Журнал «Новый мир» - Новый мир. № 4, 2002
Есть еще одно важное следствие дополнительного бюджетного финансирования. Тот, кто платит, имеет право требовать и управлять. Исключительное бюджетное финансирование, естественно, означает исключительную роль государства в образовательном процессе. Легализация же денег, которые можно условно назвать «родительскими», означала бы увеличение роли родителей и определенную конкуренцию между школами. Таким образом, государство предпочло свою собственную ведущую роль большему и скорее всего более справедливому финансированию образования.
Способ финансирования образования, который выбрало государство, на самом деле означает следующее. Материальное положение преподавателей и учебных заведений будет улучшаться постепенно и только в том случае, если в стране все будет хорошо (будут собираться налоги, будет расти бюджет и т. д.). Поэтому надежда есть, жаль, что перспектива уж очень не близкая.
Бесполезные знанияКризис образования в целом (а не образовательных учреждений, о которых шла речь) связан, вообще говоря, не с деньгами, или не только с деньгами.
Одной из основных его причин является нестабильность общества. И суть далеко не в тех социальных, идеологических и политических изменениях, которые происходят именно в нашем российском обществе, а скорее в том, что мы (уже не россияне, а просто люди) вообще слабо представляем, как будет устроен мир даже в самом ближайшем будущем.
Именно поэтому на смену мучительным вопросам как учить? и чему учить? пришел не менее мучительный — зачем учить? Но вопрос этот имеет еще и оборотную сторону: зачем учиться? И когда современные дети адресуют этот вопрос современным взрослым, у последних нет на него внятного ответа. И действительно, преуспеть в современном обществе вполне можно и без образования, по крайней мере без образования в классическом понимании этого слова. Даже для куда более стабильной Америки журнал «Форбс» постоянно указывает шокирующие цифры — количество миллиардеров, не получивших высшего образования.
Вот один весьма характерный пример. Сын преподавателя университета был выгнан из школы за неуспеваемость, с трудом закончил экстернат, не стал поступать в высшее учебное заведение, а устроился на работу веб-дизайнером (профессия, которой он овладел самостоятельно). В результате он более чем доволен творческой стороной работы, а его зарплата превышает родительскую раз в восемь. Причины такой вроде бы диспропорции очевидны: возникновение новых профессий, которым просто еще не учат в учебных заведениях, но которые востребованы обществом. Таких новых профессий сейчас довольно много. Достаточно вспомнить слова, которых еще недавно не было в русском языке, и потому их произнесение требует определенного лингвистического мужества: кроме веб-дизайнера есть еще веб-мастер, сейлз-менеджер, пиарщик и многое другое. К тому же сам факт самостоятельного овладения профессией или овладения профессией в процессе работы, а никак не учебы — вещь вообще чрезвычайно распространенная.
На это можно взглянуть и с другой стороны. Какие, собственно, «полезные» знания и навыки мы получаем в школе и институте? Полезные — с точки зрения будущей работы и жизни вообще?
Кажется, что из навыков и знаний, полученных в школе, в дальнейшем обычно используется умение читать и писать. Раньше еще к ним можно было отнести и умение считать, но сейчас его отсутствие вполне компенсирует калькулятор. Короче говоря, можно неплохо прожить, умея считать в пределах сотни, но этому учатся в магазинах, а не в школе.
О пользе знания можно говорить только тогда, когда точно известно, кого мы хотим воспитать. Если, скажем, чемпиона мира по шахматам или по фигурному катанию, скрипача или математика, то тогда более или менее ясно, чему учить. Но если признавать свободу воли и возможность выявления таланта в процессе учебы, то учить надо всему и ничему. Точнее, надо давать разные возможности, намечать разные пути, по которым пойдет или не пойдет ученик.
