Маша Трауб - Плохая мать
Она ничего не видит. Думает, он нормальный, обычный ребенок. Но вы-то, теть Оль, видите? – продолжал Гоша. – Как вы думаете, может так быть, чтобы от нас ничего, а от тех – все? Представляете, он как Наташка, ничего не выбрасывает. Вот что это такое? Ладно, Наташка жила в нищете, но у Саши всегда все было, а он даже сломанные игрушки не отдает. Он станет алкоголиком и его шарахнет током в трансформаторной будке. Не знаю, что мне делать. Это так больно – признавать, что твой ребенок... Хорошо, что отец не видит...
– Ты бы не спешил с такими заявлениями.
– Я реалист. Мне вообще иногда кажется, что не я его отец.
Гоша уронил чашку на блюдце. Чашка разбилась, кофе разлился по скатерти.
– Черт, простите.
– Ничего, сейчас вытру.
Мама собирала осколки и видела, как Гоша баюкает свою руку.
– Что у тебя с рукой?
– Тремор. На нервной почве. Трясется. Не все время. Когда волнуюсь.
* * *Когда мы вернулись на Север, Аня ждала нас за накрытым столом. Дядя Юра, как всегда, отсутствовал, но мужчина в доме был – новый Анин поклонник, Дмитрий. Митя.
Митя на вид был чуть старше меня.
– Ребенок, ты хоть совершеннолетний? – ахнула мама.
– Да, – обиделся Митя, – мне скоро девятнадцать.
Мама посмотрела на Аню, но промолчала. Видимо, только из-за меня.
– А что мне было делать? – шептала Аня моей маме. – Я думала так, на одну ночь, а он под дверью сидел. Вот я ему и разрешила переехать – на время, конечно. Чтобы не окочурился там.
Митя влюбился страстно. А после того как она разрешила ему жить с ней, чуть не умер от счастья – в прямом смысле слова. Он, покидав в рюкзак вещи, перебегал через дорогу. Выскочившую из-за поворота машину просто не заметил. Через две недели с загипсованной ногой Аня забрала его из больницы. Митя был на седьмом небе. После всего пережитого он решил, что она – женщина его жизни. И сказал, что хочет на ней жениться. Она неожиданно согласилась.
Митя хотел, чтобы было как у всех – новый костюм, невеста в белом и в фате, цветы, машина. Аня уговорила его посидеть тихо.
Скандалы начались из-за фотографий, на которых Аня была запечатлена со своими многочисленными поклонниками. Митя хотел их выбросить, а она не разрешила.
– Зачем они тебе нужны?! – кричал он.
– Это моя жизнь, мое прошлое! – кричала она в ответ.
– Чтобы смотреть и вспоминать?
– А если и так? Ты не имеешь права распоряжаться моими воспоминаниями!
Они бурно ругались, бурно мирились. Аня клялась, что он – самый лучший, самый дорогой ей человек, что она выбросит эти фото. А Митя уверял, что больше не скажет и слова против, что она права – это ее жизнь. И он ей верит.
Когда в квартире раздавался телефонный звонок и звонили Ане, Митя заводился.
– Кто это звонил? Очередной твой бывший?
– Я не обязана перед тобой отчитываться.
– Обязана. Ты моя жена.
– Да, это мой бывший. Только не очередной, а просто бывший. И что?
– Почему он сюда звонит?
– Спросить, как я поживаю. Что в этом такого?
Каждый раз одно и то же. Одни и те же слова. Митя требовал, чтобы она немедленно перезвонила и сказала, чтобы он, бывший, больше никогда не звонил. Она говорила, что это глупо и не будет перезванивать.
Однажды Митя из окна увидел, как Аню целует мужчина.
– Что это за придурок? – спросил он, когда она вошла в квартиру.
– Это не придурок, а очень уважаемый человек.
– Почему он тебя целовал?
– Это был дружеский поцелуй.
