Филип Дик - Разбитый шар
И тут же начала писать на новом листе. Пятнами набросала контур мужского лица. Это будет Джим Брискин, решила она. Его портрет. Но получалось непохоже. Выходило что-то мутное, мак будто плоть сплывалась, ускользала от нее. Изображение лица на волокнистой бумаге становилось все хуже, пока не превратилось в какой-то гротеск, что-то вроде маски, невыразительное и незрелое. Она бросила свое занятие и поставила кисти в стакан со скипидаром.
Был уже полдень, а он все не возвращался. Она вымыла руки. Пластинки на проигрывателе давно доиграли и были водворены обратно в альбом. Она вынула их и поставила снова. Под музыку она прошла в спальню и принялась рыться в ящиках комода.
В картонной папке лежали хранимые им письма и фотографии. Через минуту она нашла фотографию, которую искала. Она была снята во время похода на гору Диабло. Он был на ней анфас, улыбался. Тут он не выглядел обеспокоенным — таким он ей нравился. На нем была холщовая рубашка, он стоял на фоне их машины и палатки, за которыми виднелись скалы и густой кустарник на склоне горы. Фотографировала она, на него падала ее тень.
Положив на мольберт еще один лист бумаги, она поставила рядом с ним фотографию и начала писать снова. Но картина так и не получалась. В час она бросила кисть, вытерла руки и пошла на кухню чего-нибудь выпить.
На полке для сушки она расставила все необходимое для приготовления напитка: лоток с кубиками льда, джин, лимон, бокал, ложку и мерный стаканчик. Держа лоток под горячей водой, она хлопнула рукой по металлу. Кубики льда скользнули в раковину, и она положила два в бокал. Затем налила джину и добавила пару дюймов лимонада.
С коктейлем в руке она пошла по квартире, напевая под музыку. Теперь ей было не так одиноко. Она поставила бокал на подлокотник дивана и снова начала писать картину.
Запахи красок и напитка смешались. У нее заболела голова. Не бросить ли ей это занятие?
Допив бокал, она вернулась на кухню, чтобы налить еще. На сушильной полке оставались наполовину растаявшие кубики льда, и она сбросила их в раковину. Потом налила в стакан джину и воды из-под крана. Перемешивая содержимое, она села за кухонный стол.
Впервые в жизни ее посетила мысль о самоубийстве. И сразу же прочно засела в голове.
Она стала расхаживать по кухне, рассматривать ножи в ящиках стола. Потом всерьез задумалась об электрическом токе, проводке, розетках. Как это страшно, подумала она. Но мысль все крутилась, разрасталась. Она ходила взад-вперед по квартире в поисках подходящего инструмента: молотка, стамески, сверла — какого-нибудь зубоврачебного, так чтобы прошло сквозь кость, чтоб осколки летели.
Достаточно, подумала она. Но было еще не достаточно. Она снова взяла кисть и попробовала писать. Цвета ослепляли ее. Она задернула шторы и стала работать в полумраке. Теперь цвета сливались в мрачные коричневые и серые, похожие на сажу, облака.
Она продолжала работать. Лист потемнел и, наконец, превратился в сплошное пятно. Тут все цвета, подумала она. У нее в голове росли, уточнялись, приобретали все более причудливые очертания планы самоубийства, и вот она уже продумала все.
Положив кисть, она вышла из квартиры в коридор. Там никого не было. Она встала у двери. Прошло много времени, прежде чем мимо нее направилась к мусоропроводу женщина средних лет.
— Здравствуйте, — сказала Пэт.
Женщина средних лет бросила взгляд на открытую дверь в квартиру, затем на стакан в ее руке. И, не ответив, прошла мимо.
Хватит, решила она. Поставив стакан на пол в квартире, она размеренным шагом направилась по коридору к лестнице, спустилась на первый этаж, потом по ступенькам крыльца на тротуар, пошла по тротуару, вниз по склону до угла, к винному магазину. Блестевший плиточный пол отлого опускался. Она осторожно приблизилась к прилавку.
— У вас есть рейнское? — спросила она первое, что пришло в голову — наконец-то4это была какая-то новая мысль.
— Сколько угодно, — сказал продавец.
Он подошел к полке. Пока он искал, она вышла из магазина и стала подниматься по склону. Наверху она остановилась, чтобы отдышаться, и двинулась к дому.
Проигрыватель был включен, но пластинки уже не играли. Она подняла их на шпинделе и поставила снова.
«Где ты?» — спросила она беззвучно.
Никто не ответил.
«Ты вернешься? Нет, и я знаю почему. Я знаю, где ты. И с кем, — сказала она. — Я не виню тебя. Ты прав».