Такая точка зрения кажется циничной. А как же высокие знания о культуре, о литературе, об устройстве мира? А никак. Те знания о литературе и прочем, которые получил, например, я, никоим образом не связаны с обучением в школе. А как устроен мир с точки зрения различных наук, я успел забыть. Ну не помню я почти ничего из школьной химии, кроме, может быть, сочетания «таблица Менделеева» и еще чего-то подобного. А кто-то точно так же забыл целиком курс «История мировой культуры». Страшно ли это? Да, наверно, мы неприятно поежимся, если наш собеседник, к примеру, не знает фамилий Фета или Бойля или, скажем, как называется столица Чили (кстати, вы-то помните, как?), испуганно вздрогнем, если он не помнит, кто такие Шекспир, Эйнштейн и так далее. И все-таки — неужели мы знаем имена Шекспира или Эйнштейна только потому, что проходили их в школе? Абсурд. Эти имена встроены в культуру и повторяются чаще, чем другие. Мы запоминаем их из жизни, а не из школы. А если только из школы, то Фет — это в лучшем случае «русский поэт» и больше ничего, а Бойль так вообще «нечто из физики» — то ли автор какого-то закона, то ли первая часть фамилии этого автора. Ценно ли это знание? Нужно ли его передавать из поколения в поколение? Может быть — да.
Но, по-видимому, вполне можно прожить и без такого знания. В любом случае набор так называемых базовых знаний можно сообщить за год-два, и для этого никак не нужно держать детей в школе одиннадцать и тем более двенадцать лет. Более того, и за пять университетских лет «полезных» в вышеупомянутом смысле знаний студент может не получить. Конечно, это вопрос более дискуссионный, но все же очевидно, что и «университетское» знание в целом, как правило, не слишком связано с будущей работой, а некоторыми профессиями (особенно в социальной и гуманитарной сфере) можно овладеть, только выполняя конкретную работу.
Означает ли все сказанное, что учиться не надо? Ни в коей мере! Это означает только, что не надо себя обманывать. У многих людей, особенно в детстве и юности, есть достаточно сильная потребность познавать мир и учиться. Но при этом знаний, безоговорочно ценных для всего человечества или для всего цивилизованного общества, либо просто нет, либо их достаточно мало. А это значит, что нет нужды вбивать в головы детям некоторый культурный стандарт, который почему-то дорог родителям. Школьное, а в определенной степени и университетское образование должно быть своего рода библиотечным каталогом и в придачу к нему самой библиотекой. Образование должно предоставлять набор возможностей дальнейшего образования (в том числе и само-). Школа должна сообщить, например, что есть такая наука — физика. Понравилось? Тогда вон там стоят книжки, а вон там преподаватель ведет урок. Не понравилось? А вот есть такая наука биология. А вот есть еще история. А вот есть литература. И так практически бесконечно. Если же ничего не понравилось, ну что же, пойди поиграй в футбол.
ЭпизодыЭти два эпизода никак не связаны между собой.
В одном случае я присутствую при разговоре моего знакомого, директора частной школы (очень дорогой, с «индивидуальным» подходом в обучении), с весьма состоятельным отцом будущего ученика. Отец перечисляет, чем, по его мнению, должен овладеть сын за годы учения (порядок пожеланий сохранен):
— Верховая езда.
— Непременно, — отвечает директор.
— Теннис там, плавание…
— Обязательные предметы.
— Английский в совершенстве.
— А как же иначе, — подтверждает директор.
— Ну, может, французский, — с некоторым сомнением замечает отец.
— Все выпускники нашей школы свободно говорят на двух или трех иностранных языках.
— Да, должен быть грамотным.
— Это школа гарантирует.
— Да, ну что еще? — размышляет отец. — Может быть, гольф?
— Интересное пожелание. В индивидуальном порядке мы обязательно обеспечим вашему сыну занятия гольфом.
Отец молчит, похоже, что желания исчерпаны.
— Хочу вас предупредить, — говорит директор, — что у нас в школе дисциплина, к ученикам предъявляются определенные требования…
— Это я гарантирую.
Потом они подпишут договор, и школа, безусловно, выполнит свои обещания.
Другой эпизод — это обычный кухонный (или, если хотите, «чайный») разговор в интеллигентной компании. Опять же интеллигентный и не очень состоятельный отец жалуется на школу, в которую отдали ребенка. Сначала хотели денег, но как-то обошлись знакомствами, учительница — дура с претензиями, одноклассники — юные хамы из богатых семей, самому приходится теперь раз в неделю рассказывать что-то об искусстве в седьмом классе. Зачем, спрашивается, в эту школу отдал, да еще с такими трудностями? А другие, отвечает, еще хуже. А чего ты вообще от школы хочешь? — спрашивает кто-то. Ну как, говорит, хочу, чтобы был у меня образованный ребенок, приспособленный к жизни, успешный, талантливый, ну и вообще… Но школа-то тут при чем? — резонно замечает кто-то.
