Екатерина Вильмонт - Полоса везения, или Все мужики козлы
– Если ее лечить! – довольно решительно заявил Сергей. – Мороженое будете?
– Нет, спасибо.
– А кофе?
– С удовольствием.
Кофе тут был великолепный.
– Ах, хорошо… – сказала я, отпив глоток. – Спасибо вам огромное, Сережа.
– Не за что.
После обеда он отвез меня домой. Когда его «БМВ» въехал во двор, я сразу заметила возле своего подъезда знакомый «фольксваген-пассат». Так, только этого мне и не хватало! Я хотела было попросить Сергея высадить меня у въезда во двор, но потом решила – может, так оно и лучше. Пусть Макс видит, что я могу и без него обойтись.
«БМВ» подкатил к подъезду, Сергей вышел, открыл мне дверцу (откуда он знает все эти штуки?) и, глядя мне в глаза, спросил не без робости:
– Мария, можно я позвоню?
– Конечно, Сережа, я надеюсь, что вы придумаете что-то насчет машины…
– Да, да, обязательно!
– Спасибо вам за все, за обед и за заботу!
Заметив, что Макс вылезает из машины, я встала на цыпочки и поцеловала Сергея в щеку. Он совершенно ошалел.
– Мария! Я…
– До свиданья, Сережа!
Я повернулась и двинулась к двери, делая вид, что просто не замечаю Макса. Он стоял возле своей машины, с интересом за мной наблюдая. И, похоже, то, что он видел, ему совсем не нравилось. Я вошла в подъезд, и тут же за мной вошел Макс.
– Маша! – окликнул он меня. – Не притворяйся, что ты меня не видишь!
– Я просто не хочу тебя видеть! Ты для меня больше не существуешь.
– Я уж вижу… Для тебя теперь существует только этот крутой парень на «БМВ». Быстро же ты утешилась!
– А по-твоему, я должна день и ночь лить слезы из-за того, что ты женишься на этой швабре? Скорее, тебе надо сокрушаться по этому поводу.
– Маша, зачем ты так… Я ведь люблю тебя…
– Знаешь, Макс, я женщина скромная, меня вполне устраивала половина, а вот трети мне, извини, маловато. Как, впрочем, и твоей Лидочке. Ты слишком любвеобилен, Макс. Меня предупреждали, а я не верила…
– Ты просто ничего не понимаешь… Это жестоко…
В этот момент из лифта вышла девочка с ирландским сеттером и смерила нас любопытным взглядом.
– И вообще, это не место для объяснений. Да и объясняться нам незачем. Всего хорошего, Макс!
– Позволь мне зайти к тебе… я должен все-таки объяснить…
– Не нужно. Все понятно и так. Прощай, Макс!
И я ступила в лифт. Он на мгновение замешкался, и дверцы лифта сошлись буквально у него перед носом.
– Ну и черт с тобой! Пропади ты пропадом! – донеслось до меня.
Вот это и в самом деле был конец. Отличный финал по всем законам драматургии. Правда, финал не для трагедии, а в лучшем случае для трагикомедии. А вернее, для идиотской комедии, до невозможности глупой и нелепой. Прощай, Макс!
Дома я дала волю слезам. Но наплакавшись, подумала, что надо сегодня же позвонить Вырвизубу и сказать, что могу приступить к работе, не дожидаясь первого числа. Работа – самое лучшее лекарство от любви.
Только не связывайся с этим Сережей, предостерег меня внутренний голос. Не пытайся вышибать клин клином, не поможет! Да что я такого сделала? Сходила с ним в ресторан, и только-то. Никаких авансов я ему не давала, а машина новая мне нужна позарез, ну, не новая, но другая. Да этот парень на тебя запал! Ну и что? Я же не виновата, что нравлюсь, просто, по-видимому, сорок лет – мой возраст. У каждого человека есть свой возраст. И мой возраст – сорок! Что ж теперь делать?
Постараться не терять голову, совсем тихо прошептал внутренний голос. Молчи, дурак, сказала я ему и позвонила Вырвизубу. Тот безумно обрадовался и пригласил завтра в двенадцать прибыть в редакцию.
Домой я привезла целую стопку рукописей и сразу взялась за дело. Главное – не думать о Максе. Жаль, нельзя отключить телефон. Я конечно же уверена, что он не позвонит, но так… на всякий случай. Однако – нельзя, вдруг позвонит Лиза, или Белка, или Костя…
Словом, нельзя. Я налила себе большую кружку чаю с лимоном и открыла первую папку. И тут же расхохоталась. Первая фраза французского романа выглядела так:
«Мари-Франс жила в семиэтажном многоквартирном особняке на одной из фешенебельных авеню Марселя».
Многоквартирный особняк! Я глянула, кто этот гений.
Какая-то Антонина Журасик. И почему она полагает, что ей надо заниматься переводами? Собственно, можно больше и не читать – и так все ясно. Но для очистки совести я решила посмотреть, что там дальше. Ну, про особняк она не понимает, а в остальном, возможно…
Нет, невозможно, просто бред какой-то: «Ошуюю от Грегуара сидел Паскаль, одесную Иветт, а визави – Мари-Франс». Антонина Журасик в издательстве Вырвизуба печататься не будет. Слишком очевидно, что эта дама, если и читала в своей жизни хоть что-то, то, скорее всего, романы в подобных же переводах. Это случай почти анекдотический. Я отложила папку с ее переводом в сторонку и открыла следующую. Перевод с немецкого.
Австрийская писательница из новых. Я заглянула в оригинал. Написано хорошо, легко, с юмором. Что ж, поглядим, что за перевод. Поначалу все вроде бы гладко, без блеска, но по крайней мере грамотно, и то хлеб. Но на третьей странице я остановилась. Странно… «Это было в те времена, когда люди еще сидели на деревьях и стреляли друг в друга». Интересно, из чего они стреляли? Из пращи? Я заглянула в немецкий текст и чуть не свалилась со стула. Все понятно, переводчик спутал два глагола «scheissen» и «schiessen». В оригинале фраза звучала примерно так: «Это было в те времена, когда люди еще сидели на ветках и какали друг дружке на головы!» Смешно, но… бывает! Исправить такую ошибку несложно. Прочитав сорок страниц, я убедилась, что, несмотря на огрехи, это годный товар. Конечно, придется поработать с переводчиком, но – не катастрофа.
Я прошлась по комнате, чтобы размяться, покормила Гешку и, едва лишь вспомнила о Максе, сразу бросилась к столу. Только работа спасает от этой невыносимой, раздирающей внутренности боли. Я попыталась сосредоточиться, но мне это не удавалось. Господи, неужели Макса не будет в моей жизни? Я вскочила и решила по старой памяти разложить пасьянс. Одно время я страшно ими увлекалась, а потом совсем забросила. На большой пасьянс сейчас нет времени, раскину маленькую «косыночку». Итак, если с первого раза выйдет, все с Максом как-то образуется, если со второго – образуется, но далеко не сразу, а если три раза подряд не выйдет, значит, пиши пропало. Пасьянс сошелся с третьего раза.
Неужели все-таки есть надежда? Если верить в это, то жить еще можно… А не сходить ли мне к Алисе, соседке, бывшей гадалке? Но если она скажет, что надежды нет, тогда жить станет еще тяжелее…
Я с тоской вспомнила свою, такую еще недавнюю, спокойную жизнь без всякой любви до полосы везения…
