Лесли Дэниелc - Уборка в доме Набокова
— Барб, день, когда твой отец появился на свет, был счастливейшим днем моей жизни.
Я лишилась дара речи.
Мама заполнила образовавшуюся паузу сообщением, что на предстоящей церемонии у меня будет отличная возможность познакомиться с одним «симпатичным доктором». Я напомнила, что недолюбливаю докторов.
— Да что ты фордыбачишь? — возмутилась мама. — Раньше недолюбливала юристов, теперь докторов. На тебя не угодишь.
— Про юристов ты врешь, это была не я. А платье твое мне очень нравится.
Это ее заткнуло. Платье было красивое, серебристое, сетчатое. На фотографии мама выглядела миниатюрной русалкой в летах.
Мама позволила Дарси надеть на церемонию наряд в черно-серебряной гамме — при условии, что серебряный будет преобладать (вся свадьба планировалась в арбузных и серебряных тонах). Предполагалось ушить папин фрак для Сэма. Он будет наряднее самого жениха, доктора Голда. Я решила, что на всех фотографиях буду стоять перед Сэмом, частично загораживая его талию.
Мама заявила, что собирается пригласить на свадьбу Джона — пусть приезжает вместе с подругой. Джон маме всегда нравился. Даже после суда она не сказала о нем ни одного дурного слова.
— С Айрин? — ужаснулась я.
Было слышно, как мама записывает.
— Она стройненькая?
Пришлось повысить голос, чтобы она услышала:
— Не вздумай их приглашать. Если ты их пригласишь, я не приеду.
— Успокойся, — сказала мама. — Ладно, не буду. Мне нужно обсудить с тобой проблему поважнее.
Она объяснила, в чем незадача. Ей хотелось пригласить вдову моего кузена, но у той, вот беда, нет спутника, так не могу я чем-нибудь помочь. Как, я не согласна с тем, что это просто ужасно? И что написать в приглашении?
Нашу с Джоном свадьбу мама организовала без всех этих дурацких выкрутасов; впрочем, возможно, я просто была слишком брюхата или слишком печальна — и ничего не заметила.
За месяц до моей свадьбы, на похоронах моего кузена, пять его бывших подружек сидели друг напротив друга на скамейках в квакерской молельне и плакали. Были они одна другой красивее и безутешнее. Его первая любовь прибыла и убыла в лимузине, так и не подняв черной вуали.
Я сказала маме: приглашай вдову кузена, наверняка у вас найдется какой-нибудь неприкаянный доктор. Мама стояла на своем: я должна попытаться найти для вдовы «симпатичного мужчину, спутника». Она сказала, что на свадьбе будет барная стойка. Видимо, по ее понятиям, симпатичного и обходительного мужчину мне следовало поискать в реабилитационном центре для алкоголиков.
— Ну а ты? — Она снова обратилась к своей любимой, пусть и постыдной теме: разведенная дочь. В смысле — я.
Я решила от нее отвязаться — не то мне и правда найдут какого-нибудь медика, или алкоголика, или то и другое вместе.
— Я, наверное, приеду с приятелем. Он столяр. Мы пока не очень хорошо знакомы.
— А дети его видели?
— Нет.
— Тогда пусть все думают, что они дети Джона и Айрин, а ты как бы одиночка?
— Никакого Джона. Если хочешь увидеть на свадьбе свою дочь и своих внуков, не вздумай приглашать Джона и его поденщицу. И это мое последнее слово.
— Барбара, как тебе не стыдно повышать на меня голос?
Я глубоко вздохнула:
— Кстати, у меня есть подходящий диджей, правда, берет он недешево.
— Это нестрашно.
Для мамы «дорого» значит «качественно».
Я оставила у Сида на автоответчике сообщение — предложила ему поработать диджеем на свадьбе моей мамы. Сказала, чтобы сам назвал цену. Потом позвонила Руди — попросила сопроводить вдову моего кузена. В первую же фразу я ввернула слова «барная стойка».
Руди сказал, что, пожалуй, придет к маме на свадьбу.
Грега я решила пока не приглашать: чем больше я об этом думала, тем меньше мне нравилась эта затея.
Масло
Ни один день в доме свиданий не был похож на другой. Я заметила, что наш распорядок во многом зависел от школьного календаря. Настал четверг перед пасхальными каникулами (и я почти разуверилась, что кто-либо опубликует «Малыша Рута»), Все лихорадочно собирались в дорогу — в гости к свекрам и тещам — или запекали громадные окорока на двадцать родственников. А между делом решили немножко порадовать себя любимых — и приехали к нам. В маникюрных салонах было практически пусто. Накануне я впервые за всю свою онкведонскую жизнь наведалась к педикюрше. В салоне, судя по всему, прекрасно знали, кто я такая, и обращались со мной как со знаменитостью — принесли чай и бесплатно сделали французский маникюр. В босоножках на высоком каблуке мои пальцы казались какими-то незнакомцами.
