Андрей Константинов - Не гламур. Страсти по Маргарите
Ника даже разозлилась и окликнула проходящего мимо парня:
– Мужчина, не хотите своей барышне модный топик купить?
Парень оценивающе оглядел Нику с головы до ног:
– Да она такое не носит.
– Правильно, потому что у нее такого нет. А вы ей подарок сделайте.
– Да мы, вообще-то, на юг собрались, жена велела очки от солнца купить и шлепанцы…
– Вот и чудненько. А ну как обгорит ваша жена на солнце в маленьком лифчике, а на пляж все равно охота. Не в футболке же лежать, а тут и спинка прикрыта, а вроде как лифчик…
Парень помялся.
– А шлепанцы в цвет за углом купите, там – всех цветов радуги.
– А вы какой цвет рекомендуете?
– Глаза у нее какие?.. Торговля пошла.
Нет, не скажу, конечно, что все проходящие так сразу и бросались на наш товар, но идея «живых манекенов» срабатывала беспроигрышно.
Случались и неприятности.
Одна деревенского вида тетка сцепилась с Манюней:
– Это где же видано, чтобы за хлопковый лифчик тысячу отдавать?
– Вот и не отдавай. Поищи капроновый за стошку, чтоб потницей в жару покрываться.
– Ишь ты, капроновый! Сама носи.
– Нет уж, я буду натуральный носить. По парижской моде.
– Чего, тетка, к девчонке пристала, не нравится – не покупай, – как из-под земли вдруг вынырнул у прилавка молоденький мент. Наверное, из группы Вихрова.
– А что она лается? – взъерепенилась тетка. – К покупателю с поклоном надо.
– А не нравится продавец, у другого бери – вон их тут сколько, твоих лифчиков.
Тетка повертела головой и выбрала Розу. Роза быстренько обмерила сантиметровой лентой теткин объем груди и запаковала фиолетовую грацию в полиэтиленовый пакетик. Роза подмигнула Маше, а Ритка показала Манюне кулак.
Ко мне в основном подходили пышнотелые дамы, интересовались: не жмет ли, хорошо ли дышит тело? На разговоры с каждым покупателем уходило довольно много времени, и к концу дня я почувствовала першение в горле. Но лифчики шли бойко, курьер несколько раз бегал на склад за дополнительной продукцией, и это вдохновляло.
* * *К обеду в воскресенье случился небольшой инцидент. К нам подошел недовольный продавец женского белья из соседнего ряда. Он покрутил в руках мои аквамариновые лифчики и грозно спросил:
– Почему так дорого продаешь?
– За дорого партию получила, за дорого и продаю, тебе-то что?
На рынке все «тыкали» друг другу, и мы быстро переняли местный стиль общения.
– А в накладных какая цена? – не унимался обиженный конкурент.
– А ты что – из налоговой инспекции? – подперев руки в бока, к нам приближалась Лаппа.
– Да я вот прикола не пойму. Трусами бабскими торгую – по двадцать-тридцать рублей, с бантиками, с гипюром, все как положено; лифчиками – по сто – сто пятьдесят – чистый Китай, между прочим, а торговля плохо идет. А вы какое-то дерьмо с пластмассовыми пуговицами за тысячу втюхиваете… Вот я и хочу понять – в чем фишка-то?
– Ах ты, барыга! – свела брови в знаменитую темную линию Лаппа. – Так это мы из-за тебя здесь второй день торчим? Мы-то рассчитывали за один день управиться… – блефовала Ритка.
– Не понял…
– Сейчас поймешь. Демпингом занимаешься? А ты знаешь, что на рынке за демпинг полагается? Сейчас соберу здесь всех колготочников и бельевиков – мало тебе не покажется…
– Да, ладно, товарка, чего расшумелась? Я ведь всего лишь понять хотел…
– Умные книги по маркетингу читать надо, понял, паря? – вклинилась в разговор Ника.
Парень недоуменно оглядел наш «маскарад» и ретировался.
* * *Первыми закончились черные лифчики. Потом – красные. Потом – бежевые. К четырем дня у меня ушел последний аквамариновый бюстгальтер. Потом мы все, хором проклиная Нику за ее любовь к цветовому тесту Люшера, торговали фиолетовыми тряпками. На последние десять лифчиков неходовых размеров мы сбросили цену: продали по семьсот рублей.
К пяти часам дня в воскресенье мы остались с семью непроданными изделиями – теми, что были на нас.
– Берем себе в качестве подарков, – разрешила щедрая Лаппа.
Расплатившись со всеми, кому были должны (аренда палаток, владельцу склада…), мы поехали считать выручку. Она составила больше двадцати тысяч долларов.
– Мы теперь – миллионеры, Рита? – восхищенно спросила Оля.
