Михаил Орловский - И пришел доктор...
Правда, командир пусть и не славился великой сообразительностью, но тоже в простачках не числился. Поняв, что проспорить со мной можно до конца рабочего дня, он вызвал одного из замов и, в его присутствии, приказал мне сдать всё тот же загранпаспорт, хотя официально он называется паспорт для временных выездов за границу.
Как водится, по стечению обстоятельств, через день я остро заболел. В больнице мне рекомендовали срочную госпитализацию. Очень срочную. Просто неизбежную. Прихожу к командиру, прошу отпустить меня на лечение. А он продолжает гнуть свою шантажную линию:
— Пока не сдадите паспорт, я Вам направление не подпишу, — с хмурым видом сообщил мне шантажист.
— Но… — начинаю открывать я варежку (или калитку, если больше нравится, то есть пытающийся возмутиться рот).
— Кру-гом. Шагом марш, — закрыл мне путь к возражениям командир.
Учитывая тупиковость ситуации, я уж не стал ему говорить, что по острым заболеваниям, тем более — морского доктора, в госпиталь и без направления положат. Подумал, что эта информация не требует оглашения. Молча пишу рапорт на плановое лечение.
Затем, довольный проделанной писаниной, поднял Законы и пишу другой рапорт, указывая, что паспорт для временных выездов за границу я не должен сдавать. Вся загвоздка в том, что Командующий свою директиву составлял, основываясь на Основных Царских указах, в которых чётко сказано: «…сдаётся лицами, допущенными к государственной тайне и работавшими с секретными документами». И не в отдел кадров, а туда, где он был получен, то бишь в Органы. Короче, процедура эта геморройная ещё та. Если по Закону.
Командир, прочтя мои малявы, устало почесал свою репу, подписал рапорт на госпитализацию и объявил мне устно выговор — за невыполнение приказа. Разумеется, сделано это было для устрашения, и никуда словесный выговор не записался.
Я же, почувствовав прилив необоснованного гуманизма, не стал раздражать напыщенного командира, прося, чтобы он данное наказание в письменной форме оформил, дабы я мог в суде его обжаловать: потому как, параллельно нашей переписке, в части случился очередной неуставняк, и командир бегал, словно ужаленный в одно, не очень интересное, место…
А его мыслящая субстанция — мозг, вес которого не превышал трёхсот пятидесяти граммов (среднестатистическая масса любого другого мозга одного индивидуума рода Homo Sapiens составляет 1650 граммов, ну, плюс минус скидка на возраст), стала думать дальше, чем бы меня ещё допечь.
ГЛАВА 51 ТРЕНИРОВКА В БЕЗУМИИ
«Только подготовленный ум может рассчитывать на удачу, на успех».
Луи ПастерМне, честно Вам скажу, такое командирское «допекалово» порядком поднадоело. Не то, чтобы оно мешало, но радости особой точно не привносило. Стали возникать отдельные экстрасистолы. Местами проявился дискомфорт. Систолы я не замечал, а вот дискомфорт… Терпеть не могу дискомфорт. Он у меня в печёнках уже. Однажды, в тёплый весенний день, надоумил я Лёлика, мою жалобу в штаб флота отнести. Он всё равно психиатр, ему не страшно.
Один экземпляр я по почте отправил, а второй, для верности, решил с Лёликом передать, поскольку он в Северогорск по своим бумажным делам ехал. Хотя, положа руку на сердце, не передача жалобы была нашей самоцелью, а проверка вояк на предмет нестандартных ситуаций.
Лёлик, облачившись в форму и взяв с собой, ради прикола, банку вазелина, чуть свет-заря, не спеша, поехал в самый главный штаб Баренцева моря. Штаб этот представляет собой, ни больше, ни меньше, целый мозг Северного Флота. Толку от него, конечно, мало, но жалобу туда занести — вполне осуществимая задача.
Пришёл, значит, мой боевой товарищ на КПП штаба (КПП — финское слово, в переводе звучит: Кхто Пропусхать Путэт), а там ни дежурного, ни офицеров, — одни матросы. Бескозырки набекрень, причёска нестриженная. Чешут лоб черепа своего немытыми культяпками. Лёлик, пристально глядя на бугристую черепушку:
— Я — старший лейтенант медицинской службы Алексей, принёс жалобу старшего лейтенанта медицинской службы Орловского, — весело прогорланил он, вертя баночку в руках.
— А на кого жалоба? — поинтересовались моряки — срочники, косясь на баночную этикетку, где жирными буквами, больше для ажиотажа, чем для информации, вызывающе, было написано «ВАЗЕЛИН».
— На Министерство Охраны, — отрапортовал им пришедший старший лейтенант.