– Ты с ним тоже спала?
– Не тоже. Я его любила. Он был женат. Все это закончилось задолго до встречи с тобой.
– Он же старый.
– Он не старый.
Митя не выдержал после того, как познакомился с дядей Юрой. Дядя Юра в очередной раз вернулся из мест заключения. Мама была в командировке, Аня занята Митей, и никто его не встретил.
Дядя Юра, кстати, был совсем не похож на уголовника. У него был глубокий уверенный баритон и манеры, некий лоск и определенный снобизм. Так вот, дядя Юра открыл дверь своим ключом – дома никого не было – и пошел в ванную. Надел халат, тапочки – ему понравилось, что все осталось на прежних местах – и пошел готовить обед.
Митя вернулся раньше Ани и мамы. Пытался открыть дверь, но она была заперта изнутри. Он позвонил – ему открыл незнакомый мужик в его халате и в его тапочках. Мужик держал в руках половник и вел себя по-хозяйски. Митя испугался, сказал, что ошибся дверью. Мужик пожал плечами.
После этого Митя твердо решил развестись.
– Это наш сосед. Я тебе сто раз говорила, – устало доказывала Аня.
– Мне кажется, ты переспала со всем городом, – говорил Митя. – Я иногда думаю, что смогу тебя убить. Из ревности. Сколько у тебя было мужчин? Сто? Двести? Знаешь, что меня больше всего убивает? Ты спишь! Ложишься и спокойно засыпаешь. Я прошу тебя поговорить со мной... А ты спокойно можешь уснуть в такой момент!
– Митя, не сходи с ума...
– Все, я ухожу.
Митя собрал свой рюкзачок и ушел.
А Аня вернулась к своему начальнику. Точнее, начальник вернулся к Ане.
Конечно, она его любила. До потери разума, до истерики, до невозможности вздохнуть, до черноты перед глазами.
Аня ждала ребенка. Была на пятом месяце, когда начальник это «разглядел».
– Это не твой ребенок, – сказала Аня, – но ты ведь его уже любишь? Правда?
– Правда, – соврал начальник, успевший глубоко вздохнуть и выдохнуть. – А кто папаша? – осторожно уточнил он.
– Муж. Митя, – ответила Аня. – Но какой из него отец? Он сам еще маленький. Ты ведь запишешь его или ее на себя? Кстати, ты кого хочешь – мальчика или девочку?
Начальник уже имел и мальчика, и девочку – от законной супруги – и больше никого не хотел. Если честно, то очень не хотел, поскольку отцовство не доставляло ему никакого удовольствия. Сын без конца клянчил деньги, дочь недавно обнаружилась в «плохой» компании.
От таких потрясений начальник снова ушел в запой. Только не так безобидно, как раньше. И как Аня, определявшая степень опьянения не хуже опытного нарколога, проглядела пограничное состояние? Что уж начальнику не понравилось, неизвестно. Он посадил Аню на стул, привязал, взял ножницы и отрезал ее роскошные волосы. Кусками.
Аня плакала и привычным жестом поправляла прядь, которой уже не было.
– Ему просто нельзя было пить, – твердила она, – все из-за этого. А так он нормальный. Он меня любит.
– Ань, о какой нормальности ты говоришь? – возмущалась моя мама, укладывая Аню на сохранение в роддом – от всего пережитого она могла потерять ребенка.
– Я его люблю, – сказала Аня.
Она родила девочку, которую назвала Полиной, и рассталась с начальником. После родов она как будто вышла на новый виток – жила последним днем.
Легко срывалась с места, хватала дочь и неслась в неведомые гости. Там пила, танцевала, хохотала. До упаду, до пяти утра. Полинка засыпала на чужих кроватях, креслах и диванах. Хозяева вызывали машину и выдавали плед или одеяльце, чтобы укрыть девочку. Аня хватала спящую дочку, заматывала в плед, пила на прощание шампанское и ехала домой.