– С каких это пор пятидесятая часть миллиона равняется миллиону? – подколола Клюеву Рита. – А ты, Люся, не забудь перевести на наш счет пять тысяч за рекламу. Договор-то с минчанами – в силе.
– Ну, заживем теперь! – вздохнула счастливая Катя.
– Можно и зарплату прибавить, – буркнула Верхогляд.
– Ио зарплате подумаем, девчонки, и о социальном пакете, – радостно потирала руки Лаппа.
– Рита, а скажи, все-таки мы могли на Апрашке «влететь» с этими лифчиками? – отводя я Риту в сторону, спросила я.
– Могли, могли, – нахмурилась подруга. – У меня только сейчас все внутренности отпустило… – Она закурила и улыбнулась. – Но ведь все получилось, а? Милка, выше нос. Радуйся!
* * *Все радовались, кроме меня. Бухгалтер по профессии, я знала, как легко и быстро тратятся деньги и как медленно и трудно они зарабатываются. Ведь не пройдет и дня, как та же Маша устроит в редакции очередную истерику: «Люська, гони деньги на представительские расходы!»
Рассказ Маши
Мария Васильевна Верхогляд
(она же – Маша).
Провинциалка, баскетболистка. 169,5 см., 25 лет.
Бывший фотолаборант фирмы «Цветной мир».
В Питер приехала из Псковской области, там училась в спортивной школе – была разыгрывающей в баскетболе.
Не вышла ростом.
Не вышла ростом и для модельного бизнеса (как сама считает – «зарубили» из-за пресловутых 0,5 см).
Девушка с комплексами неполноценности. Обидчива.
Имеет кучу бедных деревенских родственников, которые периодически ее осаждают.
В устной речи проглядывают деревенский говор, специфические словечки и обороты.
Фотокорреспондент журнала.
Не замужем.
Девиз: «В городах все зажрались, а мы там – сеяли».
– Люська, гони деньги на представительские расходы! – влетела я в редакцию.
– Не дам, – буркнула она.
– Что, уже все прожрали? – ахнула я, памятуя о тех двадцать тысячах долларов, что мы лихо заработали на Апрашке, втюхивая покупательницам цветные белорусские лифчики.
– Не прожрали, – поморщилась Люся. – Что за выражения? Просто нужно экономить. Деньги есть, но не дам. Мало ли – форс-мажор какой или просто петух жареный клюнет…
…А ведь я предупреждала, что жареный петух нас еще обязательно клюнет! Я всем говорила, что без «мохнатой лапы» мы все окажемся под забором. Но меня никто не слушал, отмахивались: мол, твоя деревенская осмотрительность оставит нас на бобах. Век скоростей, мол, действий, поступков!!! Женский феминизм и прочая чепуха. Тра-ля-ля…
То, что у нас появились бо-о-льшие проблемы, я поняла, когда Люська еще неделю назад не дала мне денег на очередной поход в ночной клуб, где я должна была ловить всяких знаменитостей в непристойном виде. В этот вечер я собиралась, закомуфлировавшись под фанатку поп-группы, проникнуть на блат-хату одного певца и заснять там, как он пичкает наркотиком влюбленных в него малолеток. И вдруг – «денег не дам».
Я, конечно, начала сразу кричать, призывая на помощь девчонок:
– Нет, ну вы посмотрите, – уперев руки в бока, завопила я на всю нашу маленькую редакцию. – Че деется-то, а? Каких-то копеек пожалела, а я, по-твоему, должна чувырлой идти в пафосное место и там изображать великого папарацци, не способная купить себе даже бокал шампусика?
– Почему чувырлой? – возмутилась Пчелкина. – Ты куда дела свою роскошную белорусскую грацию? Деревенским родственникам подарила?
Я аж захлебнулась:
– Я что, как голая шелупонь должна ходить? Носи сама свои бязевые телогрейки, а я хочу быть на высоте!
Люська во время всего моего монолога задумчиво, я бы даже сказала, отрешенно глядела в окно.
– Люсечка, а что случилось? – ласково спросила Олька.
А Люська вдруг положила свою кудрявую башку на стол, сгребла руками бумажки и тихо заплакала. Я аж поперхнулась от изумления. Розка с Никой тут же набросились на меня (я знаю, они меня не любят): «Ты чего тут опять набрехала?» Вот они всегда мне не верят и каждое мое слово поднимают на смех, фифы городские.
– Девочки, успокойтесь! – встряла в перепалку Люся, про которую все успели уже забыть. – Проблема совсем не в Маше. Я должна с вами со всеми очень серьезно поговорить. Это всех касается, но сначала дождемся Риты.
…Е-мое! Мы застыли, словно пыльным мешком по голове ударенные, увидев Ритку, как-то сутуло ковылявшую по коридору. В руках она держала кусок стекла.