моста с берегом.
Часовые опять двинулись в разные стороны, и, когда тот, что ближе, уже поворачивал обратно, Андрий швырнул камешек в ручей. Вода булькнула, часовой, услышав, обернулся на звук, подошел ближе к краю моста, не спуская глаз с леса напротив; он смотрел почти прямо на Андрия, потом глянул вниз. Тодор сидел как раз под ним, но часовой его не видел.
Вдруг под Тодором сорвался камень. Часовой сделал шаг вперед, наклонился над водой и заметил Тодора в ту секунду, когда серб метнул в него нож. Едва слышный хруст, и часовой упал прямо в руки Тодора.
Андрий хорошо рассмотрел этого франкиста. Невысокий, лет под сорок, круглоголовый, краснощекий, утомленное лицо. Они положили его там же, под мостом. Санчес и Антонио на той стороне уже оттащили в сторону четвертого. Подошли ребята с динамитом и начали минирование.
Пока все шло хорошо. Андрий смотрел на часы. Восемь. У них в запасе час, столько осталось до смены караула.
Солнце уже начало припекать, и Андрий сел на большой серый камень как раз напротив домика часовых, закрыв ненадолго глаза.
...У меня дома трое детей и больная жена. Что будет с ними? У того высокого отец инвалид, он не переживет смерть сына. А сам он учитель, понимаешь, он учил детей. Он так хорошо рассказывал о них. Разве может быть плохим человек, который любит детей? И учит их добру. А вон тот, с краю, просто крестьянин. У него восемь ртов. Вчера он послал письмо домой. У него и фото их всех с собой. А у этого — он показал на чернявого парня — еще не было взрослой жизни. Только собрался жить, ему восемнадцать лет.
Андрий смотрел на них, молчал все тяжелее, начиная понимать, что связывает его с тем юношей: писал стихи, блокнот в нагрудном кармане, только собирался жить... Что же в нем такое знакомое? Вот эти светлые глаза под темными бровями, этот мягкий подбородок с ямкой посредине, эти припухшие губы, черные волосы... Становилось муторно, не хотелось верить, и все же вынужден признаться себе — парень был удивительно похож на него самого...
Мы не хотели воевать. Нас забрали в армию Франко. Мобилизовали силой. Так вышло. Еще и радовались, что не на фронте, что не пришлось стрелять. Мы не фашисты... А теперь нас нет. Это же нелепость. Понимаешь ли ты, что это нелепость? Как всякая война! Люди не должны убивать... люди должны любить. Ты же сам говорил.
— Хватит, — сказал Андрий, — хватит! А Герника? Что делают фашисты с пленными? А с семьями тех, кто воюет в республиканской армии? Почему ты не говоришь об этом? Может, вам напомнить, как те, на чьей стороне вы воюете, несколько месяцев назад над Мадридом сбросили с самолета в сундуке изодранное в клочья тело советского летчика, который боролся за Республику и еще живым попал в плен, когда его самолет был сбит? Вы встали на их сторону, по своей воле или против нее, но вы встали на сторону фашистов с оружием в руках, и если б мы попались вам на глаза сегодня, сейчас, вы бы, не колеблясь, убивали нас, как самые настоящие фашисты. И мы убиваем вас, как фашистов. И хватит об этом.
В Андрии закипала ярость — то, что говорил он, было большой правдой, но ведь и то, что говорил этот человек, было тоже правдой, хоть и маленькой, но правдой... И они не хотят, нет, просто не могут постичь его правду. Потому что если б смогли, то не было бы войны.
— Слушай, — полнолицый положил руку на плечо Андрия, — береги людей. Вас убьют, если вы не пойдете прямо через горы. Там на склоне есть пещера. Если пересидите там, то, может, спасетесь. Эти люди с тобой, и ты отвечаешь за их жизнь. Как и за нашу, потерянную.
— Я должен был поступить так. И поступил бы так десять раз подряд! Я должен. Эта война надо мной, ее законы сильнее меня, выше. Они продиктованы правдой. И любовью...
— Мы должны идти, — сказал тот, самый старший. — Пора.
— Мы должны идти, — сказал Санчес. — Пора.
Андрий открыл глаза. Перед ним стоял Санчес и, положив руку на плечо, будил его.
— Я тут забрал у них документы на всякий случай. Вроде люди как люди. Один крестьянин, другой как будто учитель, а этот, кажется, стихи писал. Вот блокнот, весь исписанный стихами.
Санчес протянул толстый блокнот, на кожаной обложке которого четко выделялся след от ножа.
Андрий взял документы. Юношеское лицо, черный чуб, большие светлые глаза. Он спрятал бумаги в карман.
И блокнот тоже.
Мост заминирован. Как раз явятся выяснять, в чем дело, а мост — на воздух.
— Хорошо. Ты все проверил сам?
— Да, конечно.
— Ладно. Отходим. Мы сделали то, зачем нас сюда послали. Теперь можно подумать и о себе.
И они торопливо двинулись дальше в горы.
XXII
Я молодой и сильный, и в руках у меня меч. Я юный рыбак из страны азиатских джунглей. Это я — но чем-то похожий на Пако в пятнадцать лет. Не совсем он, какая-то смесь нас обоих; знаю, что это я, но вижу себя со стороны как его.
Я иду темной пещерой, на мне нет одежды, в моей руке огромный меч. Темно и холодно, но тело у меня гибкое и пружинистое, во мне бьют ключом молодая сила и мужественность. Я иду на бой с Драконом.
Дракон издавна правит страной, он ежегодно требует человеческих жертв, собирает огромные подати, и люди страдают, влача жалкое свое существование. Время от времени находится бунтарь, идущий на бой с Драконом. На дне озера живет черепаха, которую никак не может поймать Дракон. У нее меч, только им и можно победить страшилище.
Пошел к ней сильный и храбрый юноша и попросил меч. Вынесла ему черепаха волшебное оружие, и отправился он биться с Драконом. Исчез в пещере, и больше никто его не видел.
Прошло время, нашелся новый герой, потом еще один и еще. Каждому давала черепаха меч, но никто не вернулся из пещеры.
Люди говорили — не понравились черепахе храбрые юноши, не дала она им настоящего меча.
Пришло и мое время. Я не знал, такой ли я сильный и храбрый, чтобы победить Дракона, просто понял, что не могу больше жить в страхе и покорности, не могу смотреть на убожество и нужду моего закабаленного народа. Что бы ни случилось со мной, я должен выйти на поединок с Драконом. Я ощущал в себе достаточно силы, чтобы попробовать. Кто-то должен. Почему не я? И если не сейчас, то когда?
И я пошел к озеру и позвал черепаху. Она поверила мне и дала заветный меч. Я спросил только, принесет ли он мне победу, ведь столько было тех, кто находил в себе силы и поднимался на борьбу с Драконом, но никто не вернулся...
Ты победишь, — сказала мне черепаха. — Только верь в себя, не измени самому себе, и ты победишь.
И я отправился в пещеру. Пошел, как был, прямо с озера. Не надевал ни шлема, ни панциря, наоборот — разделся совсем. Я хотел быть проворным, как зверь, как гибкая пантера, ощущать легкость в руках. Ведь Дракон — большой, а я — маленький... Мускулы мои напряжены, я готов к бою. Каждое мгновение жду встречи с Драконом. Меч в руке преобразил меня. Я — сильный, я — мужественный. Я одолею Дракона.
