Дмитрий Правдин - Хирург на районе
Когда она поинтересовалась, почему же он не протирает иголки хотя бы спиртом, китайско-корейский спец ответил, что, дескать, это излишне, так как инструменты изготовлены из серебра, которое убивает всех микробов.
Не знаю, как насчет микробов, но учительницу он точно чуть не убил. Через несколько дней она почувствовала боли в пояснице слева, в том месте, куда чаще колол чудо-доктор. Затем поднялась температура, женщина ослабела, а вскоре и вовсе слегла в постель.
В хирургию она попала в критическом состоянии. Налицо были все признаки сильнейшей интоксикации. Мы увидели припухлость на пояснице, слева, взяли пункцию — получили гной. Взяли учительницу в перевязочную с рабочим диагнозом «абсцесс поясничной области слева». Ввели больную в наркоз, я сделал разрез — и едва успел отскочить в сторону: из раны хлынул зловонный сливкообразный гной. Медсестра подставила полулитровый лоток — мгновение, и он заполнился; медсестра подставила второй, третий, четвертый, пятый… Гной все лился. Вышло чуть больше трех литров. Три литра гноя!
Когда гнойник иссяк, мы увидели крайне неприятную картину: у женщины выгнили практически все мягкие ткани забрюшинного пространства. На дне раны угадывалась почка, позвоночник, ребра, хвост поджелудочной железы. Невероятно! Как она с таким жила?
Промыв полость и удалив некротические остатки тканей, я понял, что обычным способом повязку не наложить: просто не хватит перевязочного материала!
Мы вспомнили про полотенца. Каждый день мы промывали рану и тампонировали тремя вафельными полотенцами, смоченными гипертоническим раствором. Отработанные полотенца дезинфицировали, стирали, кипятили и снова пускали в ход. После третьего использования они напоминали желтую рифленую тряпку, но другого перевязочного материала не было.
Каждая перевязка начиналась с традиционного постанывания:
— Ох, я ж корову продала, а он меня так изувечил!
— Терпите, все под контролем!
Так, обменявшись дежурными фразами, мы начинали работать. Больная терпела, а я старался как можно бережней промыть рану и сменить повязку. По-видимому, иглотерапевт занес женщине инфекцию, которая вылилась в гигантскую флегмону забрюшинного пространства. Просто удивительно, что у нее не развился сепсис.[23] Действительно, нет предела человеческому терпению!
Вообще я заметил, что женщины терпеливее мужчин. Ко мне попадали пациентки с такими заболеваниями и травмами, которые мужчина вряд ли выдержал бы.
Однажды я оперировал азербайджанца Ибрагима, тот подрался с армянами. Выходцы из Еревана ударили гордого жителя Баку ножом в спину. Не знаю, что там был за нож, но он со спины пробил насквозь всю печень, желчный пузырь, двенадцатиперстную кишку и оцарапал толстый кишечник. Даже по грубым расчетам, раневой канал был никак не меньше пятидесяти сантиметров.
Главное в хирургии повреждений печени — не оставлять полостей. В них могут скапливаться кровь и желчь, которые потом гноятся и провоцируют абсцессы печени и кровотечения. Для того чтобы ушить печень Ибрагима, не оставив свободного пространства, мне пришлось затампонировать печень частью сальника[24] на всю длину раневого канала, причем для этого пришлось удалить и желчный пузырь, который прикрывал выходное отверстие.
Далее пришлось ушить двенадцатиперстную и толстую кишки. Скажу, что все это было непросто, особенно мне, хирургу, работавшему самостоятельно всего полтора года. Но я справился.
Памятуя о тех, у кого развивался делирий, я позаботился о том, чтобы пациента надежно привязали к кровати широкими ремнями.
Не успел я закончить писать протокол операции, как услышал крики на незнакомом языке. Голосил азербайджанец.
— Чего кричишь? — подошел я к раненому.
— Пить хочу! — сказал он, осмотрев меня мутным взором. — Доктор, дай пить! Во рту сушит!
— Тебе нельзя пить! Была серьезная операция, ушита кишка. Попьешь — швы могут разойтись!
— Не разойдутся! Дай пить!
— Нельзя!
— Будь человеком, дай пить!
— Слушай, ты русский язык понимаешь?
— Понимаю! Дай пить!
— Я же говорю, кишка двенадцатиперстная зашита, швы могут разойтись, если попьешь. Двух часов не прошло, как зашили. Понимаешь?
— Да, понимаю! Дай пить!
— Не дам! Всю необходимую жидкость мы тебе в вену будем капать! Все, лежи, отдыхай!
— Ну дайте мне пить!
Чтобы не слышать этот рев, я спустился в ординаторскую и стал писать там. Минут через двадцать прибежала испуганная постовая медсестра:
— Дмитрий Андреич, у нас чепэ!
— Что такое? Что-то с больным?
— Да вы сами посмотрите. Такого вы еще не видели.
Чертыхаясь, я поднялся в послеоперационную палату.
Такого я и вправду еще не видел. Раненый с распростертыми и привязанными руками и с кроватью за спиной стоял в углу, возле умывальника, и, подставив голову под струю воды, жадно пил. Он поднял за спину большую тяжеленную функциональную кровать!
— Как ты сюда попал? — крикнул я, пытаясь оттащить пациента от крана. — Зачем пьешь?
— Пить хочу! Дайте пить! — пропуская мои слова мимо ушей, орал раненый.
Вдвоем с медсестрой мы еле оттащили его от крана, вернули кровать в прежнее положение и откатили на место. Отсюда до умывальника было метров пять.
— Маргарита Сергеевна, — обратился я к медсестре. — Объясните, как у вас пациент добрался до умывальника с кроватью на спине?
— Дмитрий Андреич, вы не ругайтесь, не знаю. Пока я уколы по палатам ставила, он и успел. А как, не знаю!
В это время Ибрагима вырвало, фонтан водопроводной воды вылетел из его глотки. Мы вытерли страдальцу рот и сменили постель.
— Дайте пить! — не унимался несчастный. — Хочу пи-и-и-ть!
— Послушай, Ибрагим, — теряя терпение, сказал я. — Тебе нельзя пить! Н-е-ль-зя! Усек?
— Да понял! Дайте пить!
— Маргарита Сергеевна, сделайте ему реланиума два куба! — сказал я и принялся ждать, когда подействует успокоительное, наблюдая за раненым через приоткрытую дверь.
Два миллилитра реланиума, похоже, ему были как слону дробина. Ибрагим продолжал требовать воды, не умолкая ни на минуту. Из соседних палат стали испуганно выглядывать другие пациенты.
Минут через двадцать ор достиг апогея, и привязанный Ибрагим стал елозить на кровати, пытаясь раскачать ее. Я с удивлением наблюдал за ним. Кровать широкая и тяжелая, но худосочному азербайджанцу удалось каким-то чудом раскачать и перевернуть ее.
Кровать упала на бок, раненый поднялся на ноги вместе с ней и снова попытался пробраться к крану. Мы снова уложили его на место. Добавили еще пару миллилитров успокаивающего, после еще. Он заснул только после шести кубиков.