Она взяла кисть, обмакнула ее кончик в краску. И стала писать во тьме квартиры, добавляя тьмы вокруг себя. Она подняла тьму и понесла ее по гостиной, в спальню, в ванную, на кухню. Она разнесла ее всюду, покрыла ею все предметы в квартире, а затем обратила ее на себя.
19
Рейчел, сидевшая рядом с ним в машине, сказала:
— Не нужно никаких юридических формальностей. Просто будь со мной, особенно после того, как я рожу.
— Меня приговорят к пожизненному заключению, — сказал Джим.
Машина стояла у ее дома, он смотрел вниз на дорожку, которая вела к ступенькам в подвальный этаж, разглядывал дом, магазины, прохожих на Филлмор-стрит.
— Только это тебя останавливает? — спросила Рейчел. — В этом причина?
— Я не могу жениться на семнадцатилетней девочке. Что бы я к ней при этом ни чувствовал.
— Ты просто скажи мне — в этом причина?
Он серьезно задумался. И пока он думал, Рейчел не отрывала от него глаз, она рассматривала его лицо, тело, то, как он сидит, его одежду. Она впитывала в себя каждую его частицу. Собирала его, каждый кусочек. Чтобы спрятать и сберечь.
— Да, — наконец сказал он.
— Тогда давай уедем. Переедем в Мексику.
— Зачем? Там что, это разрешено? Ты читала о чем-то таком в журнале или видела в кино?
Рейчел продолжала:
— Ты знаешь больше, чем я. Выясни, куда мы могли бы уехать.
— Эх, Рейчел.
— Что?
«Я так и сделаю», — хотел сказать он. Чуть не сказал.
— Ты слишком логически рассуждаешь. Слишком рационально. Нет, я не могу, — произнес он.
— А что, если я поговорю с Пэт?
— Держись подальше от Пэт. Не нужно к ней приходить. У нее и так неприятностей хватает.
— Боишься, я сделаю ей больно?
— Да, — сказал он. — Если у тебя получится. Если придумаешь как.
— Я знаю как, — сказала Рейчел.
— Ты хочешь этого?
— Да наплевать мне на нее. Я о тебе думаю.
— Я бы солгал, если бы сказал, что не думаю о тебе. Но она не может жить одна. У тебя проблемы с деньгами, но, в конце концов, ты решишь их. Станешь старше, будешь зарабатывать больше. Скоро все будет у тебя хорошо. Ты со своими трудностями справишься быстрее, чем мы. Это вопрос времени, и только.
— Это всего лишь куча слов, — сказала Рейчел.
— Ты не хочешь слышать. Потому и говоришь так.
— Я хочу слышать правду, а не то, что тебе кажется правильным. Я раньше тебя не знала, но теперь знаю и буду знать тебя всю твою оставшуюся жизнь. Разве не так? — Она толкнула и открыла дверцу машины. — Обычно по утрам я работаю. Ты даже не поинтересовался, почему сегодня я не работаю.
— Почему? — спросил он. — Ты что, ушла с работы? Я сам временно не работаю месяц. Пэт тоже не будет работать какое-то время. А ты, кажется, окончательно бросила?
— Я поменялась с одной девушкой, — сказала Рейчел. — Сегодня работаю не утром, а вечером.
— К которому тебе часу?
— К восьми.
— Тогда у тебя есть время посидеть тут.
— У меня куча всяких дел. Нужно уже начинать. Много работы. — Она полезла в карман пальто. — Тут записка. — Она передала ему сложенный листок бумаги. — Возьми, только не смотри, пока домой не поедешь. Обещаешь?
— Записки… — проговорил он.
— Увидимся.
Она двинулась по дорожке к дому. Как только она повернулась к нему спиной, он развернул записку. Слов там не было, только рисунок. Возможно, на это ее навела живопись Пэт. На бумажке было нарисовано сердце, и он понял, что Рейчел хотела признаться ему в любви.
Спрятав записку в карман, он вылез из машины и бросился ей вдогонку.
— Я зайду к тебе, — сказал он, поравнявшись с ней.
— Разве ты не домой?
— Чуть позже.
Рейчел сказала:
— Ты посмотрел записку.
— Да, — признался он.
— У меня обычные дела. Просто сходить в магазин, в аптеку за лекарством, в прачечную самообслуживания. Убраться еще надо. — Она нерешительно взглянула на него. — Может, пообедал бы со мной? Завтрак-то у тебя был не очень.
— Ладно, — согласился он.
Она пошла впереди, спустилась по ступенькам к двери в подвальный этаж.
— Сначала мне нужно уборку сделать, — сказала она, открывая дверь, которая, как он заметил, была не заперта. — Надо пол пропылесосить. У нас старый пылесос. Я вчера убираться собиралась, но при тебе не Хотела.
Она открыла все окна и двери. Потом вытащила из шкафа древний вертикальный пылесос. Он загрохотал и задрожал, и Джим вышел на улицу, на бетонную дорожку.