Матросы взволновались:
— Надеемся, что не на КПП?
— Пока нет, — заверил их психиатр.
На выходе: «А всё — таки, на кого жалоба?».
«Теперь уже и на КПП».
Впустили врага в сердце Северного Флота, а если быть точнее — в левый желудочек. Проводили к дежурному по штабу, — моряку второго ранга или проще «капдва» (на сухопутный манер его звание находится прямо под полковником). Лёлик, завидев дежурного, чуть приоткрыл крышку на волшебной ёмкости, чтобы сразу стало понятно, кто здесь хозяин. Горько-сладкий запах давно просроченного вазелина, мгновенно расползся по первому этажу штаба.
Представленный капдва определённо напоминал колобка: толст, лыс и также бесполезен. Этакий терпила. Посмотрел юный врач на данное безобразие так, будто он согласен стерпеть присутствие последнего и разрешает его существование, сразу поставил диагноз, и снова оглашает: «Я — старший лейтенант медицинской службы Алексей, принёс маляву старшего лейтенанта медицинской службы Орловского». Сказал и светится от радости, как будто главный приз выиграл. Такое умиротворённое лицо, даже у меня не всегда получается сделать.
Капдва аж потерялся сначала, словно у него язык отнялся, и челюсть замкнуло. Его неподготовленный к таким поворотам жизни мозг, не знал даже, что и ответить. Более того, свежие воспоминания после медкомиссии, добавили впечатлений от появления медика с вазелином. Дежурный не мог вымолвить ни слова. А когда военный не знает, что сказать, то он задаёт какой-нибудь контратакующий вопрос, типа: «Почему не стрижен?». Или что-нибудь вроде этого.
Так и тот капдва, стал задавать вопросы, касающиеся причёски. И, приподняв фуражку, как образец, показал свою девственно чистую лысину. Про предмет в руках моего коллеги, он уточнить побоялся. От греха подальше.
Лёлик хотел сказать: «Да, Вас, батенька, сама природа стрижёт», но передумал. Армейцы могли ещё вспомнить, что и брюки у него не идеальной выправки и стоит он криво. А оно ему надо? Психосоматики ему и в клинике хватало.
Вместо рассуждений о природе-парикмахере, друг мой сделал язвительный жест № 9, потерев нос, словно рядом пахло навозом и «выстрелил»: «Я — старший лейтенант медицинской службы Алексей, принёс маляву старшего лейтенанта медицинской службы Орловского. Забыли уже?». Улыбка сменилась на добротную зловещую ухмылку.
Капдва очнулся. Взял в помощники своего помощника. Проводили Лёлика в кабинет, на котором мелким шрифтом (для конспирации) значилось: «канцелярия». А от него и требовалось-то лишь входящий номер на жалобе поставить. Казалось бы, нет ничего проще — поставить входящий номер. Если только Вы не к военным пришли. Лёлик же пришёл к самым что ни на есть военным, и даже дошёл до канцелярии.
Как и на КПП в канцелярии тоже никого не оказалось, один матрос беспомощный, в тельняшке. Такое ощущение могло сложиться, что штаб матросы захватили. Рабочий же день, товарищи! Где штабные старослужащие? Где машинописцы и малявоприниматели?
Канцелярский боец с испуганными глазами, побоялся маляву принимать, словно это была чашка с ядом. Как ни странно, но он всё правильно сделал: кожу с него живого точно бы сняли или пальцы ампутировали. «Колобок» впервые за много лет проявил смекалку:
—А Вы же могли по почте жалобу отправить, — сказал он с некоторым сомнением, будто предлагал что-то незаконное.
Товарищ мой скромно промолчал, что уже и так отправили, и пошёл обратно, — времени свободного у него не оставалось.
По дороге к выходу капдва, забыв про вазелин и несколько осмелев, стал любопытничать: что за жалоба: почему не по команде и т. д. и т. п. Он сумел остановиться, лишь, когда Лёлик решил проверить на нём психологическое оружие.
— Хорошая есть поговорка, товарищ капитан второго ранга: «Любопытному Варвару на базаре…», — недоговорил Лёлик, заглядывая на самое дно бледных глаз оппонента, высматривая соответствующую реакцию. Как и следовало ожидать, реакция проступила: дежурный по штабу подавился воздухом.
— Ладно, на сегодня тренировка в безумии отменяется, — заверил Лёлик военных. — Жалко только вазелин не пригодился. Всего хорошего, — на его лице снова засияла добрая обескураживающая улыбка.
— До… до… свидания, товарищ старший лейтенант медицинской службы, — попрощались с ним штабные, искренне радуясь, что вазелин не пригодился. — Б-будете снова проходить мимо — п-проходите.