Я положила горячий хлеб на решетку остывать, свежее масло поставила в холодильник. То был старый, горбатый, прожорливый холодильник, однако Бабуля Брюс относилась к нему с особой приязнью и подробно проинструктировала меня, как за ним ухаживать: в числе прочего раз в месяц его полагалось размораживать, не отковыривая лед вилкой.
Как правило, Дженсон приезжал пораньше и разводил огонь. Дни постепенно становились теплее, но время от времени разыгрывалась метель, и у камина было очень уютно. Новые посетительницы всегда первым делом хвалили камин, — можно подумать, они ожидали увидеть глянцевый винил или красный плюш. Дженсон, пользуясь моментом, подбрасывал в огонь полено — тем самым выкрадывал первый взгляд и часто бывал вознагражден походом наверх.
Я открыла программу обработки данных и стала подытоживать, какие мне удалось сделать прогнозы. Похоже, рано или поздно каждого принимались шлепать. Странно. Еще одна характерная черта — поначалу дамы, по всей видимости, сами не знали, чего хотят, но, возвращаясь снова и снова к своему «партнеру», начинали высказывать более определенные требования, становились смелее. На многих листках с отчетами стояла буква «Р» — я понятия не имела, что она означает. Просто удивительно, в каком количестве опросников секс не упоминался вовсе, зато имелась эта буква «Р». Я так и не разобралась — это какой-то шифр или я чего-то не понимаю.
Джинна с ее пристрастием к разнообразию никогда не вписывалась в шаблон. Полагаю, сознание, что в соседней комнате тоже занимаются сексом, заводило клиенток сильнее, чем они признавали, — но проверить это было невозможно.
Парни входили в дверь, здоровались. Я слышала, как Дженсон складывает поленья в камине.
Мне было неприятно, что я наживаюсь на расизме, главном пороке Соединенных Штатов, — но Уэйн безусловно зарабатывал больше других, тягаться с ним мог разве что Тим. Думаю, дело было не только в цвете его кожи, интриговавшем посетительниц, но и в его безукоризненной опрятности. Рядом с ним остальные парни выглядели слегка неприбранными. Наверное, дело в том, что все на нем было отглажено. Немногие мужчины из Онкведо сознавали, как полезно пользоваться утюгом.
Одно было очевидно: когда мы открыты, мы работаем с полной загрузкой. Порой приходилось просить клиенток, явившихся без записи, прийти в другой раз.
Увеличить число комнат не представлялось возможным, да и вообще, я не хотела набирать новых сотрудников. Мои парни мне нравились, и друг с другом они ладили.
Придется, по примеру Грега Холдера, поднять цену, чтобы регулировать спрос. Я решила, что с началом весенней лихорадки увеличу ее наполовину, воспользуюсь обычным в это время года беспокойством и недостатком мужского внимания, связанным с началом бейсбольного сезона.
Я подумала, интересуется ли Грег Холдер бейсболом. Грег Холдер. Память о прикосновении его губ была тревожной, возбуждающей, исполненной чего-то, вышибавшего почву из-под ног. А, знаю, чего исполненной. Влечения.
Как раз пока я думала эту мысль, в дверь вошла Марджи. Будь то моя собственная мать, я бы, наверное, меньше переполошилась. Марджи оглядела камин, безупречные стрелки у Уэйна на брюках, широченные плечи Сида. Тим и Дженсон уже были наверху с двумя дамами, покончившими с пасхальной готовкой. Марджи, как всегда, выглядела сногсшибательно, но одежда на ней была более облегающей, более откровенной, чем обычно. Я заметила, как мужчины оглядели ее с ног до головы — не как клиентку, а как нечто совсем иное. Сид распрямился. Уэйн улыбнулся самой грязной, самой похотливой улыбкой, какую только можно себе представить.
— Марджи! — разве что не заорала я. — Идем на кухню!
Она пересекла комнату сводящей с ума походкой длинноногой женщины на высоких каблуках; воздух от бедер расходился теплыми волнами. Я усадила ее на кухонный стул, включила электрический чайник.
— Ты зачем здесь? — осведомилась я. — И Билл об этом знает?
— Билл у матери, — сказала Марджи.
Мать Билла жила в отдельном домике на дальнем конце озера, и Билл часто ездил туда что-то починить или просто составить ей компанию.
Я услышала, как отворилась и затворилась входная дверь, глянула в зеркало и увидела, как Уэйн пошел наверх с одной из постоянных клиенток. Сид поставил свою любимую музыку, саундтрек к Джеймсу Бонду, «Голдфингеру». Довольно слащавая штука, остальные парни часто подшучивали, с какой это радости Сид так часто его ставит.
